«Ежкин кот!» – вытянув шею, сказал себе Ильич, рассматривая женское тело, разметавшееся среди мусора на асфальте.

Наметанный глаз бомжа впился в золотую цепочку, такую лишнюю на мертвой тонкой шее.

Глядя на труп, Ильич даже протрезвел и переключился с автопилота на ручное управление.

«Кердык барышне, – поставил он диагноз. – Кровищи-то сколько. Головешкой об асфальт… В момент… С какого же это этажа она свалилась?»

Озадачившись вопросом, Ильич отступил назад, осматривая окна дома.

Большинство окон были темны. В очень немногих за плотными шторами горел свет. Все было тихо и мирно. Дом спал.

Ильич перевел взгляд на тело и расстроился. Он понял неизбежность встречи с властями.

Власть Ильич недолюбливал, ибо по натуре был анархистом, к тому же считал себя «пострадавшим» и вообще несправедливо обиженным. Но жизненный опыт подсказывал, что в данной ситуации лучше сдаться сразу, не дожидаясь, пока за тобой придут. Это поможет избежать лишних вопросов и недоразумений. В том, что за ним придут, Ильич не сомневался. Как только обнаружат труп, дворник обязательно его выдаст. Замести следы своего пребывания на помойке не удастся. Дворник знал Ильича по почерку… А уйти в бега – прямой себе убыток. Район тут больно лакомый, конкуренты вмиг пронюхают, что Ильич сдал точку, и отобьют.

Ильич тяжко вздохнул. Взвалил на плечи картонную коробку, подхватил мешки со скарбом, взглянул в последний раз на золото… Нет, тьфу на него, чур меня, сатана, не искушай. Еще обыщут! Ведь в такое место идет…

Но искушение превозмогло. Бросив поклажу, Ильич опустился на колени перед мертвой женщиной, резко обернулся по сторонам. Никого… Эх, была не была! Разорвал тонкую цепочку, снял с шеи покойницы и отскочил как ошпаренный. Вороватым взглядом окинул двор. Никого.

Думать было некогда. В центре клумбы рос куст. Ильич сунул руку в землю, выдавил кулаком неглубокую ямку. Цепочка змейкой соскользнула с ладони в тайник. Ильич забросал его землей, заровнял руками следы своих сапожищ. Разогнул спину. Уф! Снова осмотрелся по сторонам. Тишь, благодать, словно во дворе и не лежит покойница.

Вторично навьючив на себя пожитки, Ильич поплелся к ближайшему райотделу.

Решение пришло неожиданно. Оно внезапно появилось в голове, быстро обрело законченную форму, и даже появились пути для его воплощения в жизнь.

«Надоело, – подумал Юра Гордеев, адвокат московской Юрконсультации № 10, – пора уходить».

Закончив чистку плиты, Гордеев тщательно вымыл руки, вытер их свежим полотенцем, огляделся – не нужно ли чего на кухне еще сделать, убедился, что не нужно, прошел в спальню, достал из бельевого шкафа чистую сорочку, новый галстук, черный костюм и только после этого, медленно одеваясь, спокойно ответил:

– А мне, Миша, спокойная старость какого-нибудь деда, у которого грудь в орденах, а пенсия – меньше тысячи рублей в месяц, гораздо важнее, чем склоки в верхних этажах власти. Ну набьет какой-нибудь депутат другому морду прямо в зале заседаний, подумаешь…

– Что ты говоришь? – Лыков появился на пороге спальни в купальном халате Гордеева и в одном носке.

– Ничего, Миша, ничего. Думаю, с моей точкой зрения ты все равно не согласишься. Одевайся. Нам пора.

– Пенсионеры ждут?

– Они, они, родимые. Одевайся, старик. Действительно пора. Тебе сейчас куда? Если по пути – подброшу на машине.

– До метро подбрось. У меня отсюда – прямая ветка. С Танькой поеду разбираться.

– С какой Танькой?

– Как это с какой? С женой своей. С Татьяной Лыковой. В девичестве – Николаевой. Ты небось помнишь – она с характером. Еще в университете к ней не подступиться было. Ты года два увивался – и ничего. А я вот покорил. Завидуй теперь. – Лыков снова хохотнул.

Через пятнадцать минут Гордеев высадил его из своей машины возле ближайшей станции метро, махнул рукой на прощание, потом отъехал подальше, свернул в третий или четвертый по счету переулок, заглушил мотор, с минуту сидел, навалившись грудью на руль, и только после этого вытянул из кармана мятую сигарету и закурил. Главное – делать все медленно. Медленно и спокойно. Тогда все будет хорошо. Все будет хорошо…

Но, все-таки, вот скотина! О чем только не успел рассказать: и про подвиги свои в оперативке, и про чуть ли не ежедневные любовные победы, и про то, что может перепить кого хочешь…

А вот про то, что на Тане Николаевой женился, – ни слова. Как будто это само собой разумеется. Да он же ей ноги целовать недостоин! Был – рохля, троечник, трус, каких мало. Стал – трепач, жалкий фрондер. Черт!.. А она?.. Да сколько же ей сейчас?..

Гордеев прикрыл глаза: Таня, тогдашняя, неприступная двадцатилетняя красавица, умница, мечта всей мужской части факультета… Вспомнился общий выезд за город: песок, набившийся в дешевые сандалии, солнце, пляжный волейбол… Его рука тянется к Таниной и – не встречает ее. Черт! Черт!..

Гордеев поперхнулся дымом. Ишь каким лихим парнем стал этот Лыков! А он, Юрий Петрович Гордеев?.. Даже курить толком до сих пор не выучился. Кто он такой? Адвокатишка? Съезды – разъезды… Разводы… Черт!

Нет, пора. Плюнуть на все – и начать новую жизнь. Деньги зарабатывать начать. Его любая солидная фирма возьмет юристом. Уже через месяц – самые дорогие рестораны, самые соблазнительные женщины. Все в его руках. И гори они синим пламенем, все эти мелкие людишки – с их проблемами, болячками, мизерными пенсиями и колоссальными долгами. Чихать он на них хотел! Все! Все! Решил.

Гордеев запустил мотор. Медленно поехал по улицам. Все решено.

Через двадцать минут он уже был в своей конторе на Таганке. Юридическая консультация № 10. Прощай, проклятая дыра!

«Сейчас просто напишу заявление. Да нет, просто скажу, и…»

Гордеев вошел в приемную.

Навстречу ему с трудом поднялся Федоров, тот самый пенсионер, о котором он утром рассказывал Лыкову:

– Здравствуйте, Юрий Петрович, вы уж простите великодушно, что с самого утра…

Гордеев медленно провел ладонью по лбу, потом опустил руку и устало улыбнулся:

– Василий Васильевич, дорогой мой, ничего, от меня не убудет. А вот то, что вам пришлось рано подниматься и через весь город ко мне – это действительно нехорошо. Не бережете вы себя.

Лицо старика просветлело:

– Да мне-то что!.. У меня все равно бессонница. Об вас забочусь. Вот сами посудите – случись с вами что – кто за нас, стариков, заступится? По совести разобраться – один вы у нас на всю Москву благодетель. Чай, не только я за вас Бога молю…

Гордеев улыбнулся. Секретарша Катя, наблюдавшая за всей этой сценой, тоже оскалила зубки:

– Не вы один, дедушка, это точно.

И потом, обращаясь уже к Гордееву:

– Юрий Петрович, вам кофе? Как обычно?

– Да, Катюша. Как обычно. И проверьте список. Остальных – в живую очередь. Идемте, Василий Васильевич. Бумаги у вас с собой?..

И адвокат Юрий Гордеев приступил к выполнению своих ежедневных обязанностей…

…В два часа дня секретарша Катя принесла ему пиццу из забегаловки на углу. Прямо в кабинет. Вообще-то о желудке своем тоже стоит заботиться – ведь не первый раз такое случалось. Так и язву заработать недолго. Но уж больно много было дел. Сидя на краю своего рабочего стола и уплетая пиццу (верх несолидности! В богатой фирме такого поведения своего юриста не одобрили бы, а здесь Гордеев сам себе хозяин), Юрий Петрович пояснял очередному клиенту: «Они не имеют права… да не нужно никакого суда, не беспокойтесь… сошлетесь на меня… да нисколько это не стоит… пожалуйста… уберите, говорю, деньги… все! Следующий!..»

К вечеру работы стало меньше. Катя попросила разрешения уйти пораньше. Гордеев разрешил – чего там! Черт, как же прекрасна жизнь! Банальное заявление? А господину адвокату Гордееву время от времени начинают нравиться банальности. Из них состоит жизнь. А жизнь прекрасна. Значит, прекрасны и банальности. Стоп! Это возвращение к началу мысли. Ну что ж, начнем с начала…