Джером Фрейтаг ехал на заднем сиденье своего служебного лимузина, прижимая правым локтем плоский чемоданчик с замочком. Впереди сидели шофер и охранник из Управления национальной безопасности, оба вооруженные полицейскими пистолетами в кобурах под мышкой, — под пиджаками их было незаметно.

Утренний час пик уже миновал, и автострада Балтимор — Вашингтон по мере приближения к столице становилась все свободнее. Фрейтаг покинул свою крепость за колючей проволокой в четверть десятого, потому что обещал прибыть в Белый дом к десяти. Солнце, скрытое в дымке от первых заморозков, зажигало сполохи в осенней листве вдоль шоссе. Однообразные зеленые тона уже уступали место желтым, коричневым и рыжим, а через несколько дней весь этот отрезок пути от Форта Мид до Вашингтона зальет медная река листопада. Холода наступили в этом году неожиданно, и Фрейтаг радовался теплу от автомобильного обогревателя.

Если бы кто-нибудь сейчас заговорил с Фрейтагом, он отделался бы ядовитой репликой и саркастической остротой — сработала бы защитная реакция. Но на самом деле Фрейтагу было не до острот, в душе его боролись противоречивые чувства. Тут были, разумеется, и гордость, и глубокое удовлетворение профессионала, готовые перейти в эйфорию, если бы их не заглушали другие чувства: смятение перед лицом неведомого и чувство вины.

Странным было это чувство. Оно шло откуда-то из глубины, как подземная река, подмывая его гордость и самоуверенность. Да, вот так-то оно выходит, думал Фрейтаг, усмехаясь. Иконоборец, ниспровергатель авторитетов, человек, который вечно издевался над слоновьей неповоротливостью правительства и высмеивал в издевательских куплетах его учреждения, законы и правила, сегодня чувствовал себя виноватым, потому что обошел одно из этих правил, нарушил чиновничью иерархию. Вместо того чтобы доложить о своем открытии Артуру Ингрему, как он это должен был сделать по закону и установленному обычаю, Фрейтаг через голову Ингрема обратился прямо к президенту.

Почему же он пошел по этому пути? Перед ним не было ни карты, ни схемы, ни дорожных знаков, которые бы ему этот путь указывали. Он знал, что Ингрем невзлюбил его, как любой директор ЦРУ невзлюбил бы человека, который вечно прерывает литургию разведки фривольными или еретическими замечаниями. Однако они работали с Ингремом без особых трений, несмотря на взаимную антипатию. Насколько Фрейтаг помнил, в деловых отношениях с Ингремом ему до сих пор не приходилось прибегать ко лжи.

До вчерашнего вечера. Вчера он обманул Артура Ингрема, сказав, будто они достигли «прогресса», в то время как дешифрованный китайский код уже лежал у него на столе.

В этот самый час благодаря ключу, найденному в посланиях с Тристана, вся группа фрейтаговских криптографов составляла программу для компьютера, вводя в него тысячи усыпанных цветами депеш, внутренних и внешних, дипломатических. Фрейтаг знал, что к ночи затрещит печатающий аппарат компьютера и выдаст полмили китайских посланий на простом английском языке. И тогда они заглянут в душу официального Китая.

Фрейтаг был восхищен этим подвигом и горд своими специалистами. И все же он ничего не сказал Артуру Ингрему, главе всех разведывательных служб. Это вышло инстинктивно, однако теперь, анализируя свой поступок, Фрейтаг уже мог выделить и определить мотивы.

Все началось на совещании в Штабе разведслужб США. Сначала та сцена, более месяца назад, когда Пит Дескович отказался сообщить Ингрему или кому-либо еще из членов штаба, как идет следствие по делу Стивена Грира. Затем на двух последующих совещаниях из желчных замечаний Ингрема стало ясно, что президент категорически запретил ЦРУ участвовать в поисках Грира. Однако вчера Фрейтаг убедился, что Грир находится на острове Тристан под кодовым обозначением «Флаг» и что об этом знает президент, или «Башня» по коду Тристана.

И тогда Фрейтаг принял решение. Он представит самому президенту пачку расшифрованных депеш и попросит инструкций, что с ними делать дальше. Когда он позвонил вчера в Белый дом, Роудбуш назначил ему встречу на десять утра и приказал пока ни с кем не говорить на эту тему.

Лимузин въехал через восточные служебные ворота, подкатил к заднему входу в Белый дом и остановился под балконом. Едва Фрейтаг вышел из машины, два секретных агента охраны подошли к нему с двух сторон и проводили через розарий до длинной галереи. Президент Роудбуш вышел из своего кабинета, поежился от утреннего холодка и протянул Фрейтагу руку. Через несколько секунд оба уже сидели в кабинете Роудбуша.

— Я должен поздравить вас с расшифровкой китайского кода, — сказал президент.

Фрейтаг обратил внимание, что Роудбуш, который обычно начинал с разговоров о всяких посторонних пустяках, сегодня перешел прямо к делу.

— Благодарю, — сказал он. — Это удалось главным образом благодаря серии радиограмм с Тристана-да-Кунья и ответов на них. Учитывая их поразительное содержание, господин президент, я решил обойти обычные каналы и представить документы прямо вам.

— Я рад, что вы так поступили.

Фрейтаг отпер свой чемоданчик и положил на стол президента папку в манильском переплете с расшифрованными депешами. Роудбуш начал их читать одну за другой. Он не был удивлен. Скорее, как показалось Фрейтагу, он лишь просматривал уже знакомый материал. Он был серьезен и сосредоточен, и только один раз улыбка промелькнула на его лице. Закончив, президент аккуратно подровнял листы и спрятал их в папку.

— Что еще интересного дала расшифровка кода? — спросил он.

— К вечеру начнем получать отпечатанный текст с компьютера, — ответил Фрейтаг. — Сейчас мои люди заново программируют его. Скоро мы будем в курсе всех последних новостей.

— Как вы обычно расшифровываете код? — спросил Роудбуш. — С чего начинаете?

— Видите ли, сэр, наши специалисты по шифрам просто взломщики. Они взламывают код и проникают в него. По правилам все расшифрованные материалы мы передали бы сегодня Артуру Ингрему, как главе наших разведок. После предварительной оценки и сортировки в ЦРУ копии этих телеграмм были бы розданы различным разведуправлениям в зависимости от их специфики — Пентагону, Атомной комиссии и так далее.