Наконец на планету прибыли настоящие специалисты по контактам. Они-то и выяснили, что разноцветные волны, время от времени пробегающие по Паутине, носят не случайный характер, а подчиняются очень сложной закономерности. «Возможно, это запись какой-то информации», — решили ученые и приступили к расшифровке. Потрудиться им пришлось изрядно, но, в конце концов, получился следующий текст: «Мы, представители великой цивилизации (следует непереводимое название), приветствуем вас, разумные.

За светящейся преградой находится сокровищница знаний. Вся мудрость нашей цивилизации сосредоточена здесь. Разумные! Пройдите через преграду — и обогатитесь. Но помните: каждый из вас, попав в хранилище, утратит всякую связь с себе подобными и никогда к ним не вернется. Знайте: только мыслящее существо способно проникнуть в информаторий, заменить себя кем бы то ни было вы не сможете. О том же, что ожидает вас в дальнейшем, вы узнаете, лишь пройдя через преграду. Примите обдуманное решение!»

Расшифровка сообщения вызвала настоящую бурю. Ученые разбились на два лагеря. Одни были готовы пожертвовать собой во имя науки: они доказывали, что человечеству представился уникальный случай и не использовать его могут только глупцы. Другие называли глупцами их самих. «Ради чего так рисковать? — спрашивали они. — Ради знаний? Но ведь Земля их никогда не получит. Значит, хотите всего-навсего потешить собственное любопытство. Не слишком ли дорогой ценой?»

Страсти опасно накалились, и самые горячие головы пришлось отправить домой. Тогда-то и разработали инструкцию, категорически запрещавшую непосредственный контакт с Паутиной. Участники следующих экспедиций обязаны были лишь наблюдать, записывать и ждать, какое решение примут на Земле. А поскольку там брать на себя ответственность никто не спешил, изучение Пещеры топталось на месте. Это длилось до тех пор, пока Герман Лазарев не решился на отчаянный шаг.

Горловина тоже была ярко освещена, но боковые ответвления, встречавшиеся через каждые десять-пятнадцать шагов», казались размазанными по стенам неровными пятнами чернильного мрака. Герман знал, что эти длинные запутанные ходы, как будто специально кем-то прорубленные в камне, населяют полчища примитивных животных — мокрых, слизистых и абсолютно безглазых, с неимоверной скоростью пожирающих друг друга и с еще большей скоростью плодящихся. Когда первые планетологи пробирались по Горловине, они шли буквально по спинам суетившихся под ногами скользких тварей.

Наиболее слабые создания не могли противопоставить своим врагам ничего, кроме умения быстро бегать. Вот они-то, спасаясь от хищников, частенько выскакивали из боковых ходов прямо на освещенное пространство.

Охотники редко бросались за ними, боясь подвергнуть обжигающему действию света свои кожные рецепторы. Существа, возникающие из тьмы перед самым носом Германа, были безобразны до отвращения. Раздувая многочисленные перепонки на бесформенном теле, они громко шлепали по камню широкими плоскими лапами, убираясь из-под ног человека. Иногда из одного прохода в другой, торопясь миновать Горловину, перепархивала стайка местных летучих мышей, абсолютно голых, с зеленоватой пупырчатой кожей. Средневековому человеку эти твари напомнили бы души грешников, неприкаянно скитающиеся в мрачном подземелье.

Герман шел свободно, не глядя под ноги. У него не было ощущения новичка, который каждую секунду с трепетом ждет, что из следующего ответвления высунется гигантская суставчатая конечность и вцепится в горло. Но, приближаясь к последнему изгибу Горловины, Герман почувствовал, что его бьет мелкая дрожь.

Он постоял перед Паутиной — не для того, чтобы собраться с духом, а просто затем, чтобы в последний, возможно, раз полюбоваться игрой радужных волн. Затем протянул руку и погрузил пальцы в разноцветное кружево. Ничего не произошло.

Поначалу запрет вступать с Паутиной в контакт не вызывал у Германа никаких вопросов, но настал момент, когда он всерьез задумался. Что это — мудрое наставление или свидетельство трусовасти разработчиков?

Казалось бы, лезть в Паутину действительно глупо. Ну, получишь ты великие знания, и кому они нужны?

Обратно-то из Пещеры не выпустят! И хорошо еще, если по ту сторону радужного барьера останешься собой. Кто знает истинную сущность авторов послания? Может, это какие-нибудь суперкристаллы, переплетения неведомых полей, а то и разумные машины? И каждого, кто к ним попадает, они переделывают по своему образу и подобию. Веселенькая перспектива!

Но Герман — возможно, первым из землян — увидел и другой, неожиданный, вариант.

«Пусть хозяева переделывают меня, как им угодно, — рассуждал он. — Но знания-то я получу, и в конце концов они помогут вернуться к людям. Конечно, не сразу. На первых порах я буду напоминать слепого щенка, попавшего в лабиринт. Но когда-нибудь накоплю столько информации, что смогу вернуть себе прежний облик и покинуть Пещеру!»

С тех пор как к нему пришла эта мысль, Герман мог думать только об одном. И, дождавшись удобного дня, начал действовать. Встал раньше всех, набросал записку с объяснением своего поступка и положил ее в ящик стола. Когда Германа хватятся, обязательно осмотрят его комнату и наткнутся на записку. Но будет поздно…

Герман зажмурился и сделал несколько шагов вперед. Остановился, не открывая глаз, словно боясь увидеть рядом скопище отвратительных чудовищ, шевелящих мохнатыми щупальцами. Отметил только про себя, что неровный бугристый «пол» Горловины сменился гладким твердым покрытием.

Герман открыл глаза. Он стоял на голубой пластиковой дорожке, по сторонам которой возвышались панели с разнообразной аппаратурой. Вид у нее был совершенно земной. Это потрясло Германа. Какое-то время он разглядывал знакомые приборы, пытаясь понять, в чем подвох. Наконец, справившись с изумлением, зашагал по узкому коридору.

За самой большой панелью, упирающейся в потолок, коридор делал поворот. Дойдя до угла, Герман остановился. Перед ним открылось небольшое помещение. В конце его находился стол — самый обыкновенный, каких много на Базе. А за столом сидел человек. На вид ему было лет тридцать пять. Ничем не примечательное лицо со спокойным, чуть насмешливым выражением. Строгий официальный костюм. На столе две чашки (похоже, с кофе) — и больше ничего.

— Здравствуйте, — сказал человек.

Герман отказывался верить своим глазам. Увидеть здесь, в Пещере, какую-нибудь рыхлую мыслящую субстанцию — еще куда ни шло. Но человека?!

— Здравствуйте, — повторил незнакомец. Он взмахнул рукой, и голубой пластик перед столом вспучился, образовав довольно удобное кресло. — Садитесь. Угощайтесь.

Медленно переставляя ноги, Герман приблизился к креслу и опустился в него.

— Вы, наверное, ожидали встретить здесь фиолетового слона на ходулях? — дружелюбно спросил незнакомец. — Но мы не можем без подготовки показать вам наше истинное обличье. Куда приятнее беседовать с кем-то из своих, не так ли?

Герман не отвечал. Он до сих пор не мог прийти в себя.

— Мы следили за каждым вашим шагом, — продолжал человек за столом, — и ждали в гости. А чтобы вы особенно не пугались, создали здесь земной антураж.

— Он-то меня и ошеломил… — ответил Герман, овладев наконец даром речи.

— Вот этого мы не предвидели, — улыбнулся незнакомец. — Кстати, можете называть меня Лойдом. Я вижу, вы ждете объяснений. — Он поудобнее устроился в кресле и продолжил: — Это был тест. Испытание.

— Испытание, затянувшееся на столько лет?

— Да, — просто ответил Лойд. — У нас свои критерии для установления контакта и свой отсчет времени. Вы уже, конечно, поняли, что мы не собираемся запирать вас в Пещере. Можете выйти в любую минуту. И знания получите — теперь мы вам доверяем. Но, согласитесь, прежде чем отдавать их, нам следовало кое в чем убедиться. Паутина — это испытание. Мы надеялись, что среди вас найдется кто-то, кто сумеет пересилить себя и шагнуть сквозь преграду.