Син и Мэлли складываются пополам, гигантские волны сотрясающего легкие смеха вырываются у них из груди. Даже ее мнимо-заботливой подружке тяжело сдержать веселье. Джеми в бешенстве.

Утомленная потехой, Бекки забывает потребовать назад свой фотик и уносится на танцпол, растранслировать инцидент подружкам. Я убираю его в сумочку. Потенциальная тема для дрочки.

– Еж твою двадцать, Милли, я слышал а про тебя, что ты любительница устраивать геморрой девушкам, но это ни в какие ворота не лезет, – Син дьявольски покачал головой. – За каким же хуем она так надралась, ё? Ниибацца ребенок, ты посмотри ей на рожу? Ей же не больше, чем четырнадцать.

– Сам понимаешь, нам надо чего-то решать, – перебивает Джеми. – Нельзя же здесь ее оставлять. В смысле, сами видите, это полный финиш, нет? Ее подружки не в состоянии за ней присмотреть? Вы слышали, как на той неделе возле «Аллертон-Тауэрс» девочку затащили в машину?

– Ну, она едва ли идеальный объект для изнасилования, нет? – говорю я.

– Не уверен, что существует критерий для жертв изнасилования, – саркастически возражает он.

– Ну, разве вся фишка не в удовольствии от навязанного секса? Я имею в виду, она едва ли в состоянии сопротивляться? Это все равно, что насиловать надувную куклу. Чего в этом прикольного?

– Ой, пора взрослеть, Милли. Ниибацца хватит уже. Я надеюсь, что если ты когда-нибудь дойдешь до такого состояния, ты не окажешься .на руках человека, столь эгоистичного как ты.

– Но мне это не грозит, нет? Дойти до такого состояния? Я к тому, что в этом то вся разница между мной и девочки вроде этой. Они тупо надираются и ждут, чтобы их друзья или какой-нибудь на хуй мистер самаритянин, вроде тебя, за ними присмотрел. Они на хуй эгоистичные – не я. Таких девок и надо учить.

– Замечательно слушать это от человека, который меньше десяти минут назад собирался метать здесь харчи.

– Ага, – говорю я, быстро покосившись проверить, слышал ли это Син. Не слышал.

– Но я не шаталась где ни попадя, так? Я не падала на колени к незнакомым людям, так? Скажи, ты хоть раз видел меня в подобном состоянии?

Вопрос некоторое время висит в воздухе, затем Джеми наклоняет голову к ее щеке:

– Как ты, маленькая?

– У?

В ее глазах испуг разбуженного человека.

– Будешь еще воды?

Она утвердительно мычит, потом на ее лице мелькает паника.

– Куда все делиш? – она восхитительно пришепетывает. -Они шо ушли беш меня?

Она резко вскакивает.

– Все нормально, дитенок, – успокаивает Джеми, помогая ей удержаться на ногах. – Твои подруги здесь.

Мгновение она стоит, потом падает обратно к нему на колени.

– Мне нужно домой.

– Ну, не волнуйся, дитенок, мы не отпустим твоих подруг уйти без тебя, правда, Милли?

Я закатываю глаза, обратившись к Сину.

– Ты не понимаш. Мне надо вернуться. А то папа мне даст.

– Я тогда отвезу тебя домой? – предлагаю я.

– Ей стоит прогуляться.

– Пошалуста? – икает она. – А то он мне даст. Мне и маме, что отпустила.

– Где ты живешь? – спрашиваю я и протягиваю руку, трогая ее бедро.

– Киркдейл.

– На другом конце города от меня, – вздыхаю я. – Если я тебя нормально отвезу домой, мне можно будет у тебя заночевать?

Теперь моя рука подбирается к ее пизде.

– Ахга! – говорит она, впервые захлопав глазами в мою сторону. – Ты подрушка Бекки?

– Типа того.

– Только мне надо сейчас подрываться. Пока его дома нет. Ты нас проводишь?

– Да, бери пальто, уговорила! Джеми сбрасывает мою руку.

– Ебаный в рот, Милли – сходи найди ее подружек, ладно, и брось страдать хуйней.

– Она все равно не мой типаж, – говорю я, вставая и корчу ему рожу. – Слишком бледненькая, слишком волосатенькая и вдобавок вторничные трусы? Не, нам не покатит, чтоб ты знал.

Наши взгляды смыкаются через ее голову, отчего сердце у меня проваливается в пищевод. Что-то в его глазах говорит мне: вот оно. У нас с ним почти что все кончилось.

Я допиваю свое пиво и чешу на танцпол. Кев иступленно отплясывает, совершая свои безумные выкрутасы руками, нашелся ебты мистер Заводила. Его группиз отдали предпочтение не грозящим ни малейшим риском танцам, что составляют закон жанра девочек высшего класса и не-любителей химии – руки вверх, кисти слегка сцеплены над головой, глаза закрыты, и голова покачивается из стороны в сторону в такт музыке. Безопасно. Просто.

Я проталкиваюсь в центр танцпола, пользуясь всеми преимуществами всеобщей толкучки: шлепаю по задницам и перекидываю стрелы на ближайшего парня. Бекки замечает меня и начинает танцевать, тряся запястьями в ритм песни. Она выглядит абсолютно по-идиотски, как будто ее по-страшному скрутило .судорогами.

– Как Сьюии? … Она ОК?

Ее голос повторяет темп музыки. Я поближе присматриваюсь к ней. Ее глаза совершенно черные, и вся нижняя часть лица подрагивает, но только когда я замечаю на заднем фоне ехидную физиомонию Кева, с придурочной лыбой, до меня доходит.

– Твоя подруга страдает хуйней, – говорю я, – ей надо как-нибудь отрезвиться и валить.

Протягиваю ладонь. Она вытягивает подбородок и изображает недоумение.

– Так, Кев сказал, чтобы ты мне сбросила. Вышибалы на входе запалили, как ты ходила в сортир, и он боится, что тебя станут обыскивать.

Она чуть ли не швыряет это в меня. Я щемлюсь назад, шатаясь от нервного возбуждения и хороших предчувствий на грядущую ночь. Хватит с меня этого бара и хватит с меня его.

Я нахожу ее в неработающем сортире, несчастную, склонившуюся над унитазом. Прямо судьба.

Обычно я стараюсь ходить в мужские. Частично потому, что там редко выстраиваются очереди, но главным образом потому, что туалеты чище. Девки это на хуй монстры. Но на сей раз у меня есть подозрение, что Кев, вероятно, потребует вернуть его добро, поэтому я шифруюсь в неработающем. И там-то я ее нашла. Хлипенькая маленькая Сьюи – ее выворачивает наизнанку. Прямо напрашивается, чтоб ее выебли. Она оставила дверь приоткрытой, поэтому я закрываю нас обеих и присаживаюсь на корточки возле нее.

Я убираю ей волосы с промокшего от рвоты лица, собираю на затылке в нечто похожее на хвост и складываю его на макушке. Она оглядывается на меня затуманенными глазами, беспомощная. Помещение ходит перед ней ходуном. Она схаркивает длинную и тонкую струйку прозрачной желчи, затем корчит всевозможные уродливые рожи, что всегда предваряют рвоту. Она еще сильнее сгибается над унитазом, так что несколько волосков случайно попадают в эту гадость, но выходит из нее только вонючая слюна. Видимо, это ее весьма огорчает, поскольку она принимается плакать, плеваться и причитать. Я пристраиваюсь сзади нее и медленными круговыми движениями растираю ей спину кончиками пальцев – мягкий лечебный метод, которому мама научилась в Индии; но вместо того, чтобы спровоцировать благотворное излияние, мой массаж оказывает противоположное действие и умиротворяет ее. Покашливание и нытье умолкают, ее плечи мягко опускаются. А потом она поворачивается и глядит прямо на меня. Так что я делаю то, что меня просят сделать ее глаза – задираю ей майку.

Вид ее обнаженной спины бьет меня как током, напрочь отрезвляя. Несколько мгновений голова совершенно пустая и все выплывает из фокуса. Вся ее спина покрыта серо-синими кровоподтеками, их десятки, прямо если скользнуть ей взглядом по спине, кажется, что там один сплошной синяк. Черный с серым, зеленым, красным, но в основном черный. Я опускаю майку на место.

С бешено колотящимся сердцем я достаю фасовку из сумочки и самым своим длинным ногтем подхватываю щедрую горку. Теперь думай, Милли, думай. Мне надо сходить привести Джеми. Ее подружку Бекки. Нет, Джеми – он знает, что делать. Возможно, он это уже видел. Возможно, поэтому он так сокращался, чтобы она благополучно попала домой. И вовремя. Пока ее папа…

Ее папа.

Ужасная омерзение вскипает у меня в животе. Мне надо сходить и позвать Джеми. Я бы сходила.

Если бы не была так близко от ее теплой узкой задницы, такой совершенной и зовущей. Если бы она не развернулась ко мне со слезами на глазах и не сказала то, что она сказала. Если бы она не попросила меня не останавливаться.