Стихи в сборнике «Крылья огня» были о любви; может быть, именно их читала жена Долиша. Сборник «Крылья огня» был о любви. В отличие от сонетов Шекспира, посвященных таинственной «смуглой даме», стихи Оливии дышали светом, теплом и красотой, смешанными с такой страстью, что невольно пробирала дрожь. «Крылья огня» тронули Ратлиджа, как трогало мало что другое.

Хэмиш в подсознании Ратлиджа проворчал: «Небось, читая стишки, думал о своей Джин? Она не стоит такой любви! Вот моя Фиона – та стоила. Она подарила мне книжку перед тем, как я сел в эшелон, который увез меня в Лондон. Когда откопали мой труп, в кармане у меня нашли окровавленную книжку…»

Ратлидж закашлялся, едва не подавившись чаем.

– Давайте ненадолго отвлечемся от двойного самоубийства, – предложил он. – Ни у кого из его родственников не было особых причин убивать Стивена Фицхью?

– Во всяком случае, не у мистера Кормака, он ведь не имеет на дом никаких прав. После смерти мистера Стивена мисс Рейчел и миссис Харгроув поделят между собой его долю. Но мы и с той стороны все проверили. Финансовое положение у обеих в полном порядке; нет никаких оснований думать, что им нужны были лишние деньги.

– Там, где речь заходит о деньгах, люди способны на странные поступки, – заметил Ратлидж. – Что ж, по-моему, вы рассказали мне все, что необходимо знать на первых порах. Где я буду жить?

– Я снял вам номер в «Трех колоколах», сэр. Гостиница рядом с церковью – вы ее не пропустите.

– Поблагодарите миссис Долиш за чай. – Ратлидж взял со стола документы и пожелал констеблю спокойной ночи.

Снова пошел дождь, он побежал к машине и успел забраться внутрь до того, как на него обрушился настоящий ливень. Он забарабанил по штакетнику, как далекие пулеметные очереди.

«А тебе не кажется, что покойница была ведьмой? – спросил Хэмиш, которому не давала покоя Оливия Марлоу. – Уж больно хорошо она знала войну, приятель! Для женщины такое просто неестественно».

– Она не ведьма, а гений, – вслух ответил Ратлидж, не успев вовремя прикусить язык. Слишком он привык беседовать с Хэмишем.

Дождавшись, когда ливень утихнет, Ратлидж завел мотор и поехал в гостиницу. «Три колокола» показались впереди раньше, чем он ожидал; он резко затормозил у крыльца, подняв брызги. Машину слегка занесло. За зданием гостиницы чернел шпиль колокольни. Он напоминал копье, направленное в тучи, которые неслись по небу.

«Если повезет, ты выживешь после аварии, – злорадно заметил Хэмиш. – И остаток дней проживешь в инвалидной коляске, и другой компании, кроме меня, у тебя не будет». Ратлидж выругался.

Гостиница разместилась в небольшом доме из серого камня, под темной аспидной крышей, которая, казалось, постепенно придавливает все сооружение к земле. Его ждали; хозяин показал ему номер, выходящий на небольшой садик за гостиницей. Садик больше напоминал джунгли из переросших роз и рододендронов. Ратлидж быстро, ловко распаковал вещи, уже через десять минут лег в постель и заснул.

Спать он не боялся. Во сне Хэмиш его не донимал.

Зато донимала Джин.

Через несколько часов ветер переменился. В полуоткрытое окно повеяло морем и теплом. Ратлидж пошевелился, перевернулся на другой бок и увидел во сне девушку, которую он когда-то любил… девушку, которая не захотела жить с жалкими останками мужчины, за которого она обещала выйти замуж. Джин по-своему тоже преследовала его.

Она коснулась его руки и повела его по тропинке, которую он помнил; какое-то время ему казалось, что все происходит наяву, она здесь, около него, в его руке ее теплая рука, в тишине слышится ее серебристый смех, ее юбки шуршат совсем рядом, касаясь его, и ничего не изменилось…

На следующее утро его ждали сытный завтрак и любопытный хозяин. Ратлидж уклончиво ответил на его вопросы и, выпив две чашки кофе, ушел. Оказавшись на улице, он посмотрел на небо – привычка, въевшаяся в плоть и кровь на войне. Тогда от направления ветра зависело, устроит противник газовую атаку или нет. Несмотря на клочья тумана, которые вились над трубами и над деревьями, Ратлидж решил, что день будет теплый, но не жаркий, по этому можно пройтись пешком. В папке, которую дал ему констебль Долиш, он нашел связку ключей и нарисованную от руки карту без указания масштаба. Типичная сельская карта.

Было очень рано, и, хотя несколько местных жителей уже работали в садах, спеша наверстать упущенное из-за дождя время, на улице Ратлидж никого не встретил. В Боркуме была всего одна улица, делившая деревню пополам. Она шла мимо церкви и лавок, спускалась под гору к речушке Бор, давшей название деревне. Дома в основном лепились один к другому; одни стояли стена к стене, другие разделяли узкие тропинки и альпинарии. Внизу что-то блеснуло – речушка или море?

Торговец скобяными изделиями деловито выставлял на улицу бочки и плуги; откуда-то доносился детский смех. Навстречу Ратлиджу по противоположной дороге ковыляла пожилая женщина. Ратлидж перешел дорогу и остановил ее.

Вблизи она оказалась настоящей старухой, которую годы пригнули к земле. Седые волосы были собраны в неопрятный пучок; на плечах лежал старый выгоревший черный платок. Узловатая палка выглядела как продолжение искривленной руки.

– Прошу вас… – мягко начал Ратлидж, не желая ее напугать.

Старуха глянула на него проницательными водянистыми глазами, которые как будто видели его насквозь.

– Вы ведь не из Боркума, верно? – спросила она, оглядев его с головы до ног. – Если вам нужен констебль, придется подождать минут двадцать, не больше.

Удивленный, Ратлидж начал было:

– Да нет, вообще-то…

– Значит, вы заблудились и хотите узнать дорогу?

– К дому Тревельянов. Вы не скажете, как его найти?

– Вы турист, молодой человек?

Прошло много лет с тех пор, как Ратлиджа называли «молодым человеком».

– Да.

– Так я и думала. Пройдете по этой дороге еще примерно милю. У развилки поверните направо. Идите по тропинке до конца, увидите ворота и аллею, которая ведет в гору. Подниметесь на вершину и увидите Тревельян-Холл.

Указания – если они были верными – показались ему вполне ясными и четкими. Старуха хрипло хихикнула:

– Я живу здесь больше восьмидесяти лет!

Она как будто прочитала его мысли. Хэмиш заворочался у него в подсознании, и взгляд старухи сделался еще более цепким. Но она ничего не сказала и заковыляла дальше, как будто довольная тем, как сложился разговор с незнакомцем. Ратлидж смотрел ей вслед, уверенный в том, что она знает об этом. Любая женщина, независимо от возраста, чувствует мужские взгляды.

Хэмиш засмеялся: «Ты в Шотландии не жил, старина!» – никак не объясняя своего замечания.

Следуя указаниям старухи, Ратлидж зашагал по узкой дороге, по которой накануне ехал в автомобиле. Найдя развилку между полями, где стояли стога сена, он прошел мимо нескольких домиков, участков возделанной земли и большого пастбища. Через полчаса он добрался до ворот, почерневших и разбухших от дождя и ветра, и зашагал между высокими, мокрыми кустами рододендронов, за которыми возвышались деревья. Ему казалось, что он углубляется в туманное море. Но, поднявшись по извилистой тропинке в гору, он увидел солнце. Вдали, посреди красивой лужайки, стоял дом, окруженный парком. От моря его отгораживал длинный покатый мыс.

Ратлидж сразу понял, что дом строили и достраивали в разные эпохи. Основа, скорее всего, тюдоровская; пристройки сооружали во время Реставрации, в георгианскую и викторианскую эпохи. Зато высокие, зубчатые ворота у конюшни явно появились в более отдаленном прошлом. Родовые усадьбы английской знати, такие как Бленхейм, Хатфилд, Лонглит и Чатсуорт, громко заявляли о власти и деньгах. Тревельян-Холл тихо и с достоинством говорил о почтенном возрасте и старинной родословной. О вечности, гордости и покое.

Он любовался поместьем сверху, живо представляя его славное прошлое и пробуя угадать, какими были его владельцы. Он ощутил… грусть? Нет, не грусть, нечто более сильное, связанное с этим местом, и оно словно притягивало его к себе.