В устах кого-нибудь другого это звучало бы угрожающе, как предупреждающий выстрел из кустов. В сочетании же с Гэри это воспринималось как фраза из плохого фильма.

Я попробовал перебить его.

– Не могу сказать, что я все еще люблю ее, – заметил я, рассматривая свою чашку, но он не обратил на это внимания. – Мы все когда-то через это прошли, – продолжал он.

Я рассмотрел надпись на его куртке: «Dubai Desert Classic 2004», – дополненную эмблемой авиакомпании «Эмирейтс». Куртка имела хороший вид: ни пятен, ни потертостей.

– Я имею в виду, мы все теряли кого-то дорогого. Таков наш мир. Жизнь слишком коротка.

Я неожиданно понял, что именно представляет собой Гэри. Он мог сказать «жизнь коротка» в полной уверенности, что сам сформулировал эту максиму. Вероятно, он считал себя философом, раз уж ему приходят в голову такие глубокие фразы. Уверен, если он однажды увидит это словосочетание на чьей-то наклейке на бампере, то будет уверен, что это плагиат.

– Каждый день надо проживать так, будто он последний, – продолжил он в том же духе, делая вид, что испытывает некоторую неловкость, рассматривая пятно на скатерти. – Неужели ты не можешь думать ни о чем, кроме какого-то человека?

– Гэри, представь, я могу думать о чем-то, кроме Сары, – ответил я. – Просто был пьян, сидел перед компьютером и, признаю, действительно сделал ошибку – огромную ошибку. Ты можешь похвалить себя за то, что никогда не делал ничего подобного, но людям свойственно ошибаться, Гэри.

Господи. Я только что сказал «но людям свойственно ошибаться». Я еще хуже Гэри.

– Нельзя жить прошлым…

Хороший у нас получается диалог.

Неприятное ощущение, как будто тебя отчитывает взрослый. Настоящий мужчина. Кто-то способный вполне здраво рассуждать об отношениях между людьми. Именно поэтому, как мне кажется, разговор и доставлял ему такое удовлетворение. Он пришел сюда не из жалости или сочувствия, а токмо чтобы всем своим видом сказать: «А ну взгляни на меня. Посмотри, что мне под силу. Я могу не только быть с Сарой. Я ведь еще на правах взрослого должен сказать тебе, где ты не прав, в чем причина того, что ты жалкий неудачник. Общаясь с тобой, я делаю тебе одолжение».

– Гэри, послушай, мне надо идти, – решительно проговорил я, пытаясь выпить залпом полчашки кофе. – Дэв спросит, почему я закрыл магазин. Он теперь очень занят – разучивает польские песни. А с трех до четырех по вторникам у нас больше всего покупателей. У него. Я здесь, собственно, и не работаю.

Гэри запаниковал.

– Я кое-что хочу сказать тебе на прощание. Понимаешь… Не я должен это говорить, но…

Но что?

Он сделал паузу, явно наслаждаясь ею. Бывает, я тоже люблю паузы. Я могу выдерживать их целую минуту – думаю, это талант. Сара говорила, что паузы – это то время, когда происходит самое важное; случаются весьма красноречивые паузы, нередко возникают паузы, вызывающие чувство необъяснимого комфорта. Например, после того, как вы говорите адрес таксисту, перед тем как он кивком подтверждает, что знает, куда ехать. Несколько минут между рекламой и фильмом в кино, когда одновременно исчезает и звук, и изображение и вы видите только свет выключаемых мобильников и слышите только шорох хрустящих оберток от шоколадок. Но эта… это была нехорошая пауза.

То есть в ней не было совершенно ничего хорошего.

– Забудь.

– Что?

– Не я должен это тебе сказать.

– Что, Гэри?

Последняя, решающая пауза. На этот раз довольно короткая, но от этого не легче.

– Нет.

На этом он бросил пятерку на стол, улыбнулся и отодвинулся от стола.

– Ну ладненько…

Гэри настоял на том, чтобы проводить меня до магазина. Там я постарался показать ему, насколько занят, раскладывая стопку дисков, однако это не придало мне особенно занятой вид. Я выглядел просто как недотепа, не способный выполнять даже самую примитивную работенку.

Вы понимаете, о чем я.

Гэри взял с прилавка несколько дисков и зачитал вслух аннотации на них. Он, кажется, один из тех, кто почему-то любит это делать.

Замечательно, теперь он нашел фотографии – я не успел убрать их.

– Твои? – поинтересовался он.

– А? Нет. Знакомой.

Я протянул руку, надеясь, что он отдаст их мне, но он явно заинтересовался.

– Кто она?

– Она… Говорю же, знакомая. Подружка.

– Подружка?

Он задержал взгляд на фотографии еще на несколько секунд. Я знал, о чем он думает. Он сравнивает ее с Сарой, пытается вычислить, кто лучше.

– Это хорошо, Джейсон, – сказал он наконец, разложив фотографии веером перед собой. – Хорошо иметь друзей.

Я кивнул. Ладно, что в этом плохого? Если Гэри решит, что я провожу время с симпатичными блондинками, то, возможно, уведомит об этом Сару. Хотя вряд ли он так поступит. Это представило бы меня в слишком привлекательном свете. Нет, Гэри скажет Саре с сочувственным вздохом, что я работаю в магазине видеоигр и ношу свитер, облепленный аппликациями с моряцкой символикой.

– Уитби, – задумчиво произнес он.

– Хмм?

– Это же Уитби? Я узнаю аббатство.

Он показал мне фото. На нем она, в красном шарфе, смеялась над человеком с фотоаппаратом. Это был один из моих любимых снимков. Ветер нельзя было увидеть, но можно было почувствовать, как он, холодный, свежий и чистый, рвет паутину. На заднем плане, на высокой скале, стояло здание, привлекшее внимание Гэри. Я попытался осторожно забрать у него фотографии. «Они мои. Ты не можешь взять их, Гэри».

– Я бывал там в детстве. Не один, естественно. У отца был жилой автоприцеп, и он любил ездить в Уитби. А ты когда был там?

Я кивнул и покачал головой. Гэри понял это так, как ему казалось удобнее.

– Ну ладно, удачи тебе, Джейсон.

Я бы проводил его взглядом, если бы у меня в руках не было фотографии, от которой я не мог оторвать глаз.

Дэв вернулся через час, напевая странную мелодию.

– Это «Bo Jestes Ty»[3] Кржиштофа Кравчика. Понятия не имею, как это переводится.

– О чем она?

– О любви. О бесконечной любви, полной страдания и страсти, испытываемой хозяином магазина видеоигр по отношению к официантке по имени Памела. Чем ты занимался?

– Сюда заходил Гэри.

Дэв помрачнел, так как близко к сердцу принимал подобные ситуации.

– Чего он хотел?

– Прояснить кое-что. Убедиться в том, что я не затаил зла, ну и назвать меня парнем.

– Какая умница этот Гэри. И такой загадочный.

– А еще, думаю, чтобы подействовать мне на нервы.

– Это как?

– Он делал паузы.

– Делал паузы?

– Он делал паузы. Специально. Начинал что-то говорить, потом замолкал.

– Иногда люди делают паузы. Даже я.

– Но это была не просто пауза, а многозначительное молчание.

– Иногда я прибегаю к такой практике. Вчера вечером, к примеру. Все вокруг думали, что же она означает. Я бы не волновался на твоем месте.

– Я просто думаю…

– Не думай. Будешь думать, никогда не сможешь ее толком забыть. Мысли мешают избавиться от прошлого.

В общем, я решил не думать.

Я поднялся наверх, закончил обзор про Боба и Алекса (оценив фильм на тройку) и уставился в экран.

«Таинственное месиво: путь от Эго к Этому через Тебя, Меня и Их».

Курсор мигал, озадаченный не меньше меня.

И какого же черта мне писать?

Я изучил рекламку. На ней было много малоподходящих слов, напечатанных жирным шрифтом, и масса восклицательных знаков:

Внезапно мне расхотелось жить. Я тяжело вздохнул. Искусство – это ведь субъективная субстанция? Да.

Значит, мое мнение тоже имеет право на существование. Другой вопрос, что я не почтил своим присутствием эту выставку.

Думаю, все в порядке. Я начал печатать.