— В тему, добренько так, празднично. И незамысловато. Впрочем, незамысловатость — сестра таланта. То, что меня не убили чего-то… Это уже странно… Я бы давно мог покончить с собой выстрелом в грудь и контрольным выстрелом в голову. Правда, Генеральная Прокуратура будет утверждать, что перед тем, как покончить с жизнью двумя выстрелами, я скончался от обширного инфаркта миокарда, но вы не верьте. Да-а, тут действительно дело пахнет запоем. А если я откажусь, Саранча?

— Моральных травм у меня впереди и без вашего участия много, так что вы так не поступите. Впрочем, в принципе я приветствую в людях лёгкую долю снобизма. А вопящих сусликов наоборот, не уважаю. Тогда я возьму Антонину и растворюсь в пространстве и во времени. Быть может, меня не найдут.

— Но вы этого делать не хотите?

— Убиваться с низкого старта головой об ближайшую стену я не собираюсь. Если мы с вами продолжим наше сотрудничество, я чувствую себя достаточно сильным для продолжения схватки по новым правилам. А вы не откажетесь. Потому что если откажетесь, вас совсем не обязательно отправят на пенсию. Да и Сков за короткое время утонет в наркотиках. Насколько я вас знаю, для вас это тоже фактор не маловажный?

— Немаловажный. Хотя здесь вы смешиваете теплое с мягким, Саранча. Кризис среднего возраста, первые проблемы с потенцией, серьезные проблемы со здоровьем, неразрешимые проблемы отцов и детей — это то, что у меня уже позади. И впереди старческий маразм, дом престарелых, крематорий и урна. Стар я, что бы по заграницам бегать. В моем возрасте солнце своё желтее и чеснок чесночнее, и с этим уже ничего не поделаешь. Все вы правильно рассчитали, Саранча. А что касается моей возможной отправки на милицейскую зону… Я вам хочу открыть страшную метеорологическую тайну, Саранча. Ситуация с глобальным потеплением придумана отморозками, которые боятся сибирских лагерей. Я, как оказалось, в их число не вхожу. Тем более что когда-то я был членом КПСС, а Ленин и теперь жалеет всех живых. Да и не смогу я жить без работы. Вчера, к примеру, в разработку уголовное дело поступило. Работницы швейного комбината милиционера изнасиловали. Завтра заслушаю доклад о начале оперативно-розыскных мероприятиях. Нет, без этого я уже не смогу. А что касается того, что я страдаю манией преследования… Так меня преследуют не в первый раз. Работа у меня такая. Привык за долгие годы. Как любил говаривать наш губернатор в пору своей криминальной юности: «Жизнь дерьмо, а мы глисты». Философом был в молодые годы, острицей себя мнил.

— Слишком много умных слов, пожилой следователь. Мешает пониманию. По моему мнению, нам необходимо нанести моей организации упреждающий удар в пах. Выслать им по почте каждому гранату (противотанковую) с заранее выдернутой чекой или что-то в этом роде. Это создаст здоровую атмосферу для дальнейших переговоров. Как говорится в кругах эстетов «нанести несмываемое анальное оскорбление». Я краем уха слышал, пожилой следователь, что вы дружите семьями с начальником оружейного склада сковской дивизии. Вы не могли обратиться к нему за маленькой дружеской услугой? Я за ценой не постою.

— Зачем сразу кого-то бить, Саранча? Мы не в ПТУ. И еще. Как говорит моя секретарша Зина: «Если у человека нет запаха пота и перхоти, то этот человек уже не безнадёжен». Тем более что можно бить в пах, но в лицо нагляднее. Но не сейчас. Вначале мне необходимо провести перегруппировку сил в связи с качественно изменившейся ситуацией. А нашим врагам действительно нужно объяснить, что порножурнал является их основным спортивным снарядом. Но это чуть позже. А пока я просто перехожу к трезво-спортивному образу жизни в связи с повторным обострением криминальной обстановки в высших эшелонах правоохранительных органов. Аль я уже не умею делать честные глаза хватать за сиську через одежду? А, Саранча?

— Вот и отлично, пожилой следователь. Вы самым исчерпывающим образом ответили на все волновавшее меня с утра вопросы.

— Аптекарь, мне нужна твоя помощь.

— А в чем дело?

— Да так, ерунда. Все рушится.

— Можно подробности?

— Помнишь, я тебе говорил, что у меня на работе снова неприятности.

— К Саранче обращался? В прошлый раз он тебя из такой помойки вытащил.

— Обращался. Оказывается, именно его организация меня сейчас и кончает.

— Это плохо. Мент без уголовной крыши не должен оставаться. Посадить могут в два счета. Что делать будешь?

— Это в зависимости от того, сможешь ли ты мне и в этот раз из дерьма на свет божий вылезти. Ситуация такова. Вкратце. С недавних пор чувствую, начались у меня на службе какие-то непонятки. Я обратился к Саранче за помощью. Думал его организация, как обычно, все погасит. И вдруг мой защитник Саранча сообщает следующее. Поменять меня хотят. И его, кстати, тоже. И в дерзкой голове Саранчи вызрел в связи с этим грандиозный план спасения. Он собирается начать войну со своей собственной организацией.

— Все дороги войны с организациями наркоторговцев ведут в морг.

— Расслабься, Аптекарь. С организациями наркоторговцев — всегда. А между наркоторговцами — смотря, кто выиграет.

— То есть.

— То есть Саранча, оказывается, тот еще жук. С самого начала он готовился к выходу в открытое море самостоятельно. И теперь случилось следующее. Организация, в которую входит Саранча, благодаря нашим усилиям, получила несколько очень ощутимых ударов. В результате единственный канал сброса героина в Европу в больших количествах — это через все того же Саранчу. Два других канала мы, как ты знаешь, перекрыли. И они задергались. Во-первых, решили поменять меня. А во-вторых, решили убрать все того же Саранчу. Он и знает много, а главное, он по должности ключевой фигурой стал в организации, все от него зависит. Если его канал сейчас работать перестанет, они со своим афганским героином останутся отрезаны от Европы, а значит от денег. А в тот момент, когда приостановятся платежи во власть и правоохранительные органы, у них сразу все посыплется. Тут нам за ними даже бегать не надо. Тут нам одно нужно. По каналу, который идет от Саранчи, порошок как шел, так и идти должен. Только не от его организации, а от тебя, Аптекарь. Саранча аккуратно подбирал людей, которые занимаются порошком в Европе. Они все ему лично преданы, а не организации. У него на каждого что-то есть, и именно его лично эти люди боятся. И если порошок будет идти, как шел, то они продолжат работу. Тем временем мы и безденежье добьет организацию.

— А когда организация рухнет, тогда мы остановим и автономную группу Саранчи. Или моя неженская интуиция меня обманывает?

— Не загадывай далеко, Аптекарь. Ты нужным количеством героина Саранчу обеспечишь?

— А куда мне деваться? Китайоза с моджахедом уже вышли на финишную прямую. И недалек тот желтый день, когда на руинах Сковского Кремля построится пагода имени Мао Дзе Мудуна. У тебя всегда так, пожилой следователь. Приехал. Всю ночь был настоящим Ермаком. Утром крепко выпил и забрал деньги. Пожелал крепкого здоровья и был таков.

— Аптекарь, ты лучше гадости то не болтай, а вечные ценности впитывай, пока я жив и здоров и в должности состою. Деньги, кстати, мне действительно понадобятся, и не маленькие. Мне теперь на службе самому свои неприятности гасить надо. А при таких пожарах огнетушители только деньгами и заправляются. Кстати, что это у нас Елена Юрьевна сегодня молчит как рыба об лед? Вам нечего сказать мне в утешение?

— Нет. Просто Аптекарь запретил мне вступать в беседу с кем бы то ни было без его разрешения.

— А отчего такие строгости?

— Я наказана. Сначала тихий и скромный меня, то есть свою беременную жену, зверски изнасиловал, и мы весь день не разговаривали, но потом, в знак примирения, я ему отдалась. Но все равно, наложенное на меня наказание осталось не снятым.

— Комментировать это не буду, но уверен, Аптекарь делает как лучше. Впрочем, считайте Елена Юрьевна, что запрет, по моей просьбе, снят. Правда, Аптекарь?