На Комиссарова сыпались награды как из рога изобилия. От австрийского императора. От Луи Бонапарта из Франции. От других европейских монархов. Ему дарили поместья. В его честь устраивались званые обеды и внеочередные заседания аристократических клубов. Артисты Мариинского театра в честь «спасителя» дали специальное представление оперы Глинки «Жизнь за царя». Журналисты открывали все новые и новые подробности его жизни. Оказывается, он родился в нескольких верстах от родины Ивана Сусанина, да и зовут его почти так же: Комисарова – Осип Иванович, а Сусанина, наоборот, – Иван Осипович. Выдержать все это простому крестьянину было невозможно. Пройти медные трубы славы он не смог. В конце концов Комиссаров запил и вскоре умер от белой горячки.

Трагически закончилась и судьба террориста Дмитрия Каракозова. 3 сентября того же года он был приговорен к смертной казни и повешен. А в честь «чудесного спасения» императора в 1866–1868 годах в Петербурге, у выхода из Летнего сада по проекту архитектора Р.И. Кузьмина была сооружена облицованная серым мрамором часовня с надписью «Не прикасайся к помазаннику Моему». Она была встроена в ограду. В 1918 году часовню закрыли, а в 1930-м – снесли.

Ограда Летнего сада со стороны Мойки

В 1826 году появилась художественная ограда и с противоположной, южной, стороны Летнего сада. Она была отлита на Александровском чугунолитейном заводе по рисунку архитектора Людвига Ивановича Шарлеманя-второго. Она не так величественна, как знаменитая ограда со стороны Невы, и в известном смысле находится в тени мировой славы своей «старшей сестры». Но среди истинных петербуржцев эта скромная ограда пользуется давней и заслуженной любовью. Она представляет собой чередующиеся звенья, украшенные изображением тонко моделированной головы Медузы Горгоны. В центре ограды находится вход в Летний сад со стороны Мойки, то есть со стороны города.

Именно поэтому этот вход наиболее популярен среди петербуржцев. Это давнее традиционное место встреч, которое со временем в городской фразеологии было персонифицировано и вошло драгоценной жемчужиной в свод городской мифологии. Петербуржцы, назначая друг другу встречи у южного входа в Летний сад, говорят: «Встретимся у Шарлеманя». Никаких дополнительных уточнений эта формула не требует, а сама фраза стала высшим признанием заслуг как самого Людвига Ивановича Шарлеманя-второго, так и всех без исключения петербургских зодчих.

В начале XVIII века на запад от Летнего сада простиралось болотистое поле, поросшее деревьями и кустарниками. В 1711–1716 годах лес вырубили и от Невы к Мойке для осушения болот прорыли два канала – Лебяжий, существующий до сих пор, и Красный, вдоль современной западной границы Марсова поля. Впоследствии Красный канал был засыпан. Образовавшийся между Невой, Мойкой и этими каналами пустынный прямоугольный остров назвали Большим лугом. Он использовался для проведения смотров войск и праздников в честь побед в Северной войне. Официальные праздники переходили в народные гулянья с кулачными боями, травлей зверей и другими традиционно русскими забавами. Гулянья заканчивались сожжением праздничных фейерверков, которые в ту пору назывались «потешными огнями».

От них произошло и следующее официальное название острова – Потешное поле. После смерти Петра в короткое царствование Екатерины I поле называлось Царицыным лугом – по имени «Золотых хором», или «Царского дома», стоявшего поблизости там, где позже архитектор росси построил павильон Пристань в Михайловском саду.

В 1740-х годах была предпринята попытка превратить Царицын луг в регулярный сад. Работы велись по проекту архитектора М.Г. Земцова. Однако дальше прокладки дорожек, стрижки кустов и присвоения претенциозного названия «Променад» дело не пошло. На Царицыном лугу вновь стали проводить разводы караулов, военные учения, парады и смотры гвардейских полков. В 1805 году Царицын луг был переименован в честь античного бога войны Марса.

Памятник борцам революции. Фото 1980-х годов

Едва наступали первые весенние дни и поле освобождалось от снега, десятки гвардейских полков с раннего утра стекались на продуваемое невскими ветрами место. «Вот лето наступило, теперь Манеж отдохнет, а Царицыну лугу достанется работа», – говорили солдаты, покидая казармы перед началом учений.

Знаменитые парады на Марсовом поле воспеты петербургскими поэтами, изображены на полотнах художников, отражены в художественной литературе и в городском фольклоре. На них сходились толпы любителей воинского строя и маршевой музыки. Сохранился анекдот, подметивший типичную особенность петербургского быта того времени. «Куда вы ушли без спроса?» – спросила мать двух взрослых своих дочерей. – «Извините, маменька, я пошла смотреть парад на Царицыном лугу». – «Ну, а ты где была?» – спросила мать другую дочь. – «А я также ходила за сестрицею и помогала ей смотреть парад».

Однажды петербуржцы заметили, что на ежедневных утренних разводах стали присутствовать танцовщицы императорского театра. Родилась легенда о том, как однажды во время развода император Павел заметил одну танцовщицу, которая рискнула таким образом прийти на свидание с офицером. Едва сдерживаясь, Павел крикнул: «Вам что здесь надо, сударыня?» – «Мы пришли полюбоваться красотой этого военного зрелища, Ваше величество». Павлу понравился ответ девицы, и он тут же приказал «ежедневно на утренний развод присылать из театра несколько танцовщиц».

Однако не все заканчивалось так благополучно. Однажды на Марсовом поле Павел неизвестно за что разгневался на Преображенский полк. Неожиданно он закричал: «Направо кругом, марш… в Сибирь!» И полк, отличавшийся строгой дисциплиной и беспрекословным повиновением, по словам предания, в полном составе стройно прошагал с Марсова поля по улицам Петербурга. Так он дошел до Московской заставы и «направился далее по Сибирскому тракту». Только около Новгорода преображенцев догнал посланец от императора и объявил ему государево «прощение и позволение вернуться в столицу».

В другой раз во время парада на Марсовом поле один офицер неосторожно забрызгал Павла I грязью. Реакция была мгновенной. Император рассвирепел. Офицер трусливо сбежал, и целый день мотался по городу, боясь гнева государя. Наутро его арестовали и привели к Павлу. Каково же было удивление несчастного офицера, когда он увидел императора, идущего к нему с распростертыми объятиями: «Дорогой мой, я так вам благодарен. Если бы вы не сбежали, я бы убил вас, совершив непростительный грех перед Богом».

Рассказывали, что на третий день царствования Павел I после обеда поехал прокатиться верхом по городу. На Царицыном лугу стояло в то время большое деревянное здание «Оперного дома», в котором выступала итальянская труппа. Павел трижды объехал вокруг театра и остановился перед входом. «Николай Петрович, – крикнул он сопровождавшему его военному губернатору Архарову, – чтоб его, сударь, не было!» И ткнул рукой в сторону театра. Через три часа, рассказывает легенда, «Оперного дома» будто никогда и не бывало. Более пятисот рабочих при свете фонарей равняли место, где он стоял еще днем.

В короткую эпоху царствования Павла I, в полном соответствии с воинским значением главного парадного плаца столицы, украсили монументы выдающихся русских полководцев. В 1799 году на северной границе Поля, вблизи берега реки Мойки, установили обелиск из серого сердобольского гранита, увенчанный бронзовым орлом с распростертыми крыльями, посвященный генерал-фельдмаршалу Петру Александровичу Румянцеву-Задунайскому. Обелиск выполнен по проекту архитектора В.Ф. Бренны. Через два года, в 1801 году, там же был установлен памятник Александру Васильевичу Суворову. Более чем трехметровую фигуру генералиссимуса в рыцарских доспехах, с мечом и короткой шпагой в руках выполнил скульптор М.И. Козловский. Памятники простояли на Марсовом поле недолго. В 1818 году по предложению Карла Росси они были перенесены: Румянцевский обелиск – в сквер на Васильевском острове, а памятник Суворову – на вновь созданную Суворовскую площадь, рядом с южной границей Марсова поля. Место оказалось более чем удачным. Памятник остался навсегда вписанным в ансамбль Марсова поля.