«Петух столичный, – нарушил, хотя бы и в мыслях, субординацию Саша. – Фазан. Распустил перья… Перед кем собрался красоваться? Курочки тут достоинства петухов определяют с первого взгляда…»

Но тут же ощутил раскаяние: давно ли сам был таким же петушком, красующимся новенькими «перышками». Даже не петушком, а цыпленком…

Увы, раскаяние тут же испарилось без следа, стоило перехватить взгляд командующего, с неприкрытой завистью разглядывающего «Станиславскую» колодку на Сашиной груди – алую, окаймленную белым и перечеркнутую серебряным крестиком мечей эмалевую полоску. На таком же новеньком, как и у генерала, камуфляже она смотрелась очень эффектно, и поручику это было хорошо известно.

«Падок до наград генерал, падок…»

– Наслышан, наслышан, – почти в тон Сашиным мыслям нарушил затянувшуюся паузу генерал. – И не могу не поздравить. В таком нежном, я бы сказал, возрасте, в таком чине… Поздравляю, поручик, поздравляю.

– Благодарю, ваше превосходительство.

– Слышал, что у вас… – генерал тут же поправился, – у нас тут с этим делом просто?

– С каким, ваше превосходительство? – сделал вид, что не понял, поручик.

– Ну… С орденами, с чинами…

– О да! – без улыбки кивнул головой Бежецкий. – Весьма просто. Очень даже просто. Как за водой сходить.

И тут же перед мысленным взором встали бурые голые скалы с дрожащим над ними воздухом. Неестественно – у живого так не получится – вывернутые «по третьей позиции» рубчатые подошвы горных ботинок, торчащие из‑за плоского камня в нескольких десятках метров от укрытия, простреленная фляга, по боку которой бесполезно сползает на раскаленный камень прозрачная капля. И сверкает в солнечном луче, как бесценный бриллиант…

– Вот и я говорю! – обрадовался, не уловив в словах офицера и тени иронии, генерал. – Будут у нас еще и ордена, и чины… У меня к вам предложение, Александр Павлович, – внезапно сменил он тон на сугубо деловой. – Переходите‑ка ко мне в штаб.

«Надо же, – усмехнулся про себя Саша. – Почти слово в слово… Чем это я командирам так нравлюсь? Нос себе сломать, что ли…»

– А что? – не унимался генерал. – Часть ваша, – он презрительно хмыкнул, – расформирована.

– Переформирована, – вставил поручик.

– Ну, небольшая разница! Куда там вас, Бежецкий, еще отправят – одному Господу известно. А тут реальное предложение. И местечко, скажу я вам, – он игриво подмигнул, – непыльное. Какая вам разница: пехота‑матушка или кавалерия? Месячишка через два‑три гарантирую вам штабс‑капитана. До вашего‑то штаб‑ротмистра вам еще служить и служить…

– Я подумаю, – перебил словоизлияние Александр, которому чем дольше, тем душнее становилось в хорошо проветренном просторном кабинете.

– Вот‑вот, подумайте, – не заметил непочтительности генерал. – А как надумаете – приходите.

– Я могу быть свободен?

– Конечно, конечно! – Генерал перегнулся через стол, развалив объемистым животиком, туго перетянутым лаковой портупеей («К чему ему тут табельное оружие? – невольно подумал Саша. – Тараканов отстреливать?»), высокую пачку бумаг. – Отдохните, не торопитесь…

Александру совсем не хотелось касаться пухлой генеральской ладони, но он пересилил себя и осторожно пожал вялую, холодную и влажную, похожую на дохлую жабу, руку «отца‑командира».

– И вообще, – разливался соловьем Коротевич. – После службы, в цивильной, так сказать, обстановке милости прошу к нашему шалашу. Забегайте по‑простому, по‑дружески. Познакомитесь с новыми товарищами, распишем пулечку… Ну и это самое, – плутовски улыбаясь, генерал выразительно щелкнул пальцем по горлу. – Забыли, поди, в этой дыре, поручик, вкус настоящего французского коньяка, а? – Он закатил глаза и плотоядно причмокнул блестящими губами. – О, Пари, мон ами… Кстати, Александр Павлович, а как тут с женщинами?

– С женщинами тут полный порядок, – заверил генерала Бежецкий, берясь за ручку двери. – Женщины тут замечательные. Азия‑с…

* * *

– Саша! – услышал Александр, спускаясь по лестнице. – Бежецкий!

Голос вроде бы был незнаком, и поручик удивленно остановился.

– Вы ко мне обращаетесь? – спросил он высокого пехотного подпоручика, сбегающего по ступеням следом за ним, расталкивая встречных писарей.

– Конечно же, к вам! – Новенькая форма, румянец во всю щеку – издалека видно вновь прибывшего. – Вы меня не узнаете?

– Не имею чести… – честно постарался вспомнить Саша и не смог.

– Ну же! – улыбался во весь рот подпоручик. – Восемьдесят пятый год… Вспоминайте! Соревнования…

И тут Александр вспомнил все: и традиционные летние соревнования между Николаевским кавалерийским училищем и его вечным соперником – Гатчинским пехотным, короткая схватка под кольцом в финале, случайно разбитый локтем нос настырного защитника «гатчинцев»… Если припомнить, кстати, не совсем уж и случайно…

– Алексей? М‑м‑м… Кижеватов! – просиял поручик.

– Кужеватов, – поправил пехотинец. – Но это неважно. Вспомнили, значит?

– Конечно, – улыбнулся Саша. – Меня же тогда ваши чуть не убили.

– Ну, это громко сказано, – протянул ладонь подпоручик. – Но нос вы мне попортили изрядно! Вон, до сих пор набок!

– Незаметно совсем, – сердечно пожал руку бывшему противнику Александр, с удивлением думая, что совсем недавнее прошлое кажется далеким‑далеким. Надо же – всего каких‑то два года прошло, а кажется – целая жизнь…

– Вы мне льстите! Всех дам своим косым румпелем распугиваю, – прикоснулся подпоручик к своему действительно выдающемуся «украшению».

– Здешних не распугаете. Пуганые.

– А вы давно здесь? – Алексей чуть отстранился и оглядел Сашу с ног до головы. – О! Два ордена! Да вы герой!

– Без малого – год, – пожал плечами поручик, несколько смущенный восторгом, прозвучавшим в голосе старого знакомца.

– И уже два ордена!

– Положим, «клюква» – не совсем орден…

– Да не прибедняйтесь вы! А «Станислава» с мечами за что получили?

– Было дело…

Еще один молодой офицер подошел к друзьям.

– Вот, Савранский, – прошу любить и жаловать! Поручик Бежецкий, – представил Кужеватов Александра пехотному поручику. – Мой старый друг, здешний старожил и настоящий герой.

– Полно вам, – покраснел Саша.

Разговор как‑то не клеился – поручик не спускал глаз с колодок на груди «старожила», и Алексей вдруг предложил:

– А не отметить ли нам, господа, знакомство? Вы, Саша, должно быть, знаете, где тут и что? Так просветите новых соратников!

– Охотно… – пожал плечами Бежецкий…

* * *

– Ничего не выйдет, барин, – половой Василий лишь уныло покачал головой. – Закрываемся мы…

– Как так? Столько офицеров прибыло… Неужто Силантий Фокич такой барыш упустит?

– Эх, прибыло‑то оно прибыло, – на обширном лице была написана вселенская скорбь. – Да вот новый командующий приказ издал – закрыть все распивочные заведения. Дабы не было морального разложения войск. Так что теперь ни у нас здесь, ни в других местах, – злорадно закончил холуй, – водочки не купите, барин. Попомните еще нас с Силантием Фокичем!

– И что, даже бутылочки не найдется?

– Ни капли, – отрезал Василий. – Все уже упаковано и отправлено в Туркестан. Так что никак.

Офицеры обескуражено топтались на месте. Пирушка по поводу встречи сорвалась, и это не могло радовать. Существовали, конечно, варианты, но их еще следовало обдумать…

– А куда это народ спешит, любезный? – осведомился Алексей у полового, кивая на торопящихся куда‑то поодиночке и группами туземцев. – Базарный день сегодня, что ли?

– В точку, ваше благородие, – щербато улыбнулся Василий: еще по весне разбушевавшийся ни с того ни с сего гусар выбил холую два зуба. – На базар они спешат. Только не торговать.