– Негодяй! – воскликнула женщина. – Иштар накажет тебя!

Узколицый, вконец раззадорившийся мужчина засмеялся.

– Мы все жаждем. Посмотри, как мы жаждем.

Он обернулся к своим спутникам. Те, как по команде, задрали подолы туник.

Обнажились бедра.

– Право выбора за тобой, женщина! Выбирай молодца по вкусу.

От увиденного Шами едва не потеряла сознание. Попыталась плюнуть в вожака. Не достала.

Тот кивнул.

– Что ж, если я тебе не по нраву, я буду предпоследним.

Утешь тогда самого младшего из нас. Потом этого, этого и это го, – он указал на сгрудившихся вокруг нее мужчин. – А последним будет этот.

Толпа раздвинулась, и к Шами вразвалку приблизился невысокий, слегка сгорбленный, с выбритой наголо головой, увалень. То, что торчало у него внизу живота, ужасало.

– Еще нам велено продемонстрировать тебе это.

С этими словами главарь показал Шами длинную женскую косу и прибавил:

– Эта не та коса, за которую ты должна быть наказана, – это напоминание. Ты вспомнила.

Шами закричала, атаман бросился к ней и затолкал косу в рот.

Невысокий, кусающий губы юнец с едва проклюнувшейся мягкой щетиной на подбородке подступил к женщине. Дрожащими пальцами он коснулся соска на ее правой груди, потом, распаляясь, все более грубо начал трепать груди, внезапно повалился на нее. Из его шеи торчала стрела, кровь закапала на грудь Шами.

Следом кто-то пронзительно закричал, потом звякнул металл, зачастили удары. Шами, рыдая и дергаясь всем телом, пыталась сбросить с себя обмякшего молокососа. В поле ее зрения нежданно-негаданно возник Партатуи-Буря. Она вмиг оцепенела, за всем происходящим теперь следила, омертвев телом, лишь глаза еще были живы. Ушедший к судьбе молокосос, на прощание сломав о ее плечо стрелу и оставив глубокую ссадину, наконец свалился с нее.

Атаман негодяев с перекошенным от злобы лицом бросился на воина в скифском колпаке. Поверить в то, что здесь мог оказаться Буря, было не под силу даже такой фантазерке, какой была Шаммурамат. Может, это был посланец Иштар, решившей помочь своей воспитаннице?

Вступивший в схватку ассирийский воин был более реален, но менее умел. «Ослу», как оказалось, ловкому в обращении с мечом, удалось ранить его в предплечье. Ассириец выронил широкий и короткий меч, упал на колени, следующим ударом негодяй снес ему голову. Она подкатилась под ствол, к которому была привязана Шаммурамат. Следом в несусветном шуме, слепленном из вскриков, уханий, звона мечей, слепящих искр, выбиваемых скрещенным оружием, жутко и надсадно прорезался предсмертный вопль. Никто, кроме связанной женщины, не вздрогнул, не обернулся, не попытался помочь несчастному. Тут же шевеление под стволом принесло ощущение реальности. Из-под ствола неожиданно выкатилась отсеченная голова – кто-то, по-видимому, выбил ее оттуда ударом ноги. Затем ее связанных запястий коснулось что-то до омерзения холодное. Шами удивленно почувствовала, как освободилась одна рука, за ней другая.

…Опять до отвращения острое прикосновение холодного металла. Ноги почувствовали волю. Шами, не удержавшись, свалилась со ствола прямо на окровавленную голову несчастного, которая так и не сумела отыскать во всей этой кутерьме укромный уголок.

Несколько мгновений Шами отдыхала, на прощание согрела грудью отрубленный комок плоти, попыталась встать и тут же снова повалилась на землю. Самое время лишиться сознания – вот чего ей более всего хотелось в ту минуту.

Куда там!

Она почувствовала, как ей помогли подняться, обернули во что-то широкое, темное, теплое. Это был плащ лишенного жизни атамана разбойников. Тут только до Шами дошло, что ухаживал за ней тот молоденький воин, который выдал ей имя Нинурты. Как его звали?.. Кажется, Набай.

В сердце колыхнула злоба – Эрра тебя забери, Набай, где ты был раньше? Она оттолкнула его руки, придерживающие плащ, – одеяние сразу упало на траву. Она даже не осознала, что вновь обнажена. Рядом с ней сражались двое чужаков – оба сражались со страхом и решимостью в глазах.

Шами завизжала, как способна визжать только женщина, пытающаяся отомстить негодяю. В этот момент Партатуи-Буря одолел одного из сопротивлявшихся. Подскочивший Нинурта сменил сраженного «ослом» ассирийца.

«Осел» работал мощно, с уханьем – таких в битве обычно стараются взять живыми, но на этот раз ни о каком снисхождении и речи не было. Сирийский увалень был умел и силен, но в бою с Нинуртой у него не было шансов. Он поймал сирийца на ложный выпад, и, когда тот сделал шаг и, споткнувшись о выставленную ногу, упал, – Нинурта с хаканьем вонзил ему в спину меч. Шами вырвалась, бросилась к мужу, повисла у него на шее. Тот, еще ошалело глядя вокруг, попытался прикрыть жену рукой. В следующий момент его взгляд упал на молоденького Набая. Начальник конницы, поддерживая рукой жену, направился к нему. По его лицу было видно, что Нинурта не в себе и от него нельзя ждать ничего хорошего.

Молодой воин затрепетал.

– Господин… Господин…

Шами повисла на шее и руках мужа, завопила:

– Это Набай, любимый!

Нинурта хрипло ответил:

– Он видел тебя обнаженной. Он должен умереть.

Шами принялась целовать Нинурту.

– Он спас меня. Он убил негодяя.

Нинурта словно не слышал. Набай обреченно встал на колени, опустил голову.

В этот момент послышался зычный, хорошо поставленный голос Набу-Эпира. Нинурта замер, Шами прижалась к нему, залепетала:

– Прислушайся к нему, он призывает богов к суду.

Начальник конницы, словно просыпаясь, протер глаза, потщательнее укрыл жену своим плащом. Длинные волосы Шаммурамат прикрыли ей грудь и живот.

Набу-Эпир вскинул к небу руки, громко и протяжно затянул:

– Во имя владычицы богов, царицы царей, яростной львицы, Иштар-воительницы!

Он, словно дожидаясь ответа, сделал паузу, затем продолжил напевным храмовым речитативом:

– Хвала тебе, Иштар! Ты – владычица богов, царица царей, яростная львица! О воительница, ты вырастила храбрую дочь. Хвала тебе, Иштар, царица дев и воинов, покровительница сражения и любви. Хвала тебе, Иштар, твоя приемная дочь – услада мужества.

Он не торопясь, с подобающим уважением встал на колени. Набай поднял голову, с надеждой глянул на вавилонского уману. Против его служения, его призыва никто не мог устоять – все последовали его примеру. Шами потянула мужа за собой. Нинурта, еще не совсем пришедший в себя, с трудом согнул колени. Они так и стояли – он в охотничьей тунике, Шаммурамат – обнаженной, едва прикрывшей тело краем мужнего плаща и своими длинными волосами. В этот момент лес отозвался протяжным, ужасающим львиным ревом.

Нинурта оторопело, обретая, наконец, реальность, глянул на коленопреклоненных Бурю, Ушезуба, Набая, двух других воинов, затем, с недоумением, на жену. Затем не спеша расстегнул фибулу, скреплявшую накидку у горла, и обернул ею жену. Тут только Шами почувствовала жуткий холод. Плащ был короток, но вид голых, в крови, ног женщины или, точнее, грозный львиный оклик произвел необыкновенное действие на прибывавших и прибывавших на поляну воинов.

Все столпившиеся на поляне молча становились на колени. Когда затих львиный рык, тишину нарушило глуховатое солдатское пение.

Нинурта посадил супругу на коня, повел его за узду к опушке. Сюда со всех сторон мчались всадники. Шаммурамат сидела, раздвинув ноги, – они, окровавленные, исцарапанные, оголились до середины бедер, но теперь никому не приходило в голову отрицать родство этой земной женщины с владычицей Иштар.

По приказу наместника головы убитых сирийцев насадили на пики и понесли в сторону города. Там их выставили возле главной башни, а содранной с негодяев кожей обили ворота.