Я услышала звук конских копыт и подошла к окну. Внизу никого не было видно. Лужайка перед домом казалась еще зеленее, чем всегда, на ней сверкала утренняя роса. «Как же здесь красиво!» — подумала я. Пальмы придавали пейзажу какой-то тропический вид, а прозрачное голубое небо обещало, что день будет замечательным.

Я шире распахнула окно и, облокотившись о подоконник, любовалась лужайкой, напевая одну из песен, которые мы когда-то пели с сестрой. И вдруг из конюшни вышел Коннан ТреМеллин. Он успел меня увидеть прежде, чем я отпрянула от окна, чувствуя, что краснею оттого, что показалась ему в ночной рубашке и с заплетенными с ночи косами.

— Доброе утро, мисс Ли, — крикнул он весело.

Тут только я поняла, что слышала его лошадь. Интересно, он ездил на раннюю верховую прогулку или возвращался после ночи, проведенной вне дома? Я представила себе, что он навещал одну из тех злополучных «веселых дам», о которых я слышала, — если, конечно, таковые имелись поблизости. Меня разозлило то, что в нем не было и тени смущения, а я заливалась краской стыда.

— Доброе утро, — ответила я, и мой голос против моей воли прозвучал почти резко.

Он быстрым шагом шел к дому через лужайку, видимо, рассчитывая смутить меня еще больше, увидев мой ночной наряд с более близкого расстояния.

— Прекрасное утро! — воскликнул он.

— Чрезвычайно, — ответила я.

Я отошла от окна и услышала, как он крикнул:

— Привет, Элвиан! Ты тоже рано встала?

Я стояла на безопасном расстоянии от окна, но услышала, как Элвиан ответила на его приветствие. В ее голосе были та же нежность и та же грусть, которые я заметила накануне во время ее разговора с отцом. Я знала, что она была счастлива его видеть, что, услышав на улице его голос, она бросилась к окну, надеясь, что, заметив ее, он остановится, чтобы поболтать с ней.

Но он этого не сделал, а сразу вошел в дом. Я посмотрела на себя в зеркало. «Ужасный вид, — подумала я, — и к тому же неприличный».

Я надела халат и, повинуясь неожиданному импульсу, прошла через классную комнату в спальню Элвиан. Она сидела верхом на стуле и разговаривала сама с собой.

— Это совсем не страшно. Бояться совершенно нечего. Надо только крепко держаться, и тогда не упадешь.

Она была так сосредоточена на том, что делала, что даже не заметила моего появления. Несколько секунд я стояла молча, наблюдая за ней, потому что она сидела спиной к двери в классную комнату.

Я многое поняла в эти секунды. Ее отец был прекрасный наездник и хотел, чтобы его дочь освоила верховую езду. Но Элвиан, которая мечтала завоевать его одобрение, боялась лошадей.

Я хотела подойти к ней и сказать, что научу ее ездить верхом. Сама я ездила очень хорошо, потому что у нас в деревне всегда были лошади, и, начиная с пятилетнего возраста, мы с Филлидой участвовали в местных конных соревнованиях.

Но я сдержала себя, потому что уже начала понимать Элвиан. Она была несчастным ребенком. Случившаяся трагедия была для нее двойным ударом. Сначала она потеряла мать — а что может быть страшнее этого для ребенка, а потом убедилась в равнодушии отца, которого обожала.

Я тихо закрыла за собой дверь и вернулась к себе в комнату. Я взглянула на солнечные пятна на ковре, и мое хорошее настроение ко мне возвратилось. Я добьюсь успеха, я знаю. Если придется, я объявлю Коннану ТреМеллину войну ради счастья его дочери. Я заставлю его ею гордиться, заставлю уделять ей внимание, которое принадлежит ей по праву и в котором только совершенно бесчувственный человек может отказать.

Уроки в это утро шли трудно. Для начала Элвиан опоздала, потому что она завтракала с отцом. Я представила их сидящими за большим столом в комнате, которая, как мне сказали, использовалась в качестве столовой в отсутствие гостей. Ее называли малой столовой, но «маленькой» она была только по сравнению с другими апартаментами в Маунт Меллине. Он, наверное, читает газету или проглядывает свою почту, а Элвиан сидит в противоположном конце длинного стола, надеясь услышать хоть слово в свой адрес, которое он, в силу своего эгоизма, вряд ли ей подарит.

Мне пришлось послать за ней, что ей, конечно, очень не понравилось.

Я старалась сделать урок как можно интереснее, и, должно быть, мне это удалось, потому что, несмотря на свою неприязнь ко мне, Элвиан не смогла подавить свой интерес к истории и географии, которыми мы занимались в этот день.

Она ела ланч в обществе отца, а я — одна в классной комнате. После ланча я решила поговорить с Коннаном ТреМеллином.

Пока я думала, где искать его, он вышел из дома и направился в сторону конюшни. Я сразу пошла за ним и, дойдя до конюшни, услышала, как он приказывал Билли оседлать Ройал Рассета.

Он удивился, увидев меня, но улыбнулся, и я подумала, что он вспомнил, что последний раз видел меня в неглиже.

— А вот и мисс Ли, — произнес он.

— Я хотела бы поговорить с вами, — сказала я, — но, может быть, это неподходящий момент.

— Это зависит от того, как долго вы собираетесь говорить. — Он вытащил часы и, посмотрев на них, добавил: — я могу дать вам пять минут, мисс Ли.

Я знала, что Билли в конюшне слышит нас, и, если Коннан ТреМеллин собирался оскорблять меня, я не хотела бы, чтобы это происходило в присутствии кого-либо из слуг.

— Давайте пройдемся по этой аллее, мисс Ли, — предложил он. Крикнув Билли, что лошадь должна быть готова через пять минут, он пошел по дорожке, ведущей в сад, и я поспешила за ним.

— В юности, — сказала я, догнав его, — я почти постоянно была в седле. Мне кажется, Элвиан хочет научиться ездить верхом. Я прошу вашего разрешения на то, чтобы обучать ее.

— Я даю вам разрешение попробовать, мисс Ли, — ответил он.

— Кажется, вы сомневаетесь в успехе?

— Боюсь, что да.

— Я не понимаю, почему вы должны сомневаться в моей способности научить ее, еще не зная, как я умею ездить.

— О, мисс Ли, — сказал он почти насмешливым тоном, — я сомневаюсь не в вашей способности научить Элвиан, а в ее способности научиться.

— Вы хотите сказать, что кто-то уже учил ее и потерпел неудачу?

— Я сам учил ее и потерпел неудачу. Странно, чтобы ребенок до такой степени боялся лошади — обычно дети начинают ездить без всякого страха.

Он говорил почти резко, и выражение его лица было жестким. Мне хотелось крикнуть ему: «Что же вы за отец!» Я представила себе его уроки — полное отсутствие понимания и терпения, ожидание немедленных результатов. Неудивительно, что девочка была напугана.

Он продолжал:

— Есть люди, которые не способны научиться ездить верхом.

— Есть люди, которые не способны научить этому, — вырвалось у меня невольно.

Он изумленно уставился на меня, и я поняла, что никто в доме не осмеливался с ним так говорить. «Вот и все, — подумала я, — сейчас он мне скажет, что в моих услугах больше не нуждается и в конце месяца я должна буду уехать».

Я чувствовала, что он с трудом сдерживает свою ярость. Он не сводил с меня своих светлых глаз, выражение которых я не могла прочитать. Затем он отвернулся и посмотрел в сторону конюшни.

— Вам придется извинить меня, мисс Ли, — сказал он холодно и ушел.

Я пошла к Элвиан. Она была в классной комнате. Она посмотрела на меня угрюмо и одновременно вызывающе, и я поняла, что она знает, что я говорила о ней с ее отцом.

Я сразу заговорила о деле.

— Твой отец разрешил мне давать тебе уроки верховой езды, Элвиан.

В ее глазах мелькнул страх, и у меня упало сердце. Можно ли научить ездить ребенка, который так боится лошадей?

Не давая ей времени ответить, я продолжала:

— Мы с сестрой в твоем возрасте очень любили ездить верхом. Она на два года младше меня, и мы соревновались в верховой езде на конных праздниках в нашей деревне. Это было замечательно!

— Здесь тоже бывают такие праздники со скачками.

— Это очень интересно! А когда научишься, то сидишь в седле совершенно спокойно, и все получается легко.