— Но скажите, пожалуйста,— спросил лейтенант,— как вам удалось сесть на Сенскую отмель на пути из Бреста?

— Она не обозначена на карте,— ответил Эрик.— Взгляните.

Французский офицер сначала с любопытством, а потом с крайним удивлением ознакомился с маршрутом, проложенным на карте.

— Действительно, здесь не помечены ни Бас-Фруад, ни Понт-де-Сен!…— воскликнул он.— Неслыханная небрежность!… Синяя краска морских глубин у самого острова! И очертания подводной гряды, и даже положение маяка указаны неправильно! Положительно ничего не понимаю… Но ведь это же карта Британского адмиралтейства! И тем не менее здесь все наврано! Можно подумать, ее нарочно испортили или это фальшивка. В былые времена моряки нередко устраивали такие проделки со своими соперниками. Но я бы никогда не поверил, что в Англии еще сохранились подобные традиции!

— Позвольте, господа,— вежливо вмешался Бредежор,— а какие у нас основания обвинять Англию? У меня возникает другое подозрение, и, кажется, более веское: какой-то мерзавец подменил настоящую карту поддельной.

— Это мог сделать только Броун! — возмущенно воскликнул Эрик.— Когда мы обедали в Бресте у префекта, он спускался в кают-компанию, чтобы взглянуть на карту! Теперь все ясно. Негодяй! Так вот почему он не возвратился на корабль!

— Твое объяснение кажется вполне правдоподобным,— сказал доктор Швариенкрона.— Но ведь такой поступок свидетельствует о безграничной подлости. Для чего же он его совершил?

— А для чего он приезжал в Стокгольм? Неужели только за тем, чтобы известить вас о смерти Патрика О'Доногана? — возразил Бредежор.— А для чего он внес двадцать пять тысяч крон, когда отплытие «Аляски» было уже делом решенным? И для чего он сел на корабль — неужели только за тем, чтобы доехать с нами до Бреста?… В самом деле, нужно быть слепцом, чтобы не увидеть во всех этих фактах определенной взаимосвязи и последовательности, столь же логичной, как и ужасной! Какую пользу хотел извлечь для себя Тюдор Броун? Я не знаю. Но до чего же серьезна и велика его заинтересованность, если он не отступил даже перед злодейством, лишь бы только пометать нам достигнуть цели! Теперь я убежден, что он для того и заставил нас остановиться в Бресте, чтобы потом натолкнуть на эти скалы.

— Но ведь трудно допустить,— возразил Маляриус,— что англичанин заранее знал, какой путь изберет капитан «Аляски»?

— А почему?— воскликнул адвокат.— Разве подрисовки на карте не должны были повлиять на выбор маршрута? Разве не ясно было, что после трехдневного опоздания капитан Марсилас предпочтет кратчайший путь, чтобы наверстать потерянное время? И поскольку Марсилас, руководствуясь картой, полагал, что море у острова Сен безопасно, то легко рассчитать, что он повернет к югу и сядет на мель именно в этих местах!

— А кто может поручиться, что и другие карты не подменены? — предположил учитель.— Если бы мы благополучно миновали Бас-Фруад, то не могли ли застрять где-нибудь в другом месте?

— Это легко проверить,— сказал Эрик, доставая из ящика все имевшиеся там маршрутные карты.

Первая, которую он развернул, оказалась картой Коруньи [61], и французский офицер сразу же обнаружил в ней две или три грубейшие ошибки. На второй карте был изображен мыс Сан— Висенти [62]. И с ней повторилась та же история. На третьей — с Гибралтарским проливом — сразу бросились в глаза неверные обозначения. Продолжать изучение карт не имело смысла: все сомнения рассеялись. Если бы «Аляска» не потерпела крушения у Бас-Фруад, то оно неизбежно произошло бы где-нибудь в другом месте на пути к Мальте.

Как удалось установить, карты действительно были составлены в английском адмиралтействе, но в отдельных местах их обработали каким-то химическим составом и заново отретушировали. «Поправки», сделанные весьма искусно, все же слегка выделялись по тону. Наконец, еще одно обстоятельство подтверждало наличие преступного умысла: на испорченных картах не оказалось печати Шведского морского ведомства. Как видно, злоумышленник рассудил, что никому не придет в голову тщательно их рассматривать. Эти открытия привели в ужас всех участников расследования. Эрик Герсебом первый нарушил тягостное молчание.

— Бедный капитан Марсилас,— грустно сказал он.— Ты один поплатился за всех! Но раз уж мы избежали уготованной нам участи, впредь постараемся действовать более осторожно. Вода поднимается и скоро достигнет такого уровня, что можно будет освободить «Аляску». Если никто не возражает, мы без промедления займемся этим делом.

Чувство ответственности придавало его словам твердость. В таком возрасте стать капитаном корабля, да еще при каких обстоятельствах! Но со вчерашнего дня, как только молодой офицер принял командование, он верил, что до конца выполнит свой долг, потому что на свой экипаж он может положиться. Еще вчера юноша, сегодня он стал мужчиной. Его авторитету готов был подчиниться каждый из находившихся на борту, не исключая Бредежора и доктора Маляриуса.

Операция, подготовленная утренними работами, оказалась более легкой, чем предполагали. Потребовались небольшие усилия, чтобы снять с рифов судно, поднятое приливом. Буксиру дали ход, привязанные к нему тросы натянулись, корабль со скрежетом и скрипом поврежденного корпуса вырвался из страшных тисков и внезапно очутился на свободе. Правда, он был отягощен водой, заполнившей водонепроницаемые отсеки, лишен винта, застрявшего в каменистом грунте, и двигателя, который оставался неподвижным и заглохшим. Но все же судно поддавалось рулю и могло плыть, если бы это понадобилось, даже на двух кливерах [63]и марселе [64].

Весь экипаж, собравшийся на палубе, с волнением следил за этим решающим усилием и приветствовал громким «ура» освобождение «Аляски». Матросы с французского сторожевого судна и буксира ответили приветственными возгласами. Склянки пробили три часа пополудни. Клонящееся к горизонту прекрасное февральское солнце ярким светом заливало спокойно мерцающее море, которое почти полностью покрыло пески и скалы Бас-Фруада, словно стирая самые воспоминания о разыгравшейся ночью драме.

Вечером того же дня «Аляска» стояла на рейде Лориана. Уже на следующий день французские морские власти охотно разрешили ввести ее в один из сухих доков. Повреждения корпуса оказались несерьезными. Повреждения механизма ремонтники нашли более сложными, но не безнадежными. Быть может, в другой гавани ремонтные работы потребовали бы длительного времени, но, как правильно рассудил Эрик, нигде в другом месте ему не удалось бы починить корабль в более короткий срок, чем на верфях, кузницах и литейных мастерских Лориана. Судоремонтный завод «Гамара, Норри и К°» обязался за три недели привести судно в порядок. Работа началась двадцать третьего февраля, а шестнадцатого марта предстояло двинуться в дальнейший путь, но теперь уже с проверенными картами.

Таким образом, через три с половиной месяца, к концу июня, можно было рассчитывать подойти к Берингову проливу. Эрику даже и в голову не приходило отказаться от дальнейшего плавания, но он опасался, как бы их к этому не принудили. Вот почему юный капитан «Аляски» решил не посылать в Стокгольм рапорта о кораблекрушении, полагая, что его могут отозвать для возбуждения судебного дела против предполагаемого виновника катастрофы, и тогда следствие задержит экспедицию. Но если Тюдор Броун останется безнаказанным, не придумает ли он еще какую-нибудь пакость, чтобы навредить экспедиции?

Этот вопрос задавали себе Бредежор и доктор, играя в вист с Маляриусом в уютном салоне гостиницы, в которой они нашли приют по прибытии в Лориан.

Адвокат не сомневался, что негодяй, узнав о провале своего плана — а трудно допустить, чтобы он об этом не узнал,— ни перед чем не остановится для возобновления попыток погубить их. Надеяться достигнуть при таких обстоятельствах Берингова пролива — даже не утопия [65], а просто безумие! Правда, Бредежор не знал, каким образом англичанин будет строить новые козни, но не сомневался, что тот найдет способ. Доктор Швариенкрона вполне разделял его мнение, и Маляриус тоже был очень встревожен. Уныние сопровождало партии в вист, и даже прогулки трех друзей в окрестностях Лориана не могли улучшить их подавленного настроения. Пока «Аляска» стояла в доке, все трое хлопотали о сооружении памятника капитану Марсиласу. Это печальное занятие отнюдь не способствовало тому, чтобы уцелевшие пассажиры «Аляски» видели все в розовом свете. Но стоило им только посмотреть на Эрика, как снова возвращалась надежда. Решимость молодого капитана была столь непреклонной, а деятельность такой целеустремленной, что в его присутствии каждого из них вольно или невольно оставляли сомнения.