Эти находки раз и навсегда устранили какие бы то ни было сомнения в том, что Татиан действительно составил "гармонию" и что она пользовалась популярностью в древности, но ее оригинальная версия пока что не давалась в руки ученым. Арабская и другие версии вряд ли могли служить полноценной заменой, поскольку их тексты были приспособлены к поздним "официальным" переводам Нового Завета, "Пешитте" и "Вульгате". Большинство жгучих проблем текстологии, возникших в связи с сирийскими Евангелиями, пока оставались неразрешенными.

Перелом наступил, как мы видели, с появлением фрагмента из Дура. По общему признанию, данные, предоставляемые самим этим фрагментом, были прискорбно скудны. Но все же он подарил ученым бесценные откровения и надежды на будущее.

В общем, открытие в Дура следует расценить как драматическое звено в долгой цепи исследований, посвященных загадочному "Диатессарону". Когда Йельская экспедиция вынуждена была прекратить работы в 1937 г. по знакомой причине "недостатка средств", Дура был раскопан только на одну пятую. Поэтому еще велика вероятность того, что это место может принести новые ключи к загадкам прошлого.

Открытие "утерянного" "Диатессарона" является единственным в своем роде не только потому, что поиск велся сразу несколькими путями, включая и полевую, "земляную", археологию, но и потому, что в истории охоты за рукописями оно представляет парадоксальную ситуацию, когда объект, по мнению многих не существовавший вовсе, фактически никогда и не исчезал. Можно сказать, что эпизод с "Диатессароном", пожалуй, более наглядно, чем другие сходные случаи, показывает, насколько относительны такие термины, как "утерянный" или "открытый". Как и во многих сферах человеческой деятельности, в охоте за рукописями также бывают моменты, когда процесс поисков приносит большее удовлетворение, чем достижение цели.

Изобилие рукописей Нового Завета само по себе казалось некоторым ученым-библеистам одним из чудес христианства. Как бы то ни было, и по древности и по богатству традиция новозаветных христианских текстов очень выигрывает при сравнении с произведениями классических авторов, многие из которых дошли до нас в одном-единственном списке или в рукописях, отдаленных от времени создания текста более чем на тысячу лет. И число христианских текстов постоянно растет. Если Эразм Роттердамский располагал не более чем восемью греческими кодексами, на которых основал свое издание, а Стефан (Робер Этьен), напечатавший улучшенный греческий вариант "Истинного текста" в 1550 г., пользовался четырнадцатью, то сегодня мы имеем несколько тысяч греческих пергаменов и папирусов различной длины и ценности, не говоря об изобилии переводных "версий" на других языках. Все эти тексты, включающие в себя множество вариантов, так же как и большое число ошибок, восстают против всякого редакторского диктата и произвола. Они взывают к анализу, сравнению и дальнейшему исследованию.

Основным стимулом погони за наиболее ранними библейскими рукописями всегда было стремление вернуть апостольскому слову его первозданную чистоту. В отношении большинства рукописей, воскрешенных в ходе столетней (или около того) истории новозаветных исследований, сомнительно, чтобы они вообще были бы найдены или стали бы достоянием гласности, не будь ученые движимы этим побуждением. Но в длинном ряду новозаветных рукописных открытий есть такое, которое нельзя считать плодом столь же целенаправленных усилий, хотя оно теперь и связано с именем одного из крупнейших палеографов эпохи.

19 ноября 1931 г. заслуженно может считаться особо памятным днем в эпопее новейших рукописных открытий. В этот день лондонская "Таймс" поместила компактно набранное сообщение, занявшее более двух колонок. В вводном абзаце, содержавшем обзор открытий библеистики, начиная с прибытия в Британский музей кьюртоновской рукописи в 1842 г. и первого успеха Тишендорфа в 1844-м, автор в заключение писал: "В 1897 г. господа Гренфелл и Хант нашли в Оксиринхе фрагмент папируса с "Речениями Иисуса", к которому в 1904 г. был добавлен второй фрагмент. В 1906 г. г-н К. Л. Фрир приобрел в Египте замечательную группу рукописей на веллуме, самой ценной из которых является относящийся к V в. список Евангелий, известный сейчас как "Рукопись W" (величайшее библейское сокровище Соединенных Штатов, она была передана в Институт Смитсона. — Л. Д.) и содержащий апокрифическое дополнение к последней главе "Евангелия от Марка". И сейчас, через двадцать пять лет, я имею честь сделать достоянием гласности открытие библейских рукописей, которые по ценности могут поспорить с любой из вышеназванных и превосходят каждую из них по своей древности". Статья была подписана Фредериком Кеньоном. Находка представляла собой замечательно полное собрание папирусов с текстами из Ветхого и Нового Завета и некоторыми апокрифами; отдельные части собрания датировались II в.

Фредерик Джордж Кеньон был к этому времени патриархом английской текстологической критики и папирологии. В обзоре основных достижений в этой области более чем за полвека мы встречаем его имя на каждом шагу. Кеньон справедливо может быть назван одним из основателей папирологии как самостоятельной дисциплины. Он же в серии исключительно ценных как популярных, так и научных работ наметил в основном и контуры текстологической критики, особенно для Нового Завета. Хотя большую часть своей энергии Кеньон отдавал синтезу сложных и постоянно углубляющихся направлений исследования, собственный его вклад был все же столь велик, что побуждал его к существенным переработкам им же ранее созданных учебных руководств. Благодаря более чем сорокалетней связи с Британским музеем (директором которого он являлся с 1909 по 1930 г.) он имел непосредственный доступ ко всем важнейшим рукописным находкам своего времени. Хотя Кеньон никогда не участвовал в полевых экспедициях и сам не извлек на свет Божий ни в буквальном, ни в фигуральном смысле ни одного утерянного текста, все же его роль в воскрешении рукописей ставит его в число главных героев этой книги. Как сотрудник и впоследствии директор Британского музея, как член руководства Фонда исследования Египта, член Британской академии и других обществ и институтов, он был компетентным свидетелем и выдающимся вдохновителем важнейших литературных открытий на протяжении примерно полувека. Кроме того, он помогал идентифицировать находки и восстанавливать их роль в истории человечества. Когда Кеньон на пороге своего семидесятилетия ушел из Британского музея в отставку, он со всей энергией вернулся к своим исследованиям ранних лет, в частности к текстологической критике Библии. Его критическое дарование и работоспособность ничуть не ослабли. И ведя активную борьбу за приобретение для Британского музея Синайского кодекса, он одновременно занимался собственными исследованиями библейских рукописей.

Папирусные кодексы, об открытии которых Кеньон впервые оповестил мир своей статьей в "Таймс", были, так же как и пергамены Фрира, получены посредниками из оставшихся неизвестными египетских источников. Большая часть рукописей была только что куплена жившим тогда в Лондоне Альфредом Честером Битти, американским горнопромышленником, нажившим миллионы на медных рудниках различных континентов. В 1933 г. он стал британским подданным и позже был возведен в рыцарское достоинство. В английском справочнике "Кто есть кто" за 1961 г. говорится, что он "много лет занимался коллекционированием восточных рукописей, специализируясь на рукописях, отличающихся художественными достоинствами с точки зрения каллиграфии и миниатюр". Библейские папирусы Честера Битти едва ли могут быть отнесены к этой категории, и "Кто есть кто" о них не упоминает. Тем не менее уху всякого библеиста звучание слов "Честер Битти" едва ли не столь же знакомо, как и слов "Вульгата", "Синайский кодекс" или "свитки Мертвого моря". Кодексы в настоящее время помещены в специально построенной библиотеке в Дублине, в котором коллекционер, дважды эмигрант, поселился с 1953 г.