Квирин смотрит на меня. «Я вижу тебя», — говорит он. Звучит как обвинение.

— Ты вернулся? — повторяет вопрос Альбинус.

Это не праздный или риторический вопрос. Он требует ответа. Вопрос требует от страдающего присутствия самосознания. Лицо Квирина перекашивается от усилия. Его губы изгибаются в напряженной гримасе, которая может быстро перейти обратно в «ярость». Он на волоске висит над пропастью. Он делает глубокий судорожный вдох прежде, чем дать ответ.

— Я не вернусь, — говорит он. Слова оглушают роту как звон Колокола потерянных душ.

Слова адресованы не Альбинусу. Он разговаривает со мной. «Почему?» — спрашиваю я.

— Я … потеряю слишком многое, — его борьба порочна. Он борется, чтобы остаться нормальным, лишь для того, чтобы окунуться в пучину безумия. Ещё один вдох. — Я не стану монстром.

Это его прощание с нами. Отвергая путь, которым я прошёл, он отпускает хватку разума и падает в свою собственную бездну. Глаза его видят другие времена, другую угрозу, и разум окунает его в сражение за Терру. Альбинус использует нартециум, вводя Квирину ударную дозу успокоительного. Мы добавим ещё одно имя в список Роты Смерти.

Я отступаю в сторону, пока Альбинус склоняется над Квирином. Реклюзиарх остался верным собственным выводам о вере до конца. Тот, кто сопротивляется «чёрной ярости» — лишён души. Возможно, он прав. А, возможно, что я что-то ещё худшее. Но кто из нас поддерживает орден? С чувством отвращения к его слабости я отворачиваюсь от него.

Я вновь гляжу на разлом. Мы позволили себе потратить несколько минут на прощание с павшей легендой. У нас не осталось врагов в физическом понимании этого слова. Но этот проход в варп всё ещё может уничтожить Паллевон и нас вместе с ним. Я не знаю, сможем ли мы закрыть его. Мне неизвестна природа тьмы, накрывшей Векайру, и я понятия не имею, можно ли её убрать.

Если честно, я даже не знаю, правильно ли я поступил.

Кастигон встает рядом, рассматривая разлом. «Что дальше, старший библиарий?» — спрашивает он. Но должно это звучать иначе — у тебя нет ответа, не правда ли?

— Игра ещё не окончена, — бормочу я.

— Нет, — приходит ответ с той стороны разлома. — Хорошо сыграно, Кровавый Ангел.

Говорящего пока нет среди нас, но слова разрывают ткань реальности ещё в одном месте. На руины уничтоженной башни внезапно обрушивается ливень из крови и пепла. Голос входит в резонанс с силой насилия, длившегося целые тысячелетия. Он глумится с той особой злобой, которая не присуща существу злому от рождения, но тому, кто сам встал на путь зла и возрадовался своей судьбе. Голос такой же низкий и зубодробильный, как и гул, идущий из разлома, но в тоже время он грохочет, как миллион барабанов войны. И он скрежещет. Как когти, скребущие по внутренней стороне черепа. Это зубы, грызущие кости надежды, пока те не переломятся с хрустом. Это смех геноцида.

Кровь продолжает лица со свода купола тьмы. Вопли варпа становятся громче. Трещины в воздухе внезапно извергают языки пламени, и из них появляется новая армия. Это не солдаты. Это отродье. Из удлиненных голов растут закрученные рога. Колени их ног выгнуты в обратную сторону, из-за чего походка их выглядит насмешливой и гарцующей. Это кровопускатели Кхорна, они изводили нас на «Затмении надежды». Ощущение замкнувшегося наконец-то адского круга отвратительно.

Демоны идут прямиком на истощённую роту. Мы полностью окружены. Кровавые Ангелы реагируют также, словно только что вступили в бой. Не собираясь сдаваться, Четвёртая рота формирует защитный круг. Убежища нет. Башня развалена на куски величиной с метр, может быть, два. Но волна демонов разобьётся о багровую скалу.

Кастигон присоединяется к кругу, призывая воинов проявить героические усилия. «Вот теперь идёт настоящий враг, — говорит он, голос его также силен и жаждет битвы, как в тот момент, когда мы выломали врата Векайры. — Теперь мы, наконец, видим то, что сгубило Векайру! Сыны Сангвиния, сегодня мы преподадим силам Хаоса урок смирения. И они познают, к их собственному сожалению, что значит призвать на себя гнев Кровавых Ангелов!» И урок начинается. Масс-реактивное опустошение изливается на ряды демонов.

Я остаюсь стоять вне круга. Я игнорирую кровопускателей. Какую бы опасность они ни представляли, всё же это отвлекающий маневр. Я встаю напротив разлома, поджидая командующего этой орды. Он заговаривает вновь, его голос без усилий перекрывает грохот стреляющих болтеров: «О, слова, какие прекрасные слова. Вас, марионетки, должно быть, они успокаивают? Вам не надоели ещё эти высокопарные высказывания и никчемные положения?» Голос ужасен. Он использует звук и слова, чтобы атаковать своих слушателей. Я заставляю себя сконцентрироваться и не обращать внимания на атаку, чтобы проанализировать то, что я слышу. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы оценить приближающегося врага. Я обращаю внимание на язык, которым он говорит. Есть что-то, пусть и отдаленно напоминающее, но всё же человеческое в речевых оборотах. Пазл воспоминаний вновь открывается передо мной. Я не сомневаюсь, что это воспоминания, принадлежащие говорящему с нами существу. Эта тварь, которая видела смерть примарха, которая на целые эпохи старше самого Императора, была когда-то человеком.

— Не отвечай, — передаю я по воксу Кастигону, — не надо радовать эту мерзость подобным образом.

— Радоваться чему? — приходит скрежещущий ответ. Голос звучит неторопливо, в нём нет никаких эмоций по поводу разразившегося за моей спиной генерального сражения. — Что, откажешь мне в своей ярости? Поздно для этого, брат Мефистон. Даже слишком поздно.

Использование моего имени и намеки на родство погружают меня в воспоминания о пещерах Солона V и лживых речах М’кара. Я скалюсь, но молчу.

— Ты ни в чем мне не отказал, — продолжает голос, в котором звучит ужасная правда, — ты всё мне дал. Ты стал инструментом моего отмщения вашему ордену. Ты открыл дорогу моему господству.

— Хватит игр! — кричу я и шагаю вперед. Я сам брошусь в разлом, если это потребуется, чтобы закрыть рану в ткани реальности. Я должен, ибо появление этого портала — ответ на загадку воплощенного воспоминания и причина, по которой нас заманили сюда. Уничтожив статую, я сделал последние предписанные мне в этом танце шаги. Я выпустил чудовищное количество энергии. Я открыл проход в Имматериум.

Я выпустил то, что идёт к нам.

— Больше никаких игр, — повторяю я.

— Согласен, — отвечает голос.

Я останавливаюсь, заметив, что в разломе формируется фигура. «Давай положим конец играм. Давай положим конец всему».

Кошмар появляется внезапно. Возникает ощущение присутствия. Раздается звук бьющейся в агонии реальности. И вот монстр уже среди нас. Он огромен, возвышается над нами всеми, я задумываюсь, как такая тварь могла когда-то быть человеком.

С другой стороны, я ведь тоже был. Когда-то.

Передо мной предстает князь демонов.

О человеке в нём напоминает только жестокость. Голова обрамлена двумя закручивающимися вперед рогами. Лицо рептильное. Глаза узкие, и в их темных глубинах ужасным знанием сверкают тонкие разрезы. Пасть, которая могла бы откусить голову орка, усеяна острыми, как бритва зубами. Князь демонов идет к нам, каждая его нога размером с космодесантника. Когти его по длине не уступают гладию. Его шкура и броня настолько покрыты густой кровью, что трудно сказать, где заканчивается одно и начинается другое. Броневые пластины колен выполнены в форме рогатых демонических лиц. Глаза моргают. Челюсти рельефных изображений голодно щёлкают от дикого наслаждения. На каждом наплечнике монстра корчится человек в окружении черепов, появляющихся из луж крови. Видна лишь верхняя часть мучающейся души. По началу, я думаю, что несчастного просто разорвали пополам, но потом я понимаю, что истина ещё более ужасна — тело погружено в нечестивую броню. Черепа покачиваются и тонут. Это кровь, это глубокий и омерзительный бассейн, и в тоже время — броня. Из спины князя демонов растут два изогнутых шипа, на которые насажены высушенные головы Адептус Астартес. На их лбах вырезаны символы. Чудовище несет в руках оружие, отдаленно напоминающее болтер.