— Вот, отдашь ей, но только когда будешь уходить, не раньше Можешь остаться до утра, но помни, что на рассвете нам нужно ехать. Не бойся, иди, она сделает все сама.

И с этими словами он подтолкнул меня к женщине Только теперь я заметил, как сильно разукрашено ее лицо, и почувствовал особенный женский запах, исходивший от ее тела. У меня закружилась голова, а все тело сделалось тяжелым, словно не моим. Я посмотрел туда, где только что стоял Гай, но его уже не было.

— Какой красавчик, — произнесла женщина, особенным образом растягивая слова. — Ты в первый раз? Не бойся, это не страшно, я научу тебя.

И она крепко взяла меня за руку у запястья и повела за собой внутрь дома. Мы прошли просторную комнату, где стояли столы, сидело много мужчин и женщин, шум голосов и крики оглушили меня. Мы стали подниматься по скрипучей лестнице на второй этаж. Мужские голоса кричали снизу:

— Иди к нам, Мариам!

— Ты перешла на мальчиков?!

— Смотри, как бы он не испачкал тебя раньше времени!

Я готов был провалиться сквозь землю споткнулся на ступенях, но женщина поддержала меня. Моя неловкость вызвала внизу взрыв хохота.

— Что ты смеешься, Акила, — крикнула женщина, обращаясь к кому-то сидевшему внизу, — уж, верно, он не такой немощный, как ты!

И снова взрыв хохота потряс комнату. Ей что-то ответили, но мы уже были наверху, прошли короткий коридор, и она толкнула одну из дверей, пропуская меня внутрь. Войдя, она заперла дверь на засов и, повернувшись ко мне, улыбнулась:

— Не обращай внимания, они просто пьяны. Лучше выпей вина.

И, подойдя к столу в углу, она взяла кувшин, наполнила две чашки вином и одну подала мне. Я взял чашку, но руки мои дрожали, и я расплескал вино.

— Какой ты неловкий, — сказала женщина и, выпив свою чашку, взяла другую из моих рук.

Комната была маленькой, половину занимало ложе, широкое и низкое, покрытое каким-то тряпьем. Светильник на столе давал мало света, но все равно я сумел разглядеть, что стены выщерблены и неровны, а потолок закопчен. Больше ничего разглядеть не успел, потому что женщина вдруг скинула одежду и осталась совсем голой. Она прыгнула на ложе и поманила меня рукой:

— Иди, не бойся, тебе будет хорошо.

И мне было хорошо. Все происходило, как в тумане: тело освобождалось от того, что томило его, но тут же наполнялось снова, и все хотелось и хотелось освобождаться. Я так нравился Мариам, что всю ночь она не выпускала меня из объятий и научила многому тому, о чем я прежде и помышлять не мог.

Я уснул только перед самым рассветом. Едва провалился в сон, как Мариам разбудила меня:

— Уходи, твой хозяин велел, чтобы ты ушел на рассвете. Скажу тебе, он щедрый, твой хозяин.

— Это не мой хозяин, — холодно сказал я.

— А чей же? Разве мой?

— Это вообще не хозяин.

— А кто же? Не отец, не брат, не дядя. — Она приподнялась и заглянула мне в лицо.

— Откуда ты это знаешь? — спросил я.

Она усмехнулась:

— Дурачок, мне не нужно знать, я это вижу. Не хочешь, не говори, мне-то какое дело!

Мне нечего было ответить, я не знал, как мне определить наши отношения с Гаем. Впрочем, Мариам это и не интересовало, что, правда, несколько обижало меня, ведь молодость так ранима и придает большое значение тем вещам, которые с возрастом кажутся смешными.

Мне так не хотелось уходить, но уже рассвело, и я встал и оделся. Мариам не пошла провожать меня, лежала, уютно устроившись на ложе, и только напомнила мне про деньги, которые дал мне Гай и о которых я совсем забыл. Покраснев, я вытащил монеты и положил их на стол.

— Приходи, когда захочешь, — проговорила Мариам, махнув мне рукой на прощанье, — ты мне понравился.

Я хотел сказать, что люблю ее, но не сумел этого выговорить.

Когда я вышел из комнаты, то испугался, что кто-нибудь увидит меня. Но, пройдя по коридору и спустившись по лестнице, я так никого и не встретил.

Когда я вернулся на постоялый двор, Гай уже ждал меня у ворот с оседланными лошадьми. Я думал, что он станет выговаривать мне за опоздание или, еще хуже, будет подтрунивать надо мной, но он только сказал: «Пора ехать», — и подал мне повод моей лошади.

Еще долго я вспоминал о Мариам, строил какие-то несбыточные планы: как вернусь к ней, заберу ее с собой и мы станем жить вместе, как муж и жена. Жизнь с ней представлялась мне чувственной и счастливой. Мне все хотелось спросить Гая, когда мы снова будем в Антиохии, но, глядя на его покачивающуюся в седле спину, я только вздыхал.

Разве я мог знать, что прошедшая ночь была началом моего падения?!

В следующем городе, куда мы прибыли — кажется, это была Самосата или Эдесса, — повторилось то же самое. Под вечер Гай собрался уходить, подозвал меня, дал несколько серебряных монет, сказав, что мне нужно развлечься. В этот раз я взял деньги без особого смущения. Он указал несколько мест, куда я могу пойти, и добавил строго, чтобы утром я не опаздывал — он не хочет всякий раз делать за меня мою работу.

Новую женщину, которую я нашел, звали Лидия, она сказала мне, что она гречанка. Она мне очень понравилась, показалась даже лучше, чем Мариам, моложе и красивее. Мне не хотелось уходить от нее, но, помня о том, что сказал мне Гай, я заставил себя подняться.

Вернулся я вовремя, и по лицу Гая было видно, что он доволен. Когда мы отъехали, я стал думать о Лидии и уже не вспоминал о Мариам. Но, думая о Лидии, я теперь не представлял себе, что когда-нибудь заберу ее с собой и мы будем жить, как муж и жена. Я вспоминал ее ласки, ее шепот, запах ее тела, и мне было приятно об этом вспоминать. И еще я думал о других женщинах, которые у меня будут в будущем, и каждая из этих женщин, как мне казалось, обязательно откроет мне какую-то особую тайну своего тела.

В самом деле, женщин, с которыми я проводил ночь, становилось все больше и больше — по крайней мере, в каждом большом городе, где мы останавливались, было по одной. Но никаких тайн своего тела они мне не открыли. Просто потому, что в этом деле и не было никаких тайн. Были вожделение и страсть, было приятное от них освобождение, но больше не было ничего. Да вскоре мне ничего уже и не нужно было: я просто хотел женщину и покупал ее, когда Гай давал мне деньги. А Гай мне давал их не скупясь. Я посещал не самые лучшие притоны, но и не самые грязные, где женщины вульгарны, некрасивы и от них дурно пахнет. К тому же Гай предупредил меня, чтобы я был осторожен и не заразился какою-нибудь дурной болезнью. А в дешевых притонах вероятность заразиться была значительно больше.

Я вполне освоился в этих местах, которые прежде обходил стороной, знал женщин по именам, шутил с ними громко и непристойно, и завсегдатаи притонов, взрослые мужчины, считали меня равным себе, хлопали по плечу и пили вместе со мной. Я стал развязнее, грубее и временами грубо говорил даже с Гаем. Но только иногда, когда возвращался утром в сильном опьянении. Потом просил прощения, говорил, что виноват и что это никогда больше не повторится — ведь он давал мне деньги, и я зависел от него. Гай качал головой и смотрел на меня сурово. Порой мне казалось, хотя он этого никогда мне не показывал, что он доволен тем, каким я стал.

Я вошел во вкус такой своей жизни, и мне требовалось все больше и больше денег. Пока еще Гай давал мне их, но мне приходилось выпрашивать, и всякий раз это было сопряжено со все большими для меня трудностями. И снова меня стала посещать мысль о том, чтобы обнаружить, откуда Гай берет деньги — ведь откуда-то он их брал! Я считал, что будет справедливо получать от них хотя бы половину. Тем более что ему самому деньги были, как мне представлялось, не очень и нужны: он не пил, не посещал притонов, не покупал дорогой одежды.

Заниматься хозяйством — даже таким небольшим, какое было у нас, — мне стало крайне обременительно Я подумал, что мы вполне могли бы нанять для этого слугу, и однажды сказал об этом Гаю.

— Я согласен, — отвечал он с кривой усмешкой, — но при условии, что содержание слуги ты возьмешь на себя.