— Мне не нужна рыжая, оставьте это Олигарху. А я предпочитаю брюнеток.

— Ну, не хотите рыжую, пусть будет брюнетка. Главное, что это не умаляет ценности вашего донесения не только для потомков и в веках, но и для прокурора.

— Пожилой следователь, червоточина любопытства испортила в вас все яблоко порядочности. Вы так не терпеливы! А я ведь как тот нацистский преступник, который шестьдесят лет прятался под кроватью. Будет информация — будет и донесение. Поставлю вас в известность непременно, уверяю вас.

— Ну что пожилой следователь, опять вывернулся?

— В этом вопросе, Аптекарь, я придерживаюсь позиции Турции. По итогам Первой мировой войны именно турецкое государство осудило факт геноцида армян во время Первой Мировой Войны. Это было сделано специальным трибуналом, созданным новым революционным правительством Ататюрка. (факт, сегодня усиленно замалчиваемый правящими кругами Турции). Но в дальнейшем Турция отрицала и отрицает факт уничтожения двух миллионов армян категорически. Так же и я. Меня действительно пытались грохнуть, сейчас я это признаю, но в дальнейшем буду отрицать этот эпизод категорически. Объясню почему. Никаких международных преступных сообществ торговцев наркотиками в нашей стране нет. Есть отдельные преступники-контрабандисты, с которыми мы успешно боремся. И никак иначе.

— Янычарам отдельный зик хайль! Но если ты и в дальнейшем будешь отрицать факт существования организации — тебя обязательно раздавят. Не удалось в этот раз, удастся в следующий.

— Не согласен с тобой категорически. В обществе интеллигентных людей, развитых духовно и нравственно, не существует таких сфер, вопросов или проблем, по которым нельзя было бы договориться на взаимовыгодной, притом внезаконной основе. Я в этом городе пожилой следователь. И любая организация, которая нарушает действующее законодательство на подведомственной мне территории должна или договориться со мной или быть уничтоженной. Иначе они уже не преступники, а бунтари, покусившиеся на устои. А таких у нас нет и быть не может. Сков — это не Бишкек.

— Значит война на уничтожение?

— Она самая. Саранча с самого начала правильно понимал ситуацию. Поэтому он договорился со мной и спокойно работал. И именно потому эти уроды решили его устранить. Он для них просто чужой по духу, не свой. В действительность их решение заменить его является не результатом здравого размышления и анализа ситуации, а продуктом эмоций, раздражения. А любое не умный поступок должен быть наказан. Просто нужно грамотно дожать ситуацию. Как говорит все тот же Саранча: «Танцевал — женись». Так что победы наркореволюции во вверенном мне городе не будет.

— Некогда не сомневалась в решительности и способностях дедов советского времени. Первичные половые признаки все еще на месте, пожилой следователь?

— А, Елена Юрьевна. Привычка у вас есть — прыщи против ветра давить, меня обидеть норовите. Ну какой я вам дед? Под моим напускным равнодушием бушуют сексуальные страсти, между прочим. Да и моя супруга, к вашему сведению, помладше вас будет.

— То, что возраст и должность для страсти не преграда, это я поняла, еще будучи проституткой. Но если вы продолжите в одиночку покусывать тут и там организацию, то рано или поздно вас, пожилой следователь, конечно же, убьют. И меня с моим Аптекарем вместе с вами.

— Видите ли, Елена Юрьевна, у меня нет другого выбора.

— Пожилой следователь, голубчик, только не надо мне рассказать, как трудно живётся с состоянием в несколько миллионов долларов в сегодняшнем жестоком мире. Что вам мешает раствориться в пространстве и во времени, да так, чтобы никакая организация вас не нашла? Завели бы в себе глистов разных видов и предавались бы отдыху с молодой женой.

— Ваша предложения, Елена Юрьевна, местами действительно забавно, но, услышав его, ноги я себе все-таки не ошпарил. Служебный долг мешает мне уйти на заслуженный отдых и глисты в себе холить чередой сентиментальных пуков. Да и привык я в любой ситуации, от денег до постели, оказываться наверху. Не могу без драки, запах схватки мне кровь греет. Я же потомственный рыболов-островитянин.

— Зина!? Да ты… Ну-ка быстро зайди в кабинет. Ты что, совсем с ума со шла? На кого угодно мог подумать, что он пьяным может на работу придти, но чтобы ты?

— Пожилой следователь, только без вашего обычного паясничания. Ведь же меня вычислили, я это точно знаю, и молчите. Прокомментируй же это, наконец, урод, колхозник чертов! И почему ты еще в детстве в озере не утонул. А ведь мог бы, сам рассказывал.

— Зина, ты просто пьяная, иди домой. Будем считать, что ты заболела.

— Я немного выпила, но голова у меня в полном порядке. Так что можешь спокойно надо мной издеваться, урод.

— Зина, ответь же мне, о, чаровница, почему ты сегодня такая храбрая? Будешь со мной в таком тоне разговаривать — твое красивое тело в канализационном люке обнаружат. Пожалела хотя бы своих родителей.

— Мое тело в канализационном люке? Да это вам, пожилой следователь, следует меня бояться. То, что вы в этот раз по недоразумению живы остались, это не о чем не говорит. Организация решила от вас избавиться — значит, вы уже труп, правда, пока живой. Или вы считаете, что с арестом их ликвидационной команды все кончилось? Для тебя все только началось, урод несчастный.

— Пиявка ты все-таки мелкая, Зина. Ну что ты жалом водишь? Посмотри на себя — вошь высокомерная, честное слово. Ты что, Наполеон? Или к лику блаженных папой римским причислена? Как мы заговорили! Как мы носик-то подняли! Сдуйся! Я, из-за испуга, предсмертным запором не страдаю и страдать не собираюсь, так что ты мне творческую смерть не предрекай. И хватит плеваться огнём, и давай сразу поставим точки над i, голубушка. Если со мной, не приведи Аллах, что-то случиться, не важно что, Шпала из тебя… В общем, вас не просто изобьют, как вашу больную СПИДом подругу. Вам сломают позвоночник, Зиночка. Я не хочу никоим образом вас пугать, я просто вас в известность ставлю. Так что в дальнейшем помогать организации меня под надгробный камень положить просто не в ваших интересах. Вас просто необходимо предостеречь, а то вы постоянно в поиске единомышленников, мечтающих меня грохнуть, находитесь. Так что вы уж остепенитесь, ради Бога. Лучше поделитесь пока своими недугами. Расскажите, что наболело.

— Тогда два вопроса, пожилой следователь. Вернее три. Первое, каким образом вы узнали о моей роли в этом деле. Второе, как образом получилось так, что вас не убили. И, наконец, как вся эта история скажется на наших отношениях?

— Начну с конца, Зиночка. На наших странных отношениях это никак не скажется. Когда-то вы помогли Капитану организовать мне служебное расследование. С тех пор я понял, что вы бы рада меня уничтожить, но, что поделаешь, Зиночка, бодливой корове Бог рогов не дал. Сейчас вы организовали этот захват заложниц, были, так сказать, наводчицей у бригады ликвидаторов. Вновь досадная, чудовищная неудача. Я понимаю, обидно. Но ничего не поделаешь. Теперь, как получилось, что меня не убили. Изначально предполагалось, что я тоже буду присутствовать на той памятной литературной встрече подруг руководителей сковских ОПГ, и меня убьют во время захвата заложниц. Так сказать кровавая драма на заседании редколлегии или магазинная колбаса содержит плутоний. Неисправный граммофон стал причиной бытового самоубийства. Я ничего не перепутал, Зиночка?

— Вы ничего не перепутали, пожилой следователь. И почему же вы там не были?

— Видите ли, Зина. Я пришел в органы охраны правопорядка еще до того, как вы родились. И годами у меня обострился нюх. Я должен был там быть, но, чисто интуитивно, я решил не ехать в то место, где собрались все, я повторяю, все подруги наших городских главарей уголовного мира. Шестое чувство подсказало мне, что что-то здесь не так. Что эта стрелка какая-то странная, противоестественная. И я не поехал. Хотя вы, Зиночка, все сделали грамотно. Хвалю. Не навязчиво так, через лейтенанта Волкова, слили мне информацию, что меня ждут на этой встрече. Лейтенант Волков, кстати, Хоть и растаял как пацан, от вашей красоты, но не так глуп, как вам кажется.