В электрической компании обиженному папе показали графики, на которых были изображены различные синусоиды, и даже в лицах продемонстрировали разницу между постоянным и переменным током. Но помощь не обещали, а тактично порекомендовали обратиться в психиатрическую больницу и очень хвалили электросудорожную терапию. Таким образом, круг замкнулся, и обиженный папа обратился в высокую комиссию с просьбой во всём разобраться.
Главный медбрат в вопросах морали был бескомпромиссен. Он высказался за изгнание Яши Татарина прочь из стен Офакимской психиатрической больницы, которая, по мнению главного медбрата, всегда была и должна оставаться подлинным оплотом целомудрия в этом жестоком мире попрания законных требований арабского народа Палестины и неприкрытой дискриминации сексуальных меньшинств.
Но главная проверяющая предложила ему быть мудрее.
— Лично я считаю, и, думаю, представитель общественности со мной согласится, — при этом она указала на обиженного папу, — что если зрелый мужчина, — тут она задумчиво посмотрела на Яшу Ройзмана, — вынимает у чистой, невинной девушки её менструальную прокладку, то он делает это не просто так.
— Я убежден, что в данной ситуации речь идет о большом и чистом чувстве, — гордо подняв голову, заявил обиженный папа. В начале беседы он не присутствовал и о чем идет речь, не знал, но обиженный папа был польщен вниманием главной проверяющей и был рад поддержать её.
— Но, согласно действующему законодательству, насильственное изъятие у несовершеннолетней девушки её менструальной прокладки не считается действием идеально правильным, — робко пробормотал главный медбрат.
Его слова были услышаны бдительным офицером безопасности.
— Может быть, вам наши израильские законы не нравятся? — проникновенно спросил Израиль Фельдман главного медбрата.
— Все мы знаем, что младший медбрат Яков Сингатулин является татарином, — попробовал успокоить разбушевавшиеся страсти больничный раввин, — и мы должны с уважением относиться к обычаям других народов, какими бы необычными и дикими они не являлись.
— Я тоже где-то слышала, что татарские мужчины — народ необычный, — несколько отрешенно произнесла главная проверяющая, но вспомнив, что она находится в окружении любящих её подчиненных, продолжала свое выступление уже в несколько другой тональности, — я считаю, что этот мужчина… — тут она вновь бросила долгий взгляд на Ройзмана и замолчала.
— Яков Сингатулин, 1956 года рождения, татарин, отделение судебно-психиатрической экспертизы, младший медбрат — пожирая глазами главную проверяющую, доложил по всей форме Ройзман.
— Так вот, все мы принимаем, что поощрение младшего медбрата татарской национальности является событием большого политического звучания, которое, как мы все видим, будет иметь большие последствия не только для отделения судебной психиатрии, но и для всей Офакимской психбольницы в целом, — подвела черту главная проверяющая.
— Все требуемые документы уже оформлены, — с металлом в голосе присоединился к мнению предыдущего товарища старший медбрат. После окончания краткого, но содержательного обсуждения вопроса о восстании в подростковом отделении, прибежал доктор Керен, который тоже должен был участвовать в обсуждении. Главная проверяющая крепко пожала ему руку и пожелала дальнейших творческих успехов.
Окончательно обнаглевший Ройзман, мягко обнял главную проверяющую за талию, отвел её в сторону и, касаясь уха губами, спросил:
— Каким образом доктор Керен, психическое здоровье которого значительно хуже, чем у большинства его пациентов, продолжает свою карьеру в психиатрической больнице в качестве врача? Как больной закрытого отделения, он бы мог принести гораздо меньше вреда, как Офакимской больнице в частности, так и всему израильскому государству в целом.
— В каждом уважающем себя учреждении, и в сумасшедшем доме тем более, должен быть сотрудник, который в своих действиях готов выйти далеко за рамки дозволенного, — прощебетала главная проверяющая, прижавшись грудью к младшему медбрату татарской национальности Якову Ройзману. Сингатулин, как бы забывшись и повинуясь лишь старинному татарскому обычаю, протянул руку туда, где обычно юные, чистые девушки прячут свои менструальные прокладки.
В обсуждении вопроса о восстании в подростковом отделении должен был принять деятельное участие и доктор Лапша, но он не пришёл, так как пребывал в отчаянии. Проблема, которая его волновала, представлялась ему неразрешимой, хотя для её преодоления был подключен весь технический персонал Офакимской психиатрической больницы.
Дело в том, что тринадцатого числа каждого месяца в обеденное время в кабинете доктора Лапши распространялся запах исключительной силы. Как по букету, так и по интенсивности. В течение двух-трех последующих дней запах постоянно изменялся по букету, но не по интенсивности, и к семнадцатому числу того же месяца бесследно исчезал.
После первой же газовой атаки доктор Лапша обратился за помощью к офицеру безопасности Израилю Фельдману. Под его руководством была создана авторитетная комиссия по расследованию в составе доктора Керена, отвечающего за общее руководство, доктора Светланы — оперативно-розыскные мероприятия и вопросы морали и больничного раввина, в функции которого входил контроль над тем, чтобы члены комиссии в своей работе соблюдали шабат (не работали в субботу).
Первое время работа комиссии продвигалась успешно. Её члены, ознакомившись с запахом, пришли к единодушному мнению, что это запах экскрементов. Вероятно, человека или какого-то крупного млекопитающего. Но в дальнейшем в работе комиссии наступил кризис. Определение — как источника запаха, так и локализация этого источника — оказалось для комиссии задачей непосильной. Несмотря на это, доктор Светлана не спала дней и ночей и стала своим человеком в среде Офакимских ассенизаторов. Все члены комиссии неукоснительно соблюдали шабат. Хотя разгадка лежала на поверхности, и виновником, как всегда, был Ян Кац.
Историческая правда была такова. Видный израильский ученый, ведущий специалист по утилизации крови и кровепродуктов, Антонио Шапиро дель Педро, вероятно вследствие переутомления, а он много и плодотворно трудился в банке крови больницы Ворона, ежемесячно частным образом посещал доктора Лапшу для получения психотерапевтической помощи. Вампир, выбившийся в люди, скучал по сумасшедшему дому. После первой же многословной и хорошо оплаченной беседы с доктором Лапшой, он направился в комнату медбратьев. Время было обеденное, Антонио подсел к аппетитно кушающим Кацу и Пятоеву и пожаловался им, что скучает без атмосферы отделения судебно-психиатрической экспертизы, начал посещать психотерапевтические сеансы доктора Лапши, но это не помогает.
То ли потому, что все сидели за столом, то ли по какой-то другой причине, но младший медбрат Кац легкомысленно посоветовал видному израильскому ученому после окончания сеанса гипноза покакать у доктора Лапши в кабинете. Пускай даже за дополнительную плату. Шапиро день Педро ответил, что при его статусе в обществе это может быть неправильно понято. Но сама идея запала ему в душу. По договоренности с доктором Лапшой сеансы психотерапии проходили в одиннадцать утра тринадцатого числа каждого месяца в кабинете заведующего отделением судебно-психиатрической экспертизы. Антонио в течение целого месяца бился над решением этой проблемы, и за день до визита план действий был продуман и согласован во всех деталях.
Но, всё равно, в последнюю ночь перед психотерапией дель Педро от волнения не смог сомкнуть глаз. С трудом дождавшись последнего слова доктора Лапши, он тепло раскланялся с ним и направился в комнату медбратьев. Там он переоделся в приготовленную Кацем пижаму и, при помощи все того же Яна, вышел в прогулочный дворик больницы. Пациенты ушли обедать, и прогулочный дворик был пуст. Воровато озираясь, видный израильский ученый укрылся в пышной тропической растительности и обильно покакал возле воздухозаборника кондиционера, стоявшего в кабинете доктора Лапши.