В проливе их встретил трехбалльный шторм — волны с Атлантики нарывались на встречный ветер, в воздухе висела водяная пыль, вода бурлила, будто кто-то развел под дном пролива огонь и кипятил ее.

Выйдя на траверс мыса Аг, Делануа взял левее и стал подниматься к северу в виду французского берега.

— Куда мы летим? — нарушила затянувшееся молчание Ингрид.

В свете ночных фильтров, освещавших лобовое стекло зеленоватым светом, ее лицо показалось Седову призрачным и прекрасным, но усталым. Надо же, прекрасным. Он что, уже простил ее? Все-таки Ингрид, видимо, не подозревала, на что пошла, выступив против «Биотеха» и теперь ей пришлось бежать, оставив свой дом, и не было никакой гарантии, что полиция не объявит ее в розыск. Теперь, после создания Лиги Объединившихся Наций, любой полицейский розыск автоматически становился международным.

— У меня есть сарай недалеко от Франекера, — глуховатым голосом сказал Делануа, — переждем там какое-то время.

— Где это? В Дании?

— В Голландии. Сейчас главное — проскочить Па-де-Кале — там движение в любое время суток дай Боже. И морская полиция постоянно висит.

Туман заметно сгустился. Теперь Седов не видел даже луны, не говоря уже о звездах. Глайдер будто пырнул в мутную воду и плыл в ней, ослепший, как старинная субмарина, полагаясь лишь на удачу. Впрочем, у глайдера был радар и Делануа, выругавшись вполголоса, включил его в активный режим — теперь полиция могла засечь угнанную машину с расстояния в несколько километров, несмотря на то, что они почти чиркали днищем гребни волн. Стоило им заметить машину без опознавателя, как путешествие закончится в участке и уж тогда сообщничество в угоне глайдера будет не самым тяжким обвинением.

Спроецированный на лобовое стекло экран пестрел отметками пассажирских глайдеров и грузовых платформ, ползущих через пролив, и Делануа короткими движениями джойстика менял курс, обходя препятствия, как слаломист флажки.

— Спать хочу — умираю, — проворчал он, полез в карман, достал флягу и коротко приложился к ней.

— Можно подумать, это вас взбодрит, — язвительно заметила Ингрид.

— Да, — коротко ответил Делануа, — а, черт!

— Что?

— Полиция, — он показал пальцем две красноватые отметки на экране, переключил радар в пассивный режим и снизил скорость. — Молитесь, кто верует.

— О чем? — насмешливо спросила Ингрид, но в ее голосе слышалось плохо скрываемое напряжение.

— Во-первых — чтобы не засекли, а во-вторых — чтобы не вмазаться в кого-нибудь.

— А разве рейсовые суда идут без локатора? — поинтересовался Седов, которому перспектива вмазаться во что-нибудь вовсе не показалась заманчивой, несмотря на то, что тремя часами ранее он едва не застрелился и прошло всего полчаса, как он хотел сбросить глайдер в море.

— Им радар ни к чему. У них коридор, ограниченный приводным лучом, — пояснил Делануа, напряженно всматриваясь в пелену, сквозь которую пробивался глайдер.

Что он там мог разглядеть, оставалось загадкой.

— Скажи, пусть поднимет машину выше.

— Зачем?

— Что «зачем»? — не понял Делануа.

— Он с тобой говорит? — спросила Ингрид.

— Пусть быстрее поднимет машину.

— Он просит, чтобы вы летели выше, — буркнул Седов.

— А что такое?

— Быстрее!

Последний призыв, мелькнувший в мозгу Седова, был, как удар плети — обжигающий и болезненный. На миг Сергей словно прозрел и увидел то, что видел сквозь ночь и туман обосновавшийся в теле анимат — огромный грузопассажирский паром, неторопливо давивший волны на расстоянии полусотни метров прямо по курсу глайдера.

Седов одним рывком перевалился через переднее сиденье, схватил джойстик поверх руки Делануа и рванул его на себя.

Глайдер задрал нос и устремился вверх. На расстоянии нескольких метров под днищем пронеслись освещенные надстройки парома, вскрикнула Ингрид, зарычал Делануа… и над головой вновь засияли звезды.

Седов выпустил управление и повалился назад. Делануа, опомнившись, направил глайдер вниз, в туман, судорожно передергивая плечами.

— Вот дьявол! — сказал он, — чуть не это… того…

Ингрид, откинувшись на сиденье, дышала часто, будто долго задерживала дыхание.

Делануа присосался к фляжке, причмокнул и, не оглядываясь, протянул ее через плечо Седову.

Сергей сделал добрый глоток, хотя пить не хотелось — он с удивлением обнаружил, что совершенно спокоен — не сбилось дыхание, не участился пульс. Сердце билось ровно и размеренно.

— Можно мне глоток? — попросила Ингрид.

Седов молча передал ей фляжку. Она хлебнула, закашлялась и сказала:

— Господи, как вы ее пьете?

— Со вкусом, не торопясь и наслаждаясь ароматом, — проворчал Делануа, отобрал флягу и спрятал ее в карман.

Седов усмехнулся — вкус был действительно запоминающийся: словно он целый день жевал сосновые иголки.

— Если хочешь, я сниму воздействие алкоголя.

— Зачем?

— Что, опять? — всполошился Делануа.

— Нет, все в порядке, — успокоил его Седов, — это мы о своем, о девичьем.

— Что он говорит? — повернулась к нему Ингрид.

— Свобода личности, провозглашенная основным законом Лиги Объединившихся Наций, предполагает невмешательство в личные разговоры граждан. А поскольку я беседую с собственной личностью, то прошу уважать мое право на частную жизнь, — злорадно сказал Седов.

— Бред какой, — заметил Делануа.

Ингрид поджала губы и отвернулась.

— Так о чем ты? — спросил Седов в пространство.

— Я предложил снять воздействие алкоголя.

— Ну уж нет! Зачем тогда пить?

— Употребление алкоголя очень вредно. Алкоголь есть яд и наркотик, отрицательно воздействующий на организм.

— Да что ты говоришь? — ухмыльнулся Седов, — вот когда глаза-то у меня открылись! Вот и дождался я того, кто объяснит мне наконец пагубность пьянки.

— Мог бы и у меня спросить, — вполголоса заметила Ингрид.

— Я очень рад, что могу помочь тебе. Итак: прежде всего алкоголь, являясь ядом и наркотиком, исключительно негативно влияет на нервные…

— Стоп, — сказал Седов, — хватит.