Для читателя, стесненного в средствах, покупка хорошо изданной книги — сакральный ритуал, поэтому он должен испытывать к вам как к автору определенное уважение, граничащее со священным трепетом. Если репутация у вас скандальная, — и неважно, что ваше имя у всех на слуху, — ваши книги будут продаваться гораздо хуже, чем вы ожидаете. Успешные писатели, как правило, стараются не провоцировать читающую публику — например, Сол Беллоу или Джон Апдайк. Лишь немногие могут нарушить этот закон. Например, Капоте. Или Видал. Я — не могу.

Каждый раз, когда обо мне пишут в газетах, я чувствую, что мне как писателю это вредит. Тут ничего не поделаешь. Одна из причин, почему обо мне всегда пишут, такова: журналисты вообще пишут об одних и тех же людях. Это игра, в которой не больше нескольких сотен участников. Если представить их в виде колоды Таро, мне досталась бы карта Шута. Раньше я пытался провести жесткую границу между тем, что обо мне пишут, и тем, каков я на самом деле. Однако с возрастом все чаще чувствуешь себя эдаким чудаком в прохудившихся ботинках, затерянным где-то в Майами. Уже бесполезно бороться с тем, что стал легендой. Теперь же это бальзам на душу.

Если вам когда-нибудь, в силу коммерческого успеха вашей книги, придется работать с киностудией, не пытайтесь завоевать расположение начальника (начальницы) Номер Один. Добейтесь одобрения у начальника Номер Два. Потому что если Номеру Один понравится ваша книга, а Номеру Два — нет, дело не сдвинется с мертвой точки. Номер Один привык во всем соглашаться с Номером Два.

Здесь есть своя логика. Если Номер Один настоял на том, чтобы снять фильм по вашей книге, и этот фильм провалился, Номер Два ощущает свое превосходство. В случае, если компания понесла большие убытки, Номер Два имеет все шансы в скором времени стать Номером Один. Напротив, если фильм оказался прибыльным, Номер Два никогда не простит Номеру Один подобной проницательности.

Предположим, Номер Один согласился с Номером Два и не стал снимать фильм по вашей книге. Фильм сняла другая компания и потерпела неудачу. Тогда Номер Два гордо заявит: «У меня отличный начальник, который прислушивается к моим советам и уважает меня. Ведь он знает, что я всегда прав». Конечно, если фильм успешен, Номер Два окажется в незавидном положении.

Вывод: ищите начальника Номер Два и молитесь, чтобы ему понравилась ваша книга.

С другой стороны, если вы уже написали все, что могли, забудьте об этих правилах. Я потратил пятьдесят лет на то, чтобы их усвоить. А в сущности, оно того не стоит. Я до сих пор не знаю, как найти начальника Номер Два.

Приведу еще пример из своей практики. «Американская мечта» была опубликована в 1964 году в журнале «Эсквайр». В одном из эпизодов герой, чернокожий, двадцать раз произносил слово «дерьмо». Сейчас мне бы вполне хватило и двенадцати, но я знал, что, употреби я это слово двенадцать раз, редакторы убрали бы пять. Поэтому я написал слово «дерьмо» двадцать раз. Редакторы подняли крик, и я остановился на двенадцати. Они были счастливы, я тоже.

Помню, много лет назад мы с Гором Видалом говорили о судьбе романа. Мы вспоминали наше мрачное прошлое: пиратов, головорезов, вымогателей, наемных убийц, сутенеров, насильников и прочих негодяев, с которыми нас сводила судьба во время путешествий по литературным мирам, и в результате констатировали — Гор с желчной радостью, а я с тревогой, — что за последние годы наше ремесло пришло в упадок. Мы исходили, так сказать, из интересов профсоюза. Дело было не в том, что современные романы стали хуже по сравнению с послевоенными, а наши знакомые перестали ими интересоваться. Ухудшились условия работы. Редко когда можно было услышать хороший отзыв о романе. Хвалили, в основном, журнальные эссе или пьесы, причем само обсуждение занимало не более пяти минут, а затем писатели весь ужин говорили об актерах, чиновниках, друзьях, обществе или, не дай бог, о внешней политике. На романах больше нельзя было заработать. Прежде это, за редким исключением, тоже было невозможно, однако всегда оставался призрачный шанс, что книга станет бестселлером. Теперь, с появлением изданий в мягкой обложке, большой удачей (даже для автора серьезного романа, собравшего хорошие отзывы) была продажа тридцати-сорока тысяч экземпляров. Большинство читателей предпочтет подождать год, пока книга не выйдет в более дешевом издании.

Итак, мы смирились с этим, а также с посредственностью книжных обозревателей, безразличием издателей, разобщенностью самих писателей, клеветой, готовностью большинства из нас слушать про чужие неудачи, ужасами писательской профессии — часами одиночества, ревнивыми соперниками, претензиями друг к другу, уязвленным авторским самолюбием, предательским непостоянством вдохновения, изменчивостью литературной моды. Поскольку мы оба, поработав несколько лет в других жанрах, снова вернулись к романам, в наших словах звучала веселая ирония. Мы были настроены вовсе не так пессимистично, как могло показаться.

Наконец я рассмеялся: «Гор, признайся, роман для писателя — все равно что хорошая шлюха. Кажется, ты выбросил ее из головы, знакомишься с другими женщинами и чувствуешь, что можешь наслаждаться жизнью, что наконец-то избавился от нее и больше не будешь страдать. А потом сворачиваешь за угол — а там она, ждет, улыбается, — и ты снова оказываешься в ее ловушке. Мы с тобой по-прежнему в ее руках».

Видал криво усмехнулся — так он выражал восхищение, когда собеседнику приходил в голову удачный образ. «Действительно, — сказал он, — роман — это хорошая шлюха».

Каждый романист, стоит ему переспать с такой шлюхой (муза приходит только к поэтам или к тем, кто пишет рассказы), начинает потом хвастаться, как солдат, вернувшийся из борделя: «Ну я ее сделал!» В то время как шлюха, лежа на пустой постели, усмехается: «Сначала он был такой милый, а под конец совсем — п-фф! — сдулся».

Писатель показывает в романе собственный характер. Его лень, жеманство, легкомыслие, самодовольство, трусость, непомерные амбиции и так далее в силу самой логики повествования найдут отражение в книге. Некоторые авторы умеют скрывать свои слабости; некоторые гениальным образом превращают их в своеобразие стиля. Как бы то ни было, ни один писатель не может полностью спрятать свой характер. Для начинающего романиста это, наверное, худшее открытие.

Еще пару слов о шлюхе. Один мой приятель, прочитав этот текст, сказал: «По-моему, хорошее название для книги: „Я ее сделал“». В ответ я уверил его, что едва ли когда-нибудь решусь на такой заголовок.

Водевиль не умер. Просто на смену традиционному кордебалету, юмористам, жонглерам и дрессированным собачкам пришли нудные писатели: не успевая опомниться от многочасовых перелетов, они читают отрывки из своих романов в каком-нибудь книжном магазине, где наберется едва ли с десяток потенциальных покупателей. Как сообщает «Книжное обозрение Лос-Анджелес таймс» от 29 октября 1997 года, в одном только Лос-Анджелесе на этой неделе проходит около восьмидесяти выступлений. В числе прочих заявлены Питер Дж. Харрис, автор «Госпела для вампира», Молли Катцен с ее «Вегетарианским раем», Терри Берланд с книгой «В мире телерекламы», Джаред Даймонд с бестселлером «Почему нам так нравится секс», а также весьма сомнительный «Литературный семинар для девочек» в галерее на бульваре Венеция. Впрочем, есть в афишах и общепризнанные гении: Джон Берджер, Джеймс Эллрой, Джудит Росснер, Арундати Рой и Уилл Селф[12].

16 сентября 1997 года, Монреаль

По всем приметам мой рекламный тур по Канаде обречен на провал. Вечером, накануне отъезда, по дороге в любимый бар на Кресент-стрит меня настиг какой-то господин из Ванкувера.

— Вы Мордехай Рихлер?

— Да.