Я сразу говорила себе, что не стоит этого делать. Что это чистой воды безумие — лететь на край света только потому, что то же самое сделал Кевин Райт, который вполне может и не узнать меня при встрече. У него все-таки были на это причины, а у меня ведь одни фантазии… И я твердила себе, что это преступление против собственной личности — тратить на сомнительную поездку свои последние сбережения, чтобы потом остаться ни с чем во всех смыслах…

Я доказывала себе, что ничего глупее и придумать нельзя, пока брала билет до Бангкока, пока укладывала сумку: шорты, пара маек, одно маленькое платье (там ведь полно вечерних развлечений!), купальник и нижнее белье. Ах да! Фотоаппарат. Нельзя же не снять Кевина на фоне Андаманского моря! Я уже воображала, как он будет выглядеть — загорелый, почти обнаженный, с по-мальчишески выгоревшими волосами. Может быть, уже мой Кевин… О, если бы!

Когда мы оба вернемся в свою заснеженную Монтану, эти фотографии покажутся кадрами из фильма-сказки. Не только потому, что от нас до океана ехать и ехать, но и Кевина Райта без одежды тоже мало кто видел из девушек нашего колледжа. А может быть, и вовсе ни одна…

Если я и в самом деле окажусь на мели, я вполне смогу выставить эти снимки на аукцион. Правда, среди моих подружек немного окажется желающих поторговаться за его фотографии. Почему-то никто из них так и не разглядел Кевина по-настоящему.

То и дело замирая от предвкушения над распахнутой сумкой, я представляла, как мы встретимся с ним на пляже. Почему-то мне виделось, как он сидит, обхватив загорелые колени, и смотрит на волны так же серьезно и задумчиво, как, бывало, глядел на меня при случайных встречах в коридоре или во дворе колледжа. Вполне возможно, только потому, что не мог вспомнить, где видел меня раньше. Но на этот раз он обязательно узнал бы меня.

Бросив свою сумку, я присела бы с ним рядом и улыбнулась ему:

«Привет, Кевин! Вот так встреча! Оказывается, ты тоже здесь? Я не знала».

Нет, наверное, не следует говорить: «Я не знала». Ему ведь и в голову не придет, что я проделала такой путь ради встречи с ним. Какой нормальный человек додумается до такого?!

Кевин снял бы солнцезащитные очки и посмотрел на меня с изумлением:

«Алисия? Я ведь не ошибаюсь? Тебя же зовут Алисией, верно?»

Я улыбнулась бы ему во весь рот:

«Да, Кевин. Ты не ошибся. Это действительно я. Ты не против, если я посижу тут с тобой?»

«Пожалуйста, — ответил бы он вежливо. — Если тебе некуда больше пойти».

После таких слов я, пожалуй, поднялась бы и ушла. Поэтому лучше бы Кевин ответил по-другому. Например, он мог бы сказать:

«Господи, Алисия, о чем ты? Да это настоящий подарок судьбы — то, что ты здесь. То, что ты заметила меня. И узнала. И даже вспомнила мое имя».

И тогда я, пожалуй, смогла бы признаться:

«Я уже давно заметила тебя, Кевин. Разве можно тебя не заметить?»

А он улыбнулся бы в ответ:

«Это просто чудо. Ведь ты не знала, как я люблю тебя. И все-таки ты здесь… Это настоящее чудо».

Да, хорошо бы все произошло именно так. Но, честно признаться, надежды на это у меня было маловато. Такой парень, как Кевин Райт… Да разве он может сказать мне нечто подобное?

Поэтому я повторила себе сто тысяч раз, что лететь туда незачем. Конечно, Таиланд — это не совсем край света, даже тот островок Пукет, где, по моим сведениям, и находился сейчас Кевин. Я знала, там жутко престижные курорты, кишащие богатыми туристами, но разве я когда-нибудь хотела смешаться с ними и оказаться в подобном месте?

Признаться, больше всего меня смущало не то, что я сольюсь с толпой тех, от кого уже три года пытаюсь бежать, запереться в студенческом общежитии, закрыться яркой формой инструктора по шейпингу — моя подработка после занятий. Уж это я стерпела бы.

Нет, пугало меня то, что я буду выглядеть полной идиоткой в глазах Кевина, если эти глаза хоть ненадолго выделят меня из тайского пейзажа. Или правильнее сказать: из таиландского? Я ничего не знала об этой стране, абсолютно ничего! Кроме того, что Кевин Райт почему-то решил провести там рождественские каникулы.

Это, и в самом деле, было странно. Каждый год он уезжал на Рождество в свой маленький Льюистаун, где я ни разу не была, хотя это было куда проще и дешевле, чем лететь за ним в Таиланд. Но свое появление в Льюистауне я уже не смогла бы объяснить понятным желанием отдохнуть, поэтому и не совалась туда.

Совсем другое дело — Таиланд. Говорили, что Кевин отправился туда, чтобы встретиться с отцом, который поселился на Пукете, как Гоген на Таити, и тоже стал художником, если только не был им раньше. Много лет он вообще не появлялся в Штатах и даже никому не писал, и вот возникли сомнения: жив ли он вообще. Почему эти самые сомнения возникли только сейчас, никто не сумел мне объяснить.

А может быть, все вообще обстояло не так, я бы не удивилась. Кевин был не настолько откровенным человеком, чтобы кто-нибудь из наших однокашников с уверенностью мог сказать, что знает о нем хоть что-то наверняка. Признаться, и это мне в нем тоже нравилось. Все остальные слишком много трепались о своих малоинтересных, на мой взгляд, делах.

Как бы то ни было, я оказалась в самолете на Бангкок, разумеется, не в бизнес-классе, хотя сделай я один звонок отцу… Он ждал, что я позвоню все эти три года, пока я упорно изучала совершенно бесполезное, по его мнению, мировую литературу.

«Алисия, — сказал отец мне, когда я сообщила ему, что зачислена, — ты, конечно, вольна транжирить свою жизнь. Но помни, что она тоже однажды закончится».

Мой отец даже о жизни говорит, как о банковском счете. И самое отвратительное, он и думает точно так же. В этом он честен.

Если б у меня был брат, отец, отнесся бы к моему чудачеству более благосклонно, ведь тогда было бы кому передать свою дурацкую фабрику по производству дурацких чемоданов. Теперь вы понимаете, почему, собираясь в Таиланд, я укладывала сумку, а не чемодан?

Даже не подумав осмотреть Бангкок, я пересела на самолет до острова Пукет. И только устроившись у окна, с сожалением подумала, что этот город достоин того, чтобы посвятить ему хотя бы один день. Но это значило бы лишиться целого дня из тех немногих, что я собиралась провести с Кевином. Какой город в мире заслуживает подобной жертвы?!

В самолете, что вез меня от Бангкока до острова Пукет, я чуть не умерла со скуки. Мне не хотелось ни читать, хотя обычно я использую для этого любую минуту, ни смотреть фильм, который выбрал для нас экипаж: что-то бесконечно занудное, наверное, по их замыслу, это должно было подействовать на пассажиров, как снотворное, чтобы не болтались по салону, хотя лететь предстояло не так уж и долго. Но я уснуть не смогла.

А многие, в самом деле, звучно похрапывали, по крайней мере, моя соседка — такая добродушная тетушка, вся в складочках и меленьких каплях пота, хоть запаха от нее не было, и это уже можно было считать удачей. Я подумала, что ей пошел бы маленький передничек с оборкой, в каких обычно рисуют в мультфильмах веселых хрюшек. Зачем-то она попросила меня называть ее просто Сьюзен, хотя я была уверена, что мы навсегда расстанемся, едва спустимся по трапу. Так, кстати, и произошло.

Я чуть не сказала, что ей нисколько не подходит это имя, скорее уж, Пигги. Мисс Пигги. Иногда у меня срываются с языка всякие гадости, но тут я каким-то чудом удержалась. Скорее всего мне просто было не до нее. Мне хотелось думать только о Кевине.

Чтобы не видеть ее капельки и складки, я закрыла глаза, и тут до меня дошло, что я уже прилетела в заморское королевство, чтобы встретить там своего принца, который видел меня десять тысяч раз и раньше, но что-то за три года не проявил ни малейших признаков безумной страсти. Почему я вообразила, что климат Индокитая растопит его ледяное сердце?