К причалу подъезжает автомобиль. В нём уже знакомый нам гауптман. Он смотрит вслед катеру.
Кронштадт. Конспиративная квартира. Ночь
Сталин наливает чай в стакан. Несёт его в комнату. Там на стуле при свете керосиновой лампы сидит Ленин и безучастно смотрит перед собой на пустую стену. Когда Сталин касается его плеча, он резко оглядывается. И снова утыкает взгляд в стену.
Сталин ставит на стол возле него стакан с чаем и выходит на кухню, садится у окна. Пьёт чай.
Санкт-Петербург. Мариинский Дворец. Зал заседаний Временного Правительства. Вечер
На трибуне вещает Керенский20. Министры скучают. Среди них Терещенко.
Рутенберг с места перебивает Керенского.
– …А очень просто! Надо чтобы Указ правительства выполнялся!
– Продовольственный вопрос, Пётр Моисеевич, в связи с которым Вы приглашены, у нас следующий на повестке дня, – отбивается Керенский. – Так что…
– Нет! Я же вижу, Александр Фёдорович, что вы уже идёте на попятный?! И вот это как раз имеет прямое отношение к ситуации с хлебом в Петрограде. Ведь невооружённым глазом видно, что трудности с продовольствием в городе искусственные. Явный саботаж с целью вызвать взрыв недовольства у жителей. И всё дело в Ульянове, которого поддерживают немцы. Если мы сейчас не захватим эту шайку…
– Перестаньте! Володя Ульянов учился у моего отца!
– Ну, мало ли какая шваль могла учиться у Вашего отца, Саша.
– Бросьте, Пинхас. И вообще у меня нет времени. Мне пора на митинг в цирк.
– О! Наконец-то я подобрал ключ к тому, что наблюдаю вот уже неделю. Цирк!
– Перестаньте паясничать!
– Перестану, если вы дадите жёсткую команду сыскному отделению. Пусть расшибутся в доску, но достанут из-под земли. Троцкого тоже под суд! Вам доложили результаты расследования расстрела демонстрации на Невском?!
– Это голословно. Бундовцы могут печатать в своей газетёнке любой бред. Я как адвокат с громадным стажем вижу, что веских доказательств нет. Большевики выиграют суд.
И вообще, я тороплюсь. У меня выступление.
– Езжайте, Саша. На манеж! Там вам и место. Оркестр туш! Та-та-та! На арене сам Керенский. Спаситель России!
– Вы, Пинхас, много на себя берёте!
– Вы даже не представляете, гражданин Керенский, как много я на себя взял!
И тут в перепалку вмешивается Терещенко.
– Но простите, гражданин Рутенберг! Что вы хотите? Вот я, например, тоже не верю в эту болтовню! – Терещенко весело оглядывается на министров, приглашая их повеселиться вместе с ним, – А, граждане министры?! Сейчас все ловят шпионов. Вон и вдовствующую императрицу Марию Фёдоровну обвиняют. Давайте её, старушку, под суд. Тоже! Хотя нет! Кто же будет у нас в стране вдовствующей… Чепуха всё это! Ленин-Пенин… У вас гражданин Рутенберг, какая-то идея фикс, честное слово!
– Вы так считаете?! – ощеривается Рутенберг.
– Да! Как министр иностранных дел, я…
– Вы министр?! Ну, я тогда японский император. Вы просто дойная корова! Им, – он показывает на министров, – нужны не вы с вашими красивыми пустыми словами, а деньги и связи династии Терещенко. Вас раскрутили на военный заём как последнего фраера. Министр он, бля! Как там в «Нью-Йорк таймс»: «мальчик, рождённый с золотой ложечкой во рту! Олигарх!» Какой вы на хер олигарх?!
– Как это?
– А так! Олигарх – этот тот, кто идёт во власть для пользы себя и своего бизнеса. А вы!? Мало того что, не заработали, так ведь ещё и разорились. Тоже мне… Министр иностранных дел! Где ваши решительные заявления? Где ваше встряхивание за шиворот союзников?! Зато приятное времяпрепровождение, коктейли, фраки и возможность потрахивать дочерей и жён послов. Главное, чтобы вам было не скучно? Верно?! Да, я вижу, в завещание наследства от дедушки Николы пункт – поделиться умом – внесён не был.
– Что?! Как вы смеете!? Да, я вас… Вызываю на дуэль! Терещенко бросается на Рутенберга, но его удерживают.
– Бросьте, гражданин Терещенко! – говорит Рутенберг. – Ну, не надо так горячиться. Я не из дворян. Да и вы не из князей. Дуэль это не из нашего обихода. Вот морды друг другу набить… Хотя нет! Детей не бью!
Рутенберг выходит из зала заседаний. Терещенко смотрит вслед.
Пригород Санкт-Петербурга. Сестрорецк. Пристань. Утро
Ленин сходит на берег. Он уже в одежде рабочего. Такой себе конторщик Путиловского завода Ильин. Сопровождает его тот же Сталин. Уходят по улочке.
Пригород Санкт-Петербурга. Сестрорецк. Окраина. Утро
Жарко. Солнце слепит. Пыль. Из своего авто выходит Терещенко. Элегантный и весёлый. За ним из машины выходит адъютант поручик Чистякова. Терещенко останавливает его:
– Не боись, Чистяков. Всё в порядке. Видишь, птички поют. Пройдусь пешочком. Жди здесь.
Терещенко идёт по переулку вдоль заборов, сверяясь с запиской, рассматривает дома. Останавливает мальчика девяти лет.
– Скажи-ка, малец, где тут дом Емельянова?
Мальчик подводит Терещенко к дому. У калитки женщина, тревожно оглядывает улицу.
– Тётка Надежда, тут вот Емельяновых спрашивают.
– А чё?! – пугается женщина. – А-а-а… Мы никак не Емельяновы. Мы это…
– О!? Тётка Надька?! Емельянова ж ты? – удивляется мальчик. – У нас на квартале других Емельяновых и нет.
– Ну, ладно! – громко, чтобы услышали в доме, говорит женщина, – Емельяновы мы! Не расслышала. Но вам ежели молока, так это через три дома.
– Нет, я к вам, – Терещенко сам открывает калитку, проходит по двору. Женщина семенит рядом. Терещенко поднимается на крыльцо.
В доме суматоха. Сталин вынимает наган, Емельянов21 нож. Вместе с Лениным они переходят из гостиной в кухню.
Терещенко входит в дом. Женщина паникует:
– Вы чё безобразничаете, господин хороший?! Я чичас власть позову. Городового.
– А я власть и есть, – весело сообщает Терещенко. – Позвольте представиться. Михаил Иванович Терещенко. Министр иностранных дел. Хотел бы встретиться с господином Ульяновым.
– Какой-такой Лянов-Белянов?! Не знам такого! Идите отсюда! Вы видали, министр он!
– Поверьте мне, я не враг господину Ульянову. Я пришёл поговорить.
– Вы с ума сошли господин хороший! Уходите по добру, по здорову!
На кухне Сталин показывает жестом – чирканье по горлу. Ленин отрицательно качает головой.
– Успеем, – шепчет Ленин. – Проверьте вокруг! С кем он? Казаки? А я…
– Да, Бросьте вы, мадам! – продолжает Терещенко. – Мне нужен Ульянов. Он здесь!
– Конечно, здесь! – Ленин, как в омут с головой, выходит в комнату. – С вами я не буду играть в прятки. Потому что весьма и весьма… Наслышан. Вы тот самый герой, который своими действиями разогнал это идиотское правительство князя Львова. Позвольте пожать Вашу героическую руку! Мы, большевики, ведь тоже за предоставление независимости Украине. Проходите, садитесь. Сейчас чайку попьём! – усаживает Терещенко, проходит к дверям на кухню. – А ну-ка, хозяюшка, наладьте-ка нам с гражданином министром самоварчик! Сядем, будем чаи гонять. С баранками. Вы любите свежие баранки, Михаил Иванович?
– Баранки люблю. Да… Я вообще-то ненадолго, – Терещенко выкладывает перед Лениным газету. – Вот у нас спор случился. Я проголосовал против Указа о вашем аресте…
– Почему? Не верите газетам?!
– Нет! Я верю только в то, в чём сам убедился. Пощупал. Вот и сейчас… Пришёл спросить. Прямо. Глядя Вам в глаза. Это же печатный орган революционной партии. Бунд. Как я понимаю, они социалисты тоже. В какой-то степени соратники ваши.
– В том то и дело, что в какой-то степени, Дорогой Михаил Иванович! Вы, насколько я знаю, в политике человек свежий. А ведь это такая особенная французская борьба, батенька. Да ещё к тому же без всяких правил. Подножки, оплёвывание, наговоры, явное враньё! И потом Бунд мелкобуржуазная еврейская секта. Они давно отошли от линии, увязли в болоте национализма. Враги революции!
