– У меня замерзли ноги.
– Ну конечно, – с легким укором сказал Дион. – Не надо было снимать носки.
Жанна опять поперхнулась, представив себя голую, но в огромных шерстяных носках. Интересно, что бы заявила по этому поводу Лиана?
– Я согрею тебя.
И Дион осторожно обхватил ее ноги своими ступнями. Какие же они красивые – узкие, с высоким подъемом и изящными пальцами! В это мгновение Жанна поняла, что ей было холодно всю жизнь. Сколько лет, не сознавая этого, она провела как во сне, зажмурив глаза и не видя утреннего солнца. И умирала с голода, подобно скупцу в подвале, набитом золотом.
– Спасибо. – Это слово не отражало ее истинных чувств, но Жанна не сумела придумать ничего другого.
– Эх, вы, англичане, – рассмеялся Дион. – В любую минуту ты сможешь попросить разрешения уйти.
Жанна покачала головой. На этот раз она зашла слишком далеко; бежать теперь поздно. Дион обнял ее. У Жанны перехватило дыхание, сердце билось так часто, что трудно было устоять на ногах. А потом она успокоилась, согретая теплом его рук. Как все оказалось просто: прикоснуться к телу другого человека – это все равно что войти в теплое, ласковое море. Она положила голову ему на плечо. Дион стоял неподвижно, и в гулкой тишине удары его сердца звучали, как далекая музыка. Его волосы пахли солью и скошенной травой. Жанна закрыла глаза, и перед ней отворились врата, ведущие в чудесную страну, о существовании которой она раньше не подозревала. Дион поднял ее и нежно уложил на мешковину. Она вдруг почувствовала себя свободной и легкой, как пушинка. Какие горячие у него руки! Под этими прикосновениями старая кожа сползла с нее, подобно кокону, и появилась новая – гладенькая, словно у младенца, и эластичная, – готовая вместить в себя новый мир. Прежняя Жанна – такая скованная, серьезная и скучная – исчезла навсегда.
Дион накрыл ее своим телом, сжал в объятиях, растворился в ней. Теперь она принадлежала ему полностью, безраздельно и уже не могла понять, где кончается его тело и начинается ее. Жанна дышала его дыханием, ощущала силу его желания и открывалась ему навстречу.
А потом… не было чувства одержанной победы или раскрытой тайны. Только вкус соли. Мед в чашечке цветка. Пульс времени – неуловимый и хрупкий. Соединение того, что некогда было раздельным. Тишина, ночной воздух и сладкая печаль заполнили ее душу. Маленькая речка пробила путь к морю.
– Мне хотелось бы познакомиться с твоей матерью.
– Зачем? – Жанна нежилась в его объятиях, как ребенок.
– Потому что меня интересует твоя родословная, маленькая скаковая лошадка. – Он провел рукой по ее бедру, прикрытому грубой попоной. – В тебе чувствуется порода.
– Господи, и как же ты намерен с ней общаться?
– Отведу ее в паб.
– В паб? Мою мать? Да она ни за что не пойдет.
– Как знать? А вдруг уговорю? Или она дала обет?
– Дион, ты пьян.
– Теперь ты говоришь, как твоя мать.
– Откуда ты знаешь? Вы же не знакомы.
– Все матери одинаковы. И ты будешь такой же.
– Никогда.
Он расхохотался и обнял ее покрепче.
– Все так думают. Будь благодарна ей за то, что родилась. Она подарила тебе этот воздух, и небо, и солнце – и меня. Понимаешь? Твоя мать подарила тебе меня.
– Ты опять превращаешься в ирландца.
Он легонько провел губами по коже за ухом.
– А почему бы и нет? Ведь кто-то же из нас должен быть ирландцем?
Потом Дион поудобнее устроился на боку, его дыхание стало тихим и ровным, и Жанна поняла, что он уснул.
А она лежала с открытыми глазами и смотрела на облака, летевшие по темному небу, закрывая луну и звезды. Но время от времени их мерцание пробивалось сквозь причудливые тени. Вот так и в ее странной жизни: то тьма, то свет. Жанна не знала, что с ней происходит. Она чувствовала себя очень старой и совсем юной, опустошенной и исполненной новых сил, горстью праха и бесценным алмазом. Защищенной объятием мужских рук и свободной.