Он в растерянности огляделся, пожал плечами.
— Думайте просто о разнице между живым и мертвым. В основе работы машины Хорна лежит эта разница… Жизнь, разум — это вообще феномен электрический, понимаете? А доктор Хорн высасывает их из тела, откладывает про запас, если хочет, или даже помещает в чужое тело…
Когда я наконец отделался or него, я посидел некоторое время, стараясь собраться с мыслями.
У этого старого чудака есть машина, с помощью которой он может взять разум одного человека и переместить его — да да! переместить! — в тело другого человека!
Какого черта, вместо того чтобы городить всякую околесицу, мне сразу не сказали об этом в Пентагоне?
На следующее утро по моей просьбе доктор Хорн поместил курицу и кокер-спаниеля в то, что он называл поликлоидным квазитроном, и устроил «взаимообмен».
Тут уж я не мог не поверить. Я видел, как курица пыталась махать своим хвостом, а спаниель квохтал, топтался на месте и пробовал клевать зерно.
Глаза капрала Мак Кейба чуть не вылезли из орбит. Он начал было что-то записывать, взглянул на меня, тряхнул головой и уставился в пространство.
Впрочем, о нем речь впереди. А я сказал:
— На это вы способны. Вы способны взять курицу и пересадить ее в собаку, в кокер-спаниеля…
— Вот именно, лейтенант.
— А с людьми… с людьми вы способны на такое?
— О конечно, майор. Конечно, способен! — Он нахмурился. — Эти дурацкие правила, — пожаловался он, — правила проведения экспериментов. Я пытался, клянусь вам, пытался добиться разрешения на простейший эксперимент. К примеру, над человеком, умирающим от рака, и над слабоумным юнцом. Почему бы нет? Здоровый дух в здоровом теле! И пусть разлагающиеся компоненты догнивают друг в друге! Так что вы думаете, мне разрешили?
— Понятно, — сказал я. — Значит, этого вы еще Никогда не делали.
— Никогда. — Он посмотрел на меня горящими глазами. — Но вот теперь, когда вы здесь… военный человек… храбрый человек, не так ли?.. Все, что мне нужно, это доброволец. Этот трус Ван Пелт отказался, мой садовник отказался, все отказываются!
— Нет, нет! Никогда! — Тупость старика изумила меня: предлагать такое мне, полковнику! Офицеру двести первой категории!
— Уверяю вас, если вы нуждаетесь в добровольцах, вы их получите, — сказал я. — Поверьте, сэр, мы здесь только за тем, чтобы помогать вам. Будьте уверены, один из наших людей будет рад — что там рад — горд, сэр! — предложить вам свои услуги.
Старик обрадовался, как курсант четвертого курса июньским каникулам, но он еще пытался не выдать своей радости.
— Вот именно, лейтенант, — сдержанно сказал он. — То есть майор. Или капитан… Ах, если бы завтра!
Ординарец по клозету в офицерском бараке убегал в самоволку, и, когда я разъяснил ему, к чему приговорит его за это военный суд, он моментально, даже не разбираясь, на какое дело идет, согласился быть добровольцем.
Но нам нужно было двоих. И мой старший помощник — я горд заявить это — согласился быть вторым. Мужественный человек, образец боевого командира.
Мы прибыли в лабораторию доктора Хорна. Добровольцев привязали к креслам и усыпили — я настоял на этом ради соблюдения безопасности страны: я не мог допустить, чтобы они знали, что здесь происходит.
Перед тем как заснуть, старший помощник шепнул мне:
— Сэр, это не во Вьетнам?
— Обещаю, капитан, никакого Вьетнама, — торжественно изрек я и на его глазах порвал документ о переводе его в действующую армию, который я составил накануне ночью. Он заснул счастливым человеком.
Бз-з-з! вжи-и-и! крэкл! — в этих научных штучках я не разбираюсь. Когда погасли электрические вспышки и замолкли завывания и потрескивания аппарата, доктор Хорн дал им обоим одновременно по глотку какого-то снадобья.
Первым открыл глаза ординарец. Я встал прямо перед ним.
— Имя, чин и личный номер!
— Сэр, — четко отрапортовал он, — Леффертс Роберт Т., капитан артиллерии США, личный номер О-3339615!
Я кивнул доктору Хорну. Снова ввели снотворное испытуемому, и он уснул.
Теперь пробудилось тело, которое раньше принадлежало моему старпому. Оно открыло глаза.
— Господин полковник, сэр! Умоляю! Только не трибунал!
— Спокойно, — сказал я и кивнул доктору Хорну.
Сомнений больше не оставалось.
Возвратившись в свой кабинет, я схватил телефонную трубку.
— Срочно, вне всякой очереди! — приказал я. — Пентагон. Генерала Фоллансби, совершенно секретно! Попросите его переключиться на линию связи номер семь.
Я бросил трубку на аппарат.
Оружие? Что там оружие по сравнению с этим! Да мы заарканим весь мир! Признаюсь, я витал в воздухе на крыльях безоблачной радости. Я чувствовал уже, как звенят в моих руках доллары; через год, а то и раньше — генеральская звездочка — что могло помешать продвижению офицера американской армии, подарившего ей такое открытие!
Раздался грохот распахнувшейся двери, и в комнату ворвался Ван Пелт с искаженным лицом.
— Полковник Уиндермир! — выдохнул он. — Вы позволили Хорну провести эксперимент! Но это же единственное, чего ему не хватало! Теперь он…
Я приказал его выставить за дверь. Затем я дал генералу краткий отчет о том, что узнал. Как я и предполагал, сначала генерал был раздражен, даже разочарован.
— Поменял их местами, Уиндермир? — выразил он свое недовольство высоким визгливым голосом. — Ну и какая же польза от этой перемены мест? Черт подери, неужели это и все? Я надеялся на большее, Уиндермир, я надеялся на тактическое оружие, готовое к действию.
— Сэр, — взмолился я, — позвольте мне высказать свою точку зрения. Сэр, вдруг Штаты посетил бы неугодный нам политический деятель, ну, скажем… В общем, представьте, мы неожиданно захватили его и его свиту, выпотрошили бы их тела и на место их душ понапихали бы туда души наших людей…
— Что?! — Он, наверное, решил, что я спятил. — Полковник Уиндермир, вы соображаете, какую чушь несете?
— Это бы сыграло нам на руку, сэр, — продолжал я убежденно. — Возможно, я перегнул палку. Если нам это неудобно в мирное время, какие колоссальные возможности открываются во время войны! Взять двух их военнопленных, сэр, заселить нашими людьми их тела, а потом обменяться пленными!
Он условился со мной о встрече на следующий день. Я предвидел, что меня вызовут в Пентагон — ведь я был очевидцем, а генерал не возьмет на себя весь груз ответственности за столь сложную проблему. Он непременно созовет совещание генштаба, и уж кто-нибудь в штабе сообразит, что к чему.
Я уже ощущал генеральские звезды на своих плечах…
Появился сержант О'Хейр. Выглядел он очень встревоженным.
— Сэр, это все Ван Пелт. Не знаю, может, он сошел с ума, но… он говорит… Он говорит, что доктор Хорн собирается жить вечно. Он говорит, что единственное, чего не хватало для этого доктору Хорну, это провести эксперимент на людях. Я не знаю, о чем он толкует, но он говорит, что теперь, после того как вы разрешили Хорну провести этот эксперимент, Хорн схватит первого попавшегося человека и украдет у него тело. Разве так бывает, сэр?
Бывает ли так?
Я задержался только для того, чтобы надеть на себя пистолет, и оттолкнул О'Хейра с дороги.
Еще как могло быть! От такого человека, как Хорн, только этого и жди! Уж он не побрезгует использовать свое изобретение для того, чтобы красть чужие тела, чтобы продлить свою жизнь, свое разумное существование в здоровом, молодом теле!
О, я точно разгадал ход мыслей доктора Хорна. Украсть тело; сломать машину; смыться. И как мы его потом выследим? Никак. Во всем мире нет способа, который помог бы отличить настоящего Джона Смита от Джона Смита, в чье тело вселился Хорн. Отпечатки пальцев? нет; классификация по крови? нет; глазная сетчатка? нет. Это было очевидно, эта мысль поразила меня сразу же… Кругом мои солдаты: на постах, за исполнением своих обязанностей, моих приказов; Хорну ничего не стоит заманить к себе одного из них. Он не станет ждать. Не станет хотя бы потому, что его собственное тело изношено до основания и может рухнуть в любой момент.