Пожилой жандарм усмехнулся и покачал головой:

— Смотри-ка, поняли, что ли?

Хольвин пошел к клеткам, и собаки дружно восприняли это как сигнал перекинуться — все, кто мог это сделать. Прижимались лицами к решетке, тянулись к Хозяину руками… Тео горько подумал, что люди не заслуживают собачьего доверия в такой степени — ведь что только не пережили эти искалеченные бедолаги именно от людей…

Древняя собачья вера в Хозяина, однако…

А Хольвин уже отпер ближайший вольер и трепал по плечу громадного кудлатого пса сторожевой породы — Рамон в человеческом облике выглядел бы рядом с ним как танцор рядом с грузчиком — а пес прижимался к нему и бормотал:

— Я пить хочу, дай мне воды… у меня живот болит… возьми меня отсюда, а? — всхлипывал и лизал Хольвину руки, хотя трансформы обычно ведут себя, будучи людьми, более очеловеченно. — Ты меня возьми, я кого угодно убью за тебя, только возьми, ладно?..

Еще двое из соседних вольеров, сторожевых, совсем молодой кобелек, бурый, с лихой челкой и глубоким красным рубцом через все лицо, и плотная рыжая сука, цеплялись за решетку пальцами, скулили и причитали:

— Хозяин, Хозяин, сюда-то погляди!.. Хозяин, а я? А как же я?

Прекрасный пес настоящей бойцовой породы, молодой, гладкий и плотный, весь упругий, восхитительно красивый, украшение любой выставки, стоял на коленях, прижимая к ржавым прутьям осунувшееся круглое лицо с курносым носом и резкими морщинками у рта, плакал и то ли скулил, то ли взлаивал, как щенок:

— Хозяин, у меня все болит, так болит! Дай мне лекарство, дай, сделай, чтобы не болело, а, Хозяин!

Парнишка из жандармов, юный охламон с неприличной какой-то родинкой на щеке и еще детскими глазами, не выдержал, подошел — и задатки у него, вероятно, были совсем неплохие. Бойцовый пес спрятал мокрое лицо в его руки и умолк, только всхлипывал, а жандарм присел на корточки, оглаживал его и приговаривал:

— Сейчас доктор приедет… тебя доктор посмотрит. Подожди чуточку, сейчас принесут лекарство…

Эта сцена, похоже, подбодрила псов. Только волк не перекинулся, не заглядывал людям в лица и не звал Хольвина — он забился в угол клетки и мрачно смотрел оттуда холодными желтыми глазами.

Гарик тем временем прижался спиной к дверям; вся его поза — прижатые уши, влажный трагический взгляд, поджатый хвост — выражала такой явный ужас, что Тео не выдержал:

— Хольвин, — окликнул он, — ты тут справляйся, а я пойду наверх. Тут ни рация, ни мобильник не берут, а надо же в Лигу позвонить, чтобы ветеринара прислали… Гарик, фьють…

Хольвин, не оборачиваясь, кивнул. Гарик выскочил за дверь вслед за Тео с таким откровенным облегчением, что и самому Тео стало легче.

Осмотр здания подходил к концу. Жандармы и ликвидаторы дружно курили, несмотря на традиционный запрет, и обсуждали дневные перипетии в сером холле. Даже убогое человеческое обоняние еле выдерживало смесь сигаретной вони и вони гнилого мяса: у стены лежали шесть больших черных пакетов с яркими желтыми наклейками «Подлежит обязательной кремации». Трупы людей, убитых рысью, уже увезли в судебный морг, для мертвяков же ожидали специализированный транспорт. Эксперт-медик СБ, железной выдержки и с железным желудком человек, ухитрялся есть в этой обстановке сосиску в тесте; рядом с ним сидели Сапфир и Весна, жевали кусочки той же сосиски и преданно смотрели снизу вверх в надежде на вторую порцию. У Гарика эта троица вызвала живой интерес, он даже облизнулся, но не присоединился к приятелям, остался рядом с Тео.

Тео вывернул карман, нашел еще одну печеньину и отдал Гарику. Потом позвонил в Лигу.

Сразу после того, как он закончил разговор с ветеринаром и сунул мобильник в карман, его окликнул Урман:

— Тео, тебя база данных интересовала? Новость: ребята наверху, в бухгалтерии, накрыли троих, которые уничтожали бумаги. Еще пара должна была в кабинете их босса все уничтожить, но одного твой пес спугнул, а второго порвал, так что документация к нашим услугам.

— Хорошо, — сказал Тео. Он чувствовал себя страшно усталым. — Пришлите в управление, ладно?

— Психологиня спецов рвет и мечет, — сказал Феликс, подойдя. — Хочет с вами поговорить, господин капитан. Считает, что Хольвин ведет себя непрофессионально, но, по-моему, просто злится, что он вмешался… Красивая, блеск…

— С Хольвином ей лучше было не встречаться, — усмехнулся Тео через силу. — Красивые стервы его бесят.

— Не понимаю я, — сказал Урман, вытаскивая пачку сигарет и зажигалку. — Вот хоть убей, этих парней из Лиги не понимаю. Ну ладно, если у женщин здоровье, так сказать, не позволяет, всяко бывает… Но аскеза?! Ради чего? Ради чего себя урезать, да еще в таком деле?

— Лига девственников, — хихикнул Феликс.

— Или онанистов, — сказал Урман и скорчил гримасу.

— Да прекратите вы, — буркнул Тео. Ему не слишком хотелось общаться с красоткой из спецкоманды, и, хотя он-то отнюдь не разделял взглядов Хольвина и далеко не был аскетом, именно сейчас смешки на эту тему его почему-то взбесили. — Забавная же логика! Вроде бы можно трахать кого угодно, хоть резиновую куклу — никто слова не скажет, все понимают, но если человек не хочет во все тяжкие, это ненормально и смешно, да?

Эта тирада тоже вызвала смех.

— Просто глупо из себя святошу корчить, — сказал Урман, закуривая. — Ладно, если так, напоказ, но ведь они же на самом деле, говорят, как монахи в Средние века…

— Это очень вредно, кстати, — вставил жандарм средних лет, прислушивающийся к разговору.

— Где их психолог? — перебил Тео. Его раздражали насмешки над Хольвином, но он не мог придумать, что еще сказать в его защиту.

— Застегните верхнюю пуговицу, господин капитан, — сказал Феликс, улыбаясь до ушей. — Она в администраторской.

— Удачи, — хмыкнул Урман.

Тео пожал плечами и пошел к двери с табличкой «Кабинет администратора». Гарик потянулся за ним, но Тео остановил его и окликнул Феликса:

— Пусть щенок тут побудет, — а в администраторскую вошел один.

— Пошел покорять, — фыркнул вполголоса Феликс за его спиной, но Тео сделал вид, что не расслышал.

Зоопсихолог оказалась холеной золотистой блондинкой лет двадцати трех — двадцати пяти, в отличном деловом костюме с юбкой, чуть короче офисной нормы, приоткрывающей длинные ноги, и пиджаком, довольно удачно подчеркивающим роскошную грудь. Ее лицо дорисовывал отличный макияж, а неизмеримые ногти покрывал весьма затейливый орнамент, дополненный стразами. Дорогие духи благоухали на весь кабинет.

Тео любезно улыбнулся и поздоровался. Очаровательная девочка, подумал он. Просто удивительно, что она — зоопсихолог, а не менеджер или секретарь в какой-нибудь преуспевающей компании. Зоопсихологи женского пола в Лиге — плотные загорелые девчонки в ватниках или хэбэшках цвета хаки, с обломанными ногтями, без признаков косметики. Духи и дезодоранты раздражают животных, поэтому ими посредницы не пользуются, а их волосы обычно причесаны а-ля «не мешает — и ладно». Это понятно: люди работают. Ведь невозможно представить себе, чтобы дива в таких паутинных колготках и с ногтями такой длины вошла в реальный контакт с животным, более активным, чем плюшевый мишка. Любопытненько…

— Рада вас видеть, капитан, — сказала дива. — Мое имя Лаванда. Я представляю спецкоманду.

— Капитан СБ Тео. Лаванда, вы великолепно выглядите. Просто удивительно, как великолепно.

— Благодарю, капитан.

— Это не комплимент, госпожа. Это я потрясен… Впрочем, ближе к делу. Скажите, пожалуйста, что там вышло со здешними собаками? Ваши люди уже собирались их усыплять, а ведь псы вполне… ну как сказать? Они все больны, но с ними можно общаться. Сейчас с ними работает Посредник, они вполне такие контактные зверюги…

Лаванда вздохнула.

— Капитан, я все понимаю. Мне тоже жаль этих бедных собак… но их же накачивали наркотиками, понимаете? И они уже, во-первых, наркозависимы, а во-вторых, очень агрессивны. Вы же видите — они уже привыкли убивать. Мне их тоже жаль, но ведь мы с вами не имеем права вот так решить оставить жить этих псов, после наркотиков и после боев. А если они кого-нибудь разорвут? На чьей это будет совести?