— Слава богу, — сказал Брайан, — теперь, может, мы наконец опять начнем играть нормальную музыку.

Джаггер, однако, не собирался позволить Брайану использовать провал альбома, чтобы вернуться в группу и приобрести там былое влияние. Он собрал в офисе Леса Перрина (журналиста, пишущего о группе) пресс-конференцию — официально вроде бы для обсуждения нового альбома. Однако он постоянно старался донести до всех присутствующих следующую мысль: «Брайан — наркоман; он сторчался; мы отправимся в турне без него».

— Приближаются гастроли, — говорил он. — Я предвижу несколько сложностей. Первая из них — это Брайан, который не может покинуть страну…

И позднее, рассказывая о том, как «Роллинг Стоунз» покорили Японию:

— …без Брайана, конечно; он не смог поехать в Токио, потому что он наркоман…

Прочитав эти статьи, я удивился про себя жестокости Джаггера. В свое время столь же жестоко поступил Кит — уведя у Брайана Аниту и оставив его психологически кастрированным. Парня и так настолько это подкосило, что он теперь не мог даже нормально играть на гитаре. Джаггер же до сих пор, казалось, видел в нем некую угрозу для себя. Возможно, он делал это потому, что знал то, чего не знал никто, кроме очень близких друзей «Роллинг Стоунз»: именно Брайан был тем настоящим лидером группы, на роль которого Джаггер только претендовал. Однако сейчас Брайан большую часть времени накачивался наркотиками, в то время как Джаггер принимал их по минимуму, боясь, что его заметят в неадекватном виде. Брайан участвовал в оргиях, спал с лесбиянками и садомазохистами, а Джаггер формально жил жизнью чопорного буржуа, сожительствовал с дочерью баронессы и переживал каждый раз, когда кто-нибудь проливал кофе на его персидские ковры. В то время я наконец понял, что у Брайана в «Роллинг Стоунз» нет будущего. Кит каждый раз, встречая его, чувствовал вину перед ним из-за Аниты. А Джаггер… Джаггер понимал, что пока Брайан рядом, ему не стать самым красивым и обаятельным из Роллингов.

Кит спросил меня как-то, не соглашусь ли я поработать на него за 150 фунтов в неделю. У него была куча дел, объяснил он, на которые у него не хватает времени, и если я хочу, то могу и ему помочь, и сам подзаработать.

— Спасибо, конечно, Кит, — ответил я. — Мы с тобой хорошие друзья, но у меня есть и свои собственные планы на будущее… большие планы.

8

Идея создать клуб «Везувий» появилась у нас с Миком и Китом после того, как мы получили гигантский счет от «Спикизи». Кита бесило, что клубы, понимая, что ему и Мику не до мелочных споров, стараются содрать с них побольше.

Он неохотно бросил на стол десяток пятифунтовых купюр и повернулся ко мне.

— Слушай, парень, похоже, пришло время открывать нам свой собственный ночной клуб, чтобы у нас не вымогали понапрасну деньги.

На самом деле создание собственного клуба было моей мечтой. Я прекрасно знал, что содержание ночного клуба — довольно прибыльное занятие. Кроме того, у меня было много богатых и знаменитых друзей. В общем, я чувствовал, что идея будет иметь грандиозный успех. За месяц я нашел себе партнера из старых приятелей, и мы вместе подыскали подходящее место на Тоттенхэм-Корт-роуд: полуподвальное помещение в ужасающем состоянии, с лохмотьями обоев и оголенными проводами, свисающими с потолка. Мы решили, что отремонтируем его сами и обставим по собственному вкусу.

Сначала Мик и Кит под предлогом того, что хотят посмотреть, как продвигается работа, забегали довольно часто. Заодно спрашивали, не смогу ли я достать им наркотиков. Но я с порога вручал им кисть или скребок, и после этого они стали заходить пореже. Однажды я попросил их разрисовать старое клубное пианино. Они рисовали и параллельно играли на нем, сочиняя новую песню. Хотя у нее еще не было слов, было уже понятно, что она станет хитом. Спустя некоторое время этот мотив превратился в одну из лучших вещей «Роллинг Стоунз» — «Honky Tonk Woman».

Спустя два месяца бывший мрачный подвал превратился в один из лучших клубов Лондона. Дизайн «Везувия» был оформлен в арабском стиле. Огромные марокканские ковры делили клуб на двенадцать небольших помещений. В каждом вокруг небольшого украшенного орнаментом столика лежали кучки подушек и стоял кальян. Я снабжал одного молодого художника, друга Роберта, неограниченным количеством травы, пока он разрисовывал стены инкскими изображениями солнца и другими картинами в том же духе. В полумраке все это выглядело достаточно фантастично. Стены украшали увеличенные фотографии «Роллинг Стоунз», сделанные Майклом Купером в Марокко. Еще там был маленький дирижабль, покрытый серебристой фольгой и накачанный гелием. Он летал по всему помещению на уровне человеческого роста.

Пока я занимался рисованием, группа выпустила отличную новую вещицу — сингл «Jumpin' Jack Flash», который вполне компенсировал провал «Satanic Majesties». Теперь они находились в Лос-Анджелесе, где записывали окончательный вариант альбома «Beggars Banquet», однако вскоре собирались вернуться, чтобы 26 июля 1968 года отпраздновать двадцатипятилетие Мика. Я позвонил всем нашим общим друзьям и предложил совместить день рождения с открытием «Везувия». Мик театрально появился в последнюю минуту, но зато с первой, сигнальной записью «Beggars Banquet». Этого альбома с трепетом ждал весь мир, потому что от него практически полностью зависело музыкальное будущее группы. Ибо все, кто знал музыкальный бизнес, сходились на том, что если Роллинги не запишут хорошего альбома сейчас, то, скорее всего, не запишут такового вообще.

К празднику все было готово. В большие серебряные чаши был разлит пунш с мескалином. На подносах — разложены пирожные с гашишем. Для тех, кто любит курить, около каждого кальяна имелись маленькие самокрутки с гашишем.

Меня беспокоило только одно: по соседству располагался полицейский участок на Тоттенхэм-Корт-роуд. До него было всего триста метров, и если каким-нибудь любопытным полицейским придет в голову совершить у нас обыск этой ночью, они могут упрятать за решетку почти всех британских суперзвезд.

Однако я держал свои страхи при себе и только наказал трем крепким испанским парням никого не пускать без моего разрешения. («По крайней мере, — думал я, — успею смыть большую часть наркотиков в унитаз до того, как полиция сломает дверь».) Одним из первых прибыл Пол Гетти Второй со своей ошеломительно красивой молодой женой Талитой, одетой в исключительно прозрачное платье, на котором, казалось, вообще не было швов. Они жили в Чейн-Уолк, совсем рядом с Миком, и были его старыми друзьями. Потом пришел сам Мик, затем Чарли Уоттс вместе с Джоном Ленноном и, наконец, одним из последних появился Пол Маккартни.

Когда пришел Пол, все разговоры вертелись вокруг «Beggars Banquet», который с такими хитами, как «Sympathy for the Devil» и «Street Fighting Man», стал, несомненно, лучшим альбомом группы.

Пол незаметно вручил мне пластинку и сказал: «Посмотрим, Тони, как тебе понравится наша новая запись». Я быстро поставил диск в аудиосистему, и в клубе заиграла песня «Hey, Jude». Затем я перевернул диск на другую сторону, и мы услышали голос Джона Леннона, поющего «Revolution». Когда мы прослушали все, я заметил, что Мик выглядит раздраженным. «Битлз» опять оказались на шаг впереди.

В какой-то момент ко мне, шатаясь, подошел Джон Леннон. Зрачки у него были расширены, а глаза широко раскрыты. Он попросил меня вызвать такси, чтобы отправиться с Йоко домой. Я предупреждал всех ребят, работавших у меня, чтобы они не прикасались ни к пирожным, ни к пуншу. Однако они, видимо, были настолько возбуждены тем, что видят столько рок-звезд разом, что не удержались ни от того, ни от другого. Наиболее нормальным выглядел портье, его я и попросил поймать машину для Джона. Он кивнул и растворился в ночи. Спустя полчаса он все еще не вернулся, а Джон уже спрашивал, где такси. Я объяснил, что полчаса назад послал портье на поиски такси, на что Джон пробормотал: «Что ж надо быть за человеком, чтобы полчаса искать такси на Тоттенхэм-Корт-роуд?»