Во рту я чувствовал вкус крови. Вниз по подбородку текла липкая слюна. Когда я открыл глаза, вокруг меня была темнота, кромешная темнота, которая принесла с собой страх слепоты. Все мое тело стало одной большой болью, и любое движение было настоящей мукой. Я с трудом дотянулся рукой до лица и вытер его. Я ничего не видел!
— Иит! — я думал, что закричал это и эхо усилило боль в голове.
Ответа не последовало. Темнота не рассеивалась. Я попытался пощупать вокруг себя и, когда рука наткнулась на что-то твердое, моя память проснулась. Я находился в спасательной шлюпке, мы вернулись на корабль за мгновение до того, как он вошел в гиперпространство.
Я не знал, насколько серьезно был ранен. Так как спасательная шлюпка изначально была создана для того, чтобы заботиться о выживших после аварии в космосе раненых, мне нужно было только добраться до гамака — и аппарат должен был сам активизироваться, чтобы лечить меня.
В темноте я стал искать гамак. Только одна рука подчинялась мне, другой я совсем не мог пошевелить. Но кроме стены я ничего не нащупал. Я попытался переместить свое тело вдоль нее, ощупывая стену, разыскивая какой-нибудь разрыв, какое-нибудь изменение в ее поверхности. В небольшой рубке спасательной шлюпки я давно уже должен был наткнуться на один из гамаков. Я размахивал рукой в разные стороны, разгребая густую темноту и ничего не находил.
Но я находился на спасательной шлюпке, и она была слишком мала, чтобы я до сих пор не натолкнулся на гамак! Мысль о гамаке, который ждет меня, чтобы смягчить боль и начать лечение, так захватила меня, что я приложил еще больше усилий, чтобы найти его. Но, сделав нескольких медленных и неуверенных, приносящих боль движений, я понял что гамака здесь нет. И то помещение, в котором я находился, не было спасательной шлюпкой. Мои руки бессильно опустились на пол и прикоснулись к маленькому неподвижному тельцу. Иит! Наощупь я определил, что теперь он не обладал внешностью гуманоида. Это был Иит, мутант, такой каким он появился на свет.
Я провел пальцами по покрытому мехом боку, и мне показалось, что внутри его тельца что-то слабо затрепетало, как будто его сердце все еще билось. Затем я попытался на ощупь определить, есть ли у него какие-нибудь серьезные раны. Казалось, темноту можно было потрогать, — я не позволил себе даже предположить, что ослеп. Дышать было трудно, как будто от недостатка света стало меньше и воздуха. Я испугался, что нас действительно заперли где-то, чтобы мы погибли от удушья.
Иит не реагировал на мои попытки связаться с ним. Я попытался хоть как-нибудь сориентироваться. Мы лежали в узком помещении, дверь из которого не поддавалась при моих слабых попытках открыть ее. Мы, несомненно, были на борту «Обгоняющего ветер» — и я был убежден, что нас заперли в одной из переоборудованных для перевозки груза кают. Это означало, что Рызк принял команду на себя. Я не знал, как он объяснил все закатанину. Но наши поступки были действительно достаточно странными, чтобы придать убедительность его утверждению о том, что мы занимались противозаконными делами и, кроме того, Рызк мог доказать, что на борт корабля его доставили обманом. Поскольку это была правда, телепат-Зильрич, конечно, поверил ему. Теперь они вполне могли лететь к Патрулю, чтобы передать нас ему как похитителей людей и пособников пиратов Блуждающей Звезды. Преодолевая боль я представил, как эти факты будут выглядеть со стороны, и понял, что с помощью Зильрича Рызк мог легко выиграть это дело.
То что мы спасли часть сокровища, еще ничего не значило. Мы могли оставить добытые предметы себе, а за закатанина потребовать выкуп. Такие случаи нередки.
За то, что Рызк выдаст нас Патрулю, ему могли вернуть его официальный статус. И если меня подвергнут углубленному допросу, то им станет известно о камне предтеч. После этого Патруль наверняка будет считать, что мы ведем двойную игру. В ближайшем порту Рызку нужно будет только сыграть роль абсолютно невиновного человека, и наша игра будет проиграна.
Все выглядело так безнадежно, что я не в силах был ничего придумать, чтобы спасти положение. Если бы у нас был хотя бы один камень предтеч, мы еще могли бы побороться — я безоговорочно уверовал в необыкновенную силу этих странных камней. Только бы не умер Иит!
Я вновь нащупал его тельце и осторожно положил голову Иита к себе на колени. Я не ощущал биения его сердца и он не отвечал на мои мысли. Так что у меня были все основания полагать, что Иит умер. В этот момент я забыл все свое раздражение против него. Он вмешивался в мою жизнь, но, наверное, я как раз и нуждался в такой опоре на более сильную волю. Первым моим «ведущим» был мой отец, затем Вондар Астл, и наконец Иит…
Я просто не мог согласиться с тем, что это был конец. Если Иит действительно мертв, Рызк заплатит мне за его смерть. Я лишился и компаньона, и своего чудесного камня, но на мне еще рано было ставить крест.
Раньше я был уверен, что не обладаю телепатическими способностями. Конечно, до встречи с Иитом я вообще не подозревал о таких способностях своего разума. Он установил контакт с моим мозгом, и именно у него я научился телепатическому общению. Однажды, когда нам было особенно тяжело, для того, чтобы доказать офицеру Патруля нашу невиновность, он установил мысленный контакт моего сознания с сознанием другого человека. Потом он научил меня изменять свой облик, и именно я обнаружил, что камень предтеч может произвести почти полное изменение.
Теперь, когда я беспомощный должен был надеяться только на себя, у меня осталась только одна — очень слабая — искорка надежды — закатанин.
Он, как Иит, был настоящим телепатом. Мог ли я связаться с ним? Что если попробовать позвать его?
Я вперился взглядом в темноту, которая, как я надеялся, не останется со мной до конца жизни, и представил лицо Зильрича таким, каким видел его в последний раз. Теперь я старался как можно дольше удерживать этот образ перед собой, как пункт назначения моих мысленных импульсов. Я отправил не связную информационную мысль, а лишь сигнал внимания, призыв о помощи.
И мне удалось установить контакт! Я это ясно почувствовал, еще прежде чем пришел ответ.
Но я был бесконечно разочарован. С Иитом телепатический контакт отличался ясностью и понятностью, таким же он был в присутствии мутанта и с закатанином. Сейчас же на меня обрушилась лавина ярких, непонятных мне понятий и образов, мелькавших так быстро, что разобрать их было абсолютно невозможно, и все это подействовало на меня так болезненно, что мне пришлось отступить и прекратить связь.
Иит был тем связующим звеном, без которого я не мог обойтись. Иначе все мои попытки охватить этот вихрь чужеземных мыслей просто могли свести меня с ума. Я взвесил свои шансы. Я мог оставаться здесь, в заточении, дожидаясь того, что приготовил для меня Рызк, или же снова попытаться связаться с закатанином. Смириться со своей беспомощностью было не в моих правилах.
Итак, осторожно, как человек, ищущий тропинку через чавкающее болото, в котором лязгают тысячи голодных, готовых проглотить его пастей, я отправил еще один мысленный импульс. Но на этот раз я телепатировал очень медленно и тщательно, впечатление за впечатлением. Я не пытался объяснить что-нибудь Зильричу так, как я делал в мысленных беседах с Иитом. Я постарался последовательно создать в его представлении ряд картин, иллюстрировавших наши приключения и мое положение. Конечно, я боялся, что мой медленный «рассказ» был так же непонятен ему, как его чрезвычайно быстрый поток для меня.
Один раз, два, три, четыре раза я продумывал все то, что приготовил для сообщения. На большее меня не хватило. Боль в моем теле была ничтожной по сравнению с той болью, что переполнила мой мозг. Контакт разорвался, когда я потерял сознание, так же, как это случилось, когда мы входили в гиперпространство.
Меня как будто покалывали острой иглой. Я вздрагивал от этих уколов, которые из слабых и отдаленных превратились в более настойчивые и болезненные. У меня не было сил реагировать на этот раздражитель, но уколы продолжались. Кто-то требовал от меня вернуться к тому, что я уже не хотел продолжать.
