«Все будет нормально… Все будет нормально… – твердил он сам себе с равномерностью метронома. – Все будет нормально…»

Где‑то далеко и глухо треснул выстрел. Еще и еще раз. Александр напрягся и снял автомат с предохранителя. Похоже, что что‑то действительно пошло не по плану – до сих пор стрельба велась исключительно из бесшумного оружия.

Еще два выстрела ударили совсем рядом. И из темноты на освещенное место – освещенный луной прямоугольник казался привыкшему глазу ярким, как в солнечный день – спиной вперед вылетел человек в белом, вскинул руку и еще три раза выстрелил в темноту.

«Любого, кто появится… – подумал Бежецкий, поднимая автомат: в висках опять начали стучать молоточки, во рту появился противный металлический вкус. – Любого, кто появится… Но не в спину же!»

Он шагнул из тени на свет, беря на прицел незнакомца с большим пистолетом в тонких, похожих на женские, руках, видневшихся из рукавов широкого одеяния. Подковка на ботинке громко чиркнула по булыжнику, и беглец резко обернулся, вскидывая пистолет.

– Махмуд‑Хан?..

Курок несколько раз звонко щелкнул вхолостую – магазин пистолета был пуст – и король замер, лишь тяжелый бесполезный пистолет медленно опускался в слабых руках изнеженного аристократа, влекомый силой земного притяжения.

– Лейтенант Бежецкий?..

На превращенном косыми лучами ночного светила в маску лице – глубокие провалы глазниц и рта на белом – нельзя было различить выражения, но Саше показалось, что король горько усмехнулся. Еще бы – перед ним с направленным на него автоматом стоял тот, кого он когда‑то назвал другом…

«Стрелять? – поручик замер в замешательстве. – Как можно?.. Но он же стрелял в тебя?.. Нет, я не смогу…»

«Эфа» сама собой опустилась в его руках, и Александр, сам не понимая, что делает, едва заметно качнул головой в сторону. Как ни ничтожно было это движение, король различил его, кивнул и сначала медленно, не спуская глаз с Бежецкого, будто ожидая выстрела в спину, двинулся в сторону. А потом обернулся и скрылся за безликими коробками зданий.

«Я не вправе распоряжаться жизнью помазанника Божьего… – подумал Александр. – Это – не мое…»

А минуту спустя из ворот появился «турист» с автоматом на изготовку…

14

– Что же ты?.. – почти кричал в лицо бледному понурившемуся Саше «опекун».

За окнами с опущенными жалюзи занимался рассвет. Отряд вернулся на базу без потерь полчаса назад, и теперь в кабинете «старшего» шел тяжелый разговор.

– Почему вы приказали мне оставить этого… этого сопляка одного? – кипел квадратный от амуниции (он снял лишь свой глухой шлем с забралом) спецназовец. – Он же сорвал всю операцию!

– Точно, – неприязненно посмотрел на Александра другой «турист». – Главного упустил.

– Да что вы набросились на мальца? – добродушно гудел из своего угла седоватый краснолицый здоровяк. – Ну, ушел и ушел этот Махмуд. Что с того? Задание‑то выполнено!

– Ты что, Федотов? Не понимаешь ничего? – кипел «нянька».

– Без имен, – быстро предупредил худой, похожий на цыгана брюнет, разбирающий, пользуясь минутой, свой автомат: в комнате остро воняло сгоревшим порохом.

Один лишь командир не участвовал в «разборе полетов». Покусывая зубочистку, он удобно расположился у окна и лишь переводил взгляд с одного лица на другое.

– Выполнено! Помяни мое слово: месяца не пройдет, как соберет этот Махмуд свою банду, и тогда уж мало никому не покажется! Такое надо давить в зародыше! Помнишь?..

– Отставить базар, – негромко сказал «старший», и все послушно замолчали, продолжая сверлить друг друга и Бежецкого яростными взглядами. – Задание считаю выполненным. Не совсем чисто, но выполненным. Вы можете быть свободны, поручик. Я сам свяжусь с Кавелиным. Быстренько переоденьтесь, и мой человек подбросит вас до дому.

Когда Саша вышел во двор, давешний микроавтобус ждал его с распахнутой дверцей.

– Сидайте, поручик, – весело улыбнулся ему из кабины давешний «защитник». – С ветерком докачу!

Бежецкий не заставил себя упрашивать: ему было не по себе рядом с этим «змеиным гнездом».

– Неужели вы рассчитывали только на свои силы? – выдавил он, когда авто отъехало довольно далеко от «базы». – А если бы там, во дворце, успели поднять тревогу и на помощь примчались бы войска?

– Не примчались бы, – улыбнулся водитель. – По какому‑то стечению обстоятельств места их дислокации этой ночью были блокированы. Наглухо. А теперь их уже разоружают…

– Зачем?

– Ну, мало ли… Вдруг не захотят присягать новому королю? Хотя – вряд ли. Азиаты – народ покладистый. Раз проспали прежнего – ничего не попишешь. Присягнут, как миленькие. Хотя и не все…

– А кто будет новым королем?

– Кто? Ибрагим Второй – больше тут вроде некому. Наверное, уже и корону напялил, торопыга! Или что тут у них полагается? Представляете, поручик? Будят его среди ночи и объявляют: трон освободился, поспешите, если не желаете остаться при пиковом интересе. Ну, он ноги в руки…

Спецназовец был спокоен и весел, как пахарь, завершивший тяжелую, но важную работу, и Александр вдруг вспомнил, что многих людей, окружающих свергнутого короля, он знал в лицо. Может быть, они уже мертвы…

– Остановите, пожалуйста, – попросил он. – Я пешком пройдусь.

Кабул уже входил в свой привычный утренний ритм: улицы с тянущимися по ним вереницами автомобилей и повозок заполнялись шумной, крикливой толпой, в воздухе чувствовался запах дыма, готовящихся к завтраку нехитрых кушаний и свежего навоза. Все, как обычно. Город даже не подозревал, что этой ночью поменял одного властелина на другого. Вернее, ему поменяли.

– Ну, воля ваша. Бывайте! – «Турист» крепко пожал Саше руку и укатил, а он остановился в раздумье. Идти домой и завалиться спать? На душе было гадостно. Что, если…

«Клуб» как раз находился неподалеку. Естественно, в такое время он был еще закрыт, но кого и когда такое останавливало?

– Открывай, – забарабанил в дверь поручик, заставив неприязненно покоситься в свою сторону двух стариков в чалпаках и теплых – утро выдалось свежим – халатах: вольно гяуру[92] так шуметь в столь благословенное утро.

Не открывали долго. Наконец дверь приоткрылась, и в щели показалась заспанная ряшка полового Василия, за то время, что молодой человек его не видел, ставшая еще шире. И сонное выражение в заплывших глазках мгновенно сменилось суеверным страхом.

– Свят‑свят‑свят! – мелко закрестился холуй, пытаясь захлопнуть дверь перед носом у офицера, но тот был начеку и успел просунуть в щель ботинок.

– Ты чего так перепугался, Василий? – прищурился Александр. – Сухой закон с сегодняшнего утра объявили, что ли?

– Так вы живой, Сан Палыч? – немного очухался половой, инстинктивно продолжая дергать на себя неподдающуюся дверь: видимо, движениями у него, как и у динозавра, управлял другой нервный центр, расположенный не в голове.

– А что – сомневаешься? – начал закипать офицер. – Куда тянешь ручонки? В рыло захотел? – почему‑то совсем непохоже на себя вскипел он. – Живой я, живой! Не видишь?

Наконец Василий пришел в себя достаточно, чтобы пропустить поручика в пустующее по ранней поре помещение.

– Да ведь болтали, что убили вас, вашбродь, – плаксиво протянул из‑за стойки мужик, на всякий случай воздвигнув между собой и посетителем преграду попрочнее. – Зарезали в горах туземцы и косточек не оставили. Я уж со счету сбился, сколь раз дружки ваши за упокой вашей душеньки стопки опрокидывали.

– Врут твои болтуны, – буркнул Бежецкий, оглядываясь: лентяй еще и не думал прибираться в замусоренном с ночи «клубе», воздух в котором все еще был мутноват от табачного дыма. Поэтому и желания оставаться тут надолго не возникло. – Жив я, как видишь. Подавились туземцы моими косточками.

– Ну, слава богу! – деланно обрадовался Василий, даже не подумав, что на простой рязанской физиономии ясно читается: «Шли бы вы подобру‑поздорову, ваше благородие…» – А я‑то невесть что подумал… Собаки, понимаешь, всю ночь выли, – поделился он с офицером. – Не спалось совсем… Что вашему благородию будет угодно?