– Э, как завернул! – Берен восхищённо огладил усы, затем махнул рукой. – Нет здесь ничего подходящего, а если ты надеешься, что я захочу сместить капитана Прокопия, то зря. Правильно ты говоришь, я войну прошёл, награды имею и спиваться с этим сбродом не хочу. А коль я со стражей за один стол не сяду, они меня не примут, им, вон, Прокопий заместо батьки. И тебе с ними делать не-че-го! Точка. Ищи другую работу.
– Какую? Вышибалой в трактире Кирима? Так вышибать некого, все свои. Овец у Бриенны с Лемехом пасти? Их дочка Берта сама прекрасно справляется. Я бы к Сидору в подмастерья пошёл, только гном эльфа в свою кузню как клиента пустит. Но не за наковальню.
– Арвиэль, ответь честно: почему стража?
– Потому что я – аватар. И Северинг – моё логово, которое я должен защищать.
Это нечем было крыть. Разве что отрубить аватару крылья.
– Ладно, поговорю с Прокопием после Живицы. Но не гарантирую, что тебя примут.
– Примут, – уверенно сказал Арвиэль. – Главное, чтобы вы за меня словечко замолвили.
«А потом я за вас…»
* * *
Погода на Живицу стояла ясная, и праздник прошёл как надо, с огромным костром посреди убранного поля, на котором торжественно сожгли последний сноп пшеницы, с яблочной наливкой и медовухой, поросятами на вертелах, песнями, танцами и молодецкой потехой. Понимая, что скоро жизнь круто изменится, равно как и отношение к нему горожан, Арвиэль не стал кочевряжиться и тоже пошёл на гульбище. Кружился в хороводе, отплясывал с девчонками, а под вечер хлопнул чарку медовухи, с треском порвал на себе рубаху и вызвал на кулачный бой всех, кому не лень. Горожане, стражники в том числе, жест оценили: во-первых, выглядело смачно, во-вторых, под кожей худощавого мальчишки перекатывались литые мускулы. И ленивых не нашлось.
Берен только головой покачал: ребячество, показуха. Аватар наизнанку выворачивался, чтобы хоть немного приблизиться к местным и их обычаям. «Вот горе луковое», – думал бывший сотник, когда почти на себе тащил его домой, изрядно помятого, поддатого и абсолютно счастливого – мальчик видел, как наставник беседует с Прокопием. А радоваться было нечему. Теоретический порядок в маленьком окраинном городке поддерживали два десятка стражников и капитан – этого хватало, а в случае нападения почти все мужчины могли взять в руки оружие. Свободных мест в охране не было, и плодить новые не имело смысла.
Но не было бы счастья, да несчастье помогло. В коростене один из стражников, уже глубоко в летах и зашибающий наравне с Прокопием, поскользнулся на льду и сломал бедро. О том, чтобы вернуться в строй, речи не шло. На ноги бы встать.
На тёпленькое местечко в страже, естественно, потянулись желающие. Арвиэль ни о чём больше не просил, после Живицы замкнувшись в себе, и Грайт тайком от воспитанника натянул потёртый мундир, повесил ордена Лютия Неукротимого «За героизм и отвагу» и Федерика Арка «За преданность и верную службу престолу», подумав, добавил медали, взял подарочную шпагу-трость, прихватил две бутылки наливки, которую берёг на Ярицу, и пошёл к Прокопию в гости, чувствуя себя селянином с челобитной.
Сперва отставные погуторили о том, о сём, постепенно превращая настойку в наливку, то бишь разливая её по чаркам, затем Берен перешёл непосредственно к делу.
– Берен, я тебя уважаю, но ты – дурак, – Прокопий даже протрезвел немного. – Сколько твоему пареньку? Двенадцать?
– Почти четырнадцать.
– Он же худющий, как щепка. Щелбана дай – и дух вон.
– Арвиэль не худой, а жилистый, – возразил Берен. – Ты же его видел на Живицу.
– Видел, ага. После чарки Миронова креплёного даже Лесович берсеркером станет, – усмехнулся Прокопий, но Грайт уловил в его голосе сомнение.
– Ты ему хоть шанс дай, а то он сам себя живьём сожрёт. К тому же Арвиэль всё-таки на порядок приличнее любого из твоих стреляет, может, заодно и подучит.
На том и порешили.
Арвиэль пришёл на смотр вместе с другими кандидатами, Берен – с толпой зевак. Мамки, батьки, братья, друзья поддерживали своих, создавая на площади невообразимый гвалт. Грайт молчал, не мешая воспитаннику наблюдать за техникой относительно молодого, вечно пьяненького Геварна, пятиминутный бой с которым должен был выдержать кандидат. Если таковых наберётся несколько, обрабатывать их будет более опытный дядька Темар. За ареной со снисходительной улыбкой наблюдал беловолосый полукровка Аким – самый рослый, сильный и умелый среди стражников, про таких говорят: «С мечом родился».
Несмотря на танцующую походку (орудуя клинком, стражник умудрялся попутно прикладываться к протягиваемым ему бурдюкам и бутылкам), Геварн на удивление легко и быстро разделывал под орех кандидатов одного за другим – тупые тренировочные мечи так и летали через ограждение из канатов, и тогда в толпе над головами поднимались тазики. Берен даже несколько смягчил мнение о страже: пить-то пьют, да дело разумеют.
Когда дошла очередь до Арвиэля, аватар даже на меч не посмотрел.
– Я не буду с тобой драться.
– Это почему? – опешил Геварн.
– Покалечу, – нахально заявил мальчишка. – С ним, пожалуй, сойдусь.
Аким, которому адресовался вызов, даже в лице не изменился. Недаром его прозвали Скалой.
– Не зарывайся, – пока что по-доброму посоветовал Прокопий. – Не то вышвырну вон.
– Это расовая дискриминация и ущемление в правах гражданина Неверрийской империи негосударственного вероисповедания.
– Чего? – окунем вытаращился капитан. Толпа озадаченно притихла.
– Аким, я вызываю тебя на поединок, как равный! – в наступившей тишине голос мальчика звенел сталью.
Северянин фыркнул.
– Трусишь, что ли? – прищурился аватар.
Аким беззлобно отмахнулся, считая выше своего достоинства пререкаться со шмакодявкой. Зато ожил Прокопий и полез под канаты:
– Ну-ка пошёл вон отсюда! – попытался сгрести поганца за шиворот, но тот уже стоял за спиной. Ветром сдуло, что ли?
– Аким! – Берен видел, Арвиэль начинает злиться, а это плохо. Очень плохо.
– Да уважь ты его, Аким, пущай угомонится на месяцок-другой! – выкрикнули из толпы.
– Точно! – подхватил кто-то из баб. – Мой на морозе уже четвёртый час коченеет, а этот только мозги полощет!
Нестройный гул поддержал зачинщиков, и Прокопию пришлось отступить, а Акиму – уступить. С обречённым вздохом, мол, ладно-ладно, только над ухом не жужжите, северянин бросил меч и дёрнул канат за узел, распуская ограду вместе с колышками, которые вбивали кувалдой. Очистив верёвку от лишних «щепок», Аким намотал часть на руку, свободный конец макнул в бочку со студёной водой, превращая в хлыст. О-о, идея зевакам понравилась!
– Запоёт как соловей, когда по хребту протянешь!
– Иди лучше в трактире спой, соловей, – серьёзно посоветовал Аким.
– А я петь не умею, – насмешливо отозвался Арвиэль.
Аким пожал плечами и выписал канатом свистящую восьмёрку, взметнув позёмку у самых ног Арвиэля. Тот не шелохнулся, отлично чувствуя разницу между предупреждением и атакой.
Северянин одобрительно кивнул и снова взмахнул верёвкой, уже переходя в наступление. Щёлк! Щёлк! Казалось, зарвавшегося пацана вот-вот заарканят тройной петлёй, и покатится он кубарем, моля о пощаде.
Не тут-то было! Берен слишком хорошо знал воспитанника.
Канат бесполезно лупил по земле, не причиняя нелюдю ни малейшего вреда. Арвиэль стоял на одном месте, лишь в последний миг уклоняясь от импровизированного хлыста. Он походил на поплавок, с бока на бок слегка колеблемый течением, недостаточно сильным, чтобы сместить в сторону.
Акиму сердито посоветовали не нежничать, и неизвестно, чем закончилось бы дело, но тут аватару надоел этот спектакль. Он прижал носком мочалистый кончик и перехватил пеньковую волну на излёте. Верёвка несколько раз послушно обвилась вокруг предплечья Арвиэля, а сам мальчишка вдруг завертелся-закружился, наматывая её уже на корпус и стремительно приближаясь к Акиму. Уход вниз и подсечка.