– Ну-с, салажата, – заявил Билли Боне со значением, – сейчас будет ясно, на что вы способны!
Ребята замерли.
Когда дело дошло до козырей, преподаватель с хрустом перевернул карту и положил поперек колоды. Открылся вымпел: красный шалаш, надетый на белый и синий треугольник сердцевинки. Козырь разоблачил секрет колоды. Под золоченой рубашкой скрывались изображения военно-морского свода сигналов.
– Флаг «Веди» – «Курс ведет к опасности»! – громко заявил Бархатов.
– Точно! – согласился Билли Боне и раскрыл классный журнал.
Второй взвод встревоженно загудел. Дневникам действительно угрожала опасность. Бархатов ведь схватил «неуд» по геометрии. Остальные ясно представляли себе другие варианты. Каждый флаг, кроме смешного церковнославянского имени: «Аз, Буки… Глаголь… Ферт…», имел еще три-четыре смысловых значения. Попробуй-ка их зазубри, когда нужно еще подготовиться к контрольной по анатомии, знать наизусть «Плач Ярославны», представлять применение хлора в промышленности и военном деле и разбираться в драматических событиях Ливонской войны.
И тут Димка поднял руку и, получив разрешение, спросил:
– Товарищ преподаватель! Зюйдовую веху ставят только в море, да?
– Не только зюйдовую, – пояснил Билли Боне. – Знаки ограждения навигационных опасностей мы еще будем проходить.
– А в прошлый раз, – не унимался Димка, – вы сказали о том, что зюйдовая вешка была на бульваре.
– Вот ты о чем? – рассмеялся преподаватель. – Ну ладно. Пять минут травли для сплочения коллектива…
За партами прошелестел ветерок радостного оживления. Билли Боне вытащил гнутую вересковую трубку и, поглаживая резной чубук в виде головы шкипера, начал рассказ:
– Идешь, бывало, в Севастополе по Примбулю. Клеши полощут, как стакселя при повороте оверштаг. На тужурке пуговицы золотом и еще две перламутровые сбоку…
– Зачем перламутровые? – выкрикнул Жорка Куржак уже без всяких церемоний и радостно подмигнул Майдану.
– Объясняю: для фасона! – Борис Гаврилович с сожалением опустил незажженную трубку в карман и махнул рукой. – Вопросы потом… Итак, курс на Примбуль фасон давить. Кр-расота… Высший шик… – увлекался Билли Боне, и голос его грохотал, подобно морскому прибою. – Смотрю, справа на крамболе зюйдовая вешка. Обводы, подзоры на полный ход…
Ребята завороженно слушали. Хоть и не каждый еще понимал, что красивое слово «на крамболе» указывает направление на предмет, что «подзор» – наклонный изгиб корпуса судна в районе кормы… Билли Боне пояснял рассказ выразительными жестами.
– Отчего же веха на бульваре? – снова поддал жару Майдан.
– Так-таки не дошло? – поразился преподаватель.
Он решительно подошел к доске и изобразил мелом знак навигационного ограждения – вертикальный шест с конусообразной корзинкой раструбом вниз.
– Так? – обернулся преподаватель к классу.
– Так! – подтвердили Донченко и Тырва. Остальные скромно промолчали.
– А дальше все очень просто! – сказал Билли Боне и сделал мелом несколько дополнительных штрихов: на верхнем конце шеста – кружочек со шляпкой, из-под раструба голика – пару туфелек на каблучках.
Грозовым разрядом в классе грянул хохот. Ребята смеялись, не подозревая, что с этого момента облик зюйдовой вехи навсегда врезался в память каждого из них. И через несколько лет, в училище, и позже, на ходовом мостике кораблей, они уже никогда не спутают зюйдовую веху с другой.
– Итак, кладешь руль право на борт, – сказал Билли Боне, насладившись произведенным эффектом, – и, естественно, разворачиваешься для швартовки.
Тут он согнул руку калачом, посмотрел на синий шевиот, где не было никаких нашивок, и продолжал:
– На рукавах шевроны… во! До локтя! Тогда воинских званий еще не было. Я был командиром тринадцатой категории.
– Почему только тринадцатой? – снова выкрикнул Димка и тут же понял, что вопрос был лишним.
Рассказчик хотел было объяснить, но потом сразу скис и помрачнел.
– Чего дали, то и носил, – хмуро подвел он черту. – Ну ладно! Продолжаем занятия…
Однако двадцать минут урока, отведенные на проверку знания военно-морского свода сигналов, уже истекли. Борис Гаврилович потянул за золотой якорь-цепь, громко щелкнул крышкой массивных часов и перешел к изложению нового материала.
Курс не привел к опасности. Ребята с благодарностью смотрели на Димку. Находчивый «штурман» Майдан торжествовал.
После увлекательных уроков Билли Бонса все другие предметы казались пресными. Димка Майдан решительно не понимал, зачем их заставляли ходить на занятия в кабинет физики. Кабинет отличался от обыкновенного класса только тем, что там вместо парт стояли столы, да вдоль стен расположились пустые шкафы, предназначенные для приборов.
Преподаватель физики Павел Феофанович Дормидонтов, бритоголовый человек, похожий скорее на мастерового, появился за кафедрой неожиданно. Откуда он взялся, дежурный Аркашка Гасилов так и не заметил. Поэтому ребята поднялись сами, без всякой команды.
– Рапорт не нужен, – желчно заявил преподаватель, придравшись к паузе, и махнул классу рукой: дескать, садитесь.
Аркашка пошел на место, и только у Леки Бархатова прищурились глаза, когда он посмотрел Гасилову в спину.
Лека совсем вошел в роль помкомвзвода. Димка Майдан перехватил его взгляд и понял: не миновать Аркадию повторного дежурства.
На демонстрационном столе одиноко стояли метроном и небольшая катальная горка, точнее, наклонный желоб с бильярдным шариком. Самодельные приборы сиротливо ежились и заранее наводили зевоту.
Но что делать? Ученики своих уроков не выбирают. Димка вздохнул, раскрыл чистую тетрадь в клеточку и приготовился зарисовать, куда будет катиться шарик. Самое скучное заключалось в том, что он и так знал куда. Не вверх же, в конце концов?
Однако сам преподаватель на свой шарик никакого внимания не обращал. Он стал рассказывать об эпохе Возрождения. Это было совсем уж странно. Майдан даже заглянул в дневник. Может быть, он перепутал и по расписанию у них сейчас история?
А Павел Феофанович невозмутимо рассказывал о поисках новых торговых путей, которые повлекли за собой рытье каналов и интерес к свойствам жидкости в сообщающихся сосудах; о появлении огнестрельного оружия, что потребовало точного ответа, как ведет себя тело, брошенное под углом к горизонту или свободно падающее на землю.
– Наука всегда развивается не просто так, а в зависимости от задач, которые ставит перед ней техника, – заявил учитель.
Димка успокоился. В расписании ошибок не было. Он начинал догадываться, что сейчас физик закончит увертюру и начнет катать свой шарик.
Не тут-то было. Дальше класс услышал об умозрительной механике Аристотеля, которого тогда почитали наравне с богом. Только немногие ученые догадывались, что мыслитель древности не всегда был прав.
– Как опровергнуть авторитет? – спросил преподаватель и сам же ответил: – Надо поставить опыт.
И оказалось, что знаменитый Галилей не только автор крылатого изречения «А все-таки она вертится!». Еще раньше он взобрался на наклонную Пизанскую башню и с высоты сорока шести метров тридцати пяти сантиметров стал бросать шары: костяной и деревянный. Ученый дерзко утверждал, что шары должны упасть на землю одновременно.
– Но результат был неожиданным, – рассказывал физик. – Галилей не только не опроверг, он подтвердил механику Аристотеля. Костяной шар опередил соседа. Почему опередил? – спросил он класс.
Ответа пока не было. Но не было уже и равнодушных глаз.
В этот момент открылась дверь, и в кабинет один за другим вошли директор спецшколы Уфимцев, грозный мужчина в армейском кителе, за ним капитан третьего ранга Радько и завуч Полиэктов. Директор, остановившись в проходе, выжидательно смотрел на преподавателя. А Павел Феофанович настолько увлекся своим рассказом, что ничего не замечал. Ребята обернулись на шум и сами стали подниматься со своих мест. Когда волна стихийно выполненной команды «смирно!» докатилась до передних рядов, проявил инициативу помощник командира взвода Алексей Бархатов. Его команда прозвучала отрывисто, как электроразряд. Все вытянулись в струнку, а учитель слегка поморщился и стал дожидаться, чем это дело окончится.
