Окончание фразы дослушивал лежа на полу, словно сквозь наброшенный на голову гимнастический мат: дыхание стало спертым, голова кружилась, и я медленно проваливался в мутное болото безволия, когда вроде находишься в сознании, но не можешь пошевелить ни одним мускулом, будто спеленатый невидимой крепкой паутиной. Словно в насмешку над собой я услышал чей-то короткий, но экспрессивный диалог:

– Ты что?!

– Да ладно, через полчаса оклемается…

Очнулся с тяжестью в голове, словно в нее залили пару пудов горячего свинца. Попробовал пошевелиться и сразу отказался от этой затеи: любое движение доставляло нестерпимую боль во всем теле – видимо, мышцы еще не полностью отошли от паралича. Медленно пытался считать про себя, но после цифры пять память словно обнулилась, и я не мог вспомнить, что там следует дальше.

– Раз, два, три, четыре, пять… Раз, два, три, четыре, пять… Раз, два, три, четыре, пять… – И так до бесконечности.

Во рту стояла великая сушь, будто там расположилась небольшая пустыня; все ее пространство, словно сформированная знойным самумом дюна, занимал неестественно распухший язык. Мне даже казалось, что он торчит наружу, как излишнее доказательство моей полной несостоятельности, и я тотчас же представил, как выглядит мое бренное тело со стороны. Подозреваю, что это было очень живописно: лежит себе посиневший труп с выпученными глазами и вывалившимся до пола языком – только куска веревки с петлей на шее и обгаженных экскрементами и мочой порток не хватает для полноты картины. А так очень даже ничего себе натюрморт. Отлично, хоть чувство юмора еще не покинуло. Если еще способен на подобные жизнеутверждающие сюжеты – значит, не все потеряно. Значит, жив покуда курилка! Только полной уверенности все равно не было.

Сколько провалялся в полубреду – не знаю. За окном было так же серо, как и в момент неожиданной атаки, поэтому разброс во времени сводился к двум величинам: либо несколько минут, либо несколько суток. Второе, конечно, было менее вероятным. Однако зарока я бы не дал.

Кстати, о газовой атаке: не знаю как, но начал догадываться, что стал жертвой не каких-то там «неведомых сил», а вполне реальной малоизвестной совершенно непрогнозируемой и непомерно по-человечески обидчивой системы безопасности древних обитателей этого административного склепа. Думаю, она способна на большее, чем отпугивать подобных мне чудил, обожающих совать куда не следует свой любопытный, снабженный двумя ноздрями лицевой отросток. Так что следовало быть поосторожнее и прислушиваться к добрым советам.

Мне и раньше приходилось иметь дело с хитрыми ловушками древних людей, но по сравнению с этой – все они были достаточно просты и предсказуемы. И этот «голос из ниоткуда» – всего лишь очередная уловка, тоже простая, но достаточно действенная, в чем убеждаться лишний раз очень не хотелось.

Стоило вспомнить об удивительном голосе, как он раздался вновь, при этом я сразу вспомнил, что после пяти следует: шесть, семь и так далее, и на всякий случай прищурился.

Он, словно смакуя на языке происшедшее недоразумение, с нескрываемой издевкой сказал:

– Система отключена автоматически. Время действия: двенадцать минут тридцать две секунды. Я же предупреждал, веди себя прилично.

– Заткнись, чертова игрушка! – прорычал в сердцах я. – Все равно от тебя уже нет никакого проку.

– Ты заблуждаешься, – пропел в ответ голос. – Система охраны все еще действует.

– Я заметил. А то, что в здании уже сотни лет нет ни одной живой души, тебя не волнует?

– Повторяю, ты заблуждаешься, малыш.

Я не придал значения нахальным словам этого охранного монстра, а зря. Работай тогда моя голова хоть чуточку получше, и оборот моего жизненного колеса не выписал бы такую крутую параболу – с головокружительной скоростью вниз и сразу вверх, да так, что кишки прилипли к спине.

Жуть!

Будь я внимательнее в тот раз, и многие вопросы, возникшие после, были бы неактуальны, а все от того, что после воздействия газа я как будто слегка поглупел и перестал обращать внимание на очевидные несуразности, происходящие в этом богом проклятом здании.

Например.

Меня почему-то совершенно не смутил тот факт, что охранная система, по своей сути, автомат, говорила, не только осмысленно, но и с интонациями, а это недоступно механизму. Помню, был у меня электронный будильник, он будил в назначенное время искаженным металлическим голосом. Голос был женский и, безусловно, противный, но ни издевки, ни сожаления к себе я ни разу в нем не уловил.

В данный момент меня больше мучил вопрос: когда я смогу встать, найти воду и пищу и покинуть, наконец, это выморочное место. Эта и еще куча разных мыслей, касающихся моего дальнейшего путешествия, роились в голове в огромном количестве, и выбрать одну, самую важную, являлось очень затруднительным делом. Все же кое-как сконцентрировался, сел и слегка покачал головой; изображение на сетчатке троилось и застилось мутной пеленой от набегавших на глаза слез, смешиваясь с пылью; они превращались в землистые подтеки. Размазав по лицу грязь ладонями, я сфокусировал взгляд и задал очередной бессмысленный вопрос в пустоту:

– Система жизнеобеспечения предусматривает помощь гражданам в экстренных случаях?

Язык с трудом ворочался в пересохшем рту, да и вопрос показался мне чересчур официальным, будто я был наделен властью над этой бездушной машиной. Кто я? Обычный нарушитель спокойствия, абсолютно не причастный к прошлым установкам, заложенным в микросхемах и матрицах древней охранной системы.

Некоторое время я слушал только свое дыхание, затем голос произнес:

– Система охраны, является также системой жизнеобеспечения здания и всех лиц, находящихся в нем. Но вы проникли сюда с преступными намерениями и не попадаете под юрисдикцию данного вопроса. – Ответ прозвучал как считанный из инструкции параграф, машина даже сбилась несколько раз, словно впервые открыла брошюру с положениями должностных обязанностей и, завязая своими шестеренками в казенной неудобоваримости абзаца, поделилась со мной непонятной ей самой информацией.

Я задумался.

Следовало четче сформулировать свои мысли и доказать этому древнему дуралею, что я тоже являюсь гражданином, пусть и более отсталым.

– Ты способен следить за состоянием среды вне здания?

– Да.

– Там все нормально?

– Смотря что считать нормой. – Не придерешься. У этой машины определенно проблемы с самоидентификацией, и отсюда это почти человеческое стремление к иронии.

– В чем это заключается? – Поспешив, я задавал вопрос совершенно наобум, не соображая, как он может вывести бестолковый разговор в нужное мне русло.

Охранная система задумалась, на этот раз ненадолго, и вдруг напугала меня неожиданным предупреждением:

– Я сейчас снова газ пущу!

– Эй-ей-ей!

– Эй-эй-эй тут не работает, я на другой волне. Подача газа через пять секунд. Одна секунда. Две…

Я вскочил на ноги, не обращая внимания на остаточное головокружение и, выставив перед собой руки, поспешно затараторил:

– Подожди, подожди…

– Три…

– Подожди, говорю!

– Четыре…

– Ну, елки-палки! Нельзя же так! Сволочь…

Я зажмурился и приготовился услышать тихий нежный свист и увидеть легкий, как тюлевая занавеска, туман и упасть в нем замертво…

Обратный отсчет внезапно остановился, и – клянусь – я уловил где-то на границе слуха тоненький смешок, словно кто-то, сдерживая себя, чтобы не засмеяться в голос, прижимал свой рот ладонью. Я списал это на нервное возбуждение.

Голос ожил.

– Мне осталось сказать пять и включить подачу газа. Поэтому будь более точным в формулировках. Что тебя интересует?

Промокнув рукавом пот, я успокоился. Мне представилось, что где-то в недрах заброшенного здания в нагромождениях проводов и плат затаилось стародавнее, своенравное и очень соскучившееся по общению существо. Кто знает, как на нем отразились годы бездействия? Во всяком случае, его не нужно нервировать и пытаться обходить стороной рискованные темы.