– Бог знает, что будет, – торжественно отвечал он. – Сколько лет знать веселилась в Версале, принося в жертву жизнь мужика. Теперь, может быть, пришел черед расплатиться за все это.

Кюре ушел, а я еще долго не мог успокоиться. Чтобы узнать новости, я велел оседлать лошадь и поехал в сопровождении двух слуг по направлению к Кагору. Едва выбрался я на большую дорогу, как из-за пригорка показался экипаж. Перевалив через гребень, он медленно спускался по дороге. На фоне ясного неба над кузовом четко вырисовывалась фигура дородного кучера я две головы стоявших на запятках лакеев. По мере приближения экипажа я сообразил, что он принадлежит маркизе де Сент-Алэ. Первым моим желанием было взять в сторону и избежать встречи. Но гордость помешала мне сделать это, и, натянув поводья, я двинулся ему навстречу.

Вскоре мы поравнялись. Втайне надеясь встретить Луи, я был убежден, что встречу саму маркизу. Поэтому, проезжая мимо, я снял шляпу и отвесил поклон: вежливость нигде не мешает.

Ожидания мои не оправдались: вместо маркизы посередине экипажа восседала маленькая мадемуазель Дениза. После всего случившегося ранее я должен был ограничиться поклоном, не произнося ни слова. Но я заметил, как лакеи оскалили зубы – вероятно, обращение со мной маркизы сделалось предметом их пересудов. Тотчас бледное лицо Денизы вспыхнуло, и я инстинктивно остановил лошадь. Перед мадемуазель сидели спиной к упряжке две служанки, уставившиеся на меня с самым глупым видом.

– Мадемуазель! – воскликнул я.

– Монсеньер, – машинально ответила она.

В сущности было сказано все, что было допустимо в данной ситуации. Оставалось только раскланяться и ехать дальше. Но что-то заставило забыть меня о правилах этикета, и я спросил:

– Вы изволите ехать в Сент-Алэ?

Ее губы зашевелились, но ответа я не расслышал. Вместо нее ответила – и довольно грубо – одна из ее служанок:

– Предположим, да.

– А сама маркиза де Сент-Алэ?

– Маркиза по делам осталась в Кагоре с сыном, – тем же тоном отвечала прислуга.

Теперь уже наверное мне следовало ехать, но вид девушки, еще недавно бывшей моей невестой, заставил меня высказать все же опасения, которые были у меня в голове.

– Мадемуазель, – порывисто сказал я, не обращая внимания на служанок. – Если вам угодно выслушать мой совет – не ездите туда.

– Вот как! – вскричали дерзко обе служанки, покачивая головами.

Маленькая маркиза молчала некоторое время.

– Почему же? – вдруг спросила она. Любопытство, видимо, пересилило в ней робость.

– Потому что, – почтительно начал я, – состояние округи таково, что… Я опасаюсь, что вы не изволите знать…

– Что же? – застенчиво переспросила она.

– Что в Сент-Алэ есть много недовольных…

– В Сент-Алэ?

– То есть, я хотел сказать, в его окрестностях, – неловко поправился я. – По моему мнению, было бы лучше, – продолжал я в смущении, – если бы вы вернулись назад.

– Чтобы составить вам компанию, вероятно, – хихикнув, проговорила одна из служанок.

Мадемуазель быстро взглянула на мою оскорбительницу и, вспыхнув, неожиданно громко приказала:

– Трогай!

Выглядел я довольно глупо, но мне не хотелось отпускать ее одну.

– Тысячу извинений, мадемуазель… – заговорил было я.

– Трогай! – крикнула она опять тоном, недопускающим никаких возражений. Дерзкая служанка громко повторила приказание. Экипаж тронулся, и я остался на дороге один все с тем же глупым видом.

Обсаженная тополями дорога, спускавшаяся вниз, подпрыгивающий на ухабах экипаж, насмешливые физиономии лакеев, обернувшихся ко мне и глазевших на меня сквозь пыль – все это я помню, как теперь.

Взбешенный на самого себя, я не мог не сознавать, что перешел границу дозволенного и заслужил такой отпор. Лицо Денизы де Сент-Алэ, полное удивления и презрения, не выходило у меня из памяти всю дорогу, и, вместо того, чтобы думать о комитете, я невольно думал о ней.

Очнулся от дум я лишь на половине дороги в Кагор. Тут я остановил лошадь. Возбуждение овладело мной и усилило мою нерешительность. Через полчаса я могу быть у маркиза Сент-Алэ и, что бы ни случилось, исполню свой долг и упрекнуть себя потом будет не в чем. Но можно вернуться домой и через те же полчаса быть в полной безопасности, не выиграв, однако, в собственном уважении к себе.

Поколебавшись так некоторое время, я все же двинулся вперед и через полчаса уже переезжал Валандрийский мост.

Высокомерие, с которым обращалась со мной маркиза, было еще свежо в моей памяти. Из гордости и самолюбия я раз десять хотел повернуть назад, но каждый раз передо мной мысленно являлись физиономии простолюдинов со злыми глазами, виденные мною в деревне. Ужасы, которые могли произойти прежде, чем подойдет помощь из Кагора, заставляли меня продолжать путь.

Переполненные народом улицы, несомненно, свидетельствовали о беспорядках. Вновь повсюду видны были группы людей, горячо обсуждавших что-то. В двух-трех местах ораторы стояли на стульях, окруженные толпой бездельников. Некоторые лавки были закрыты, перед булочными стояли стражники. Я заметил, что в руках прохожих было много газет. Мое появление вызвало удивление. Кое-кто поздоровался со мною, но большинство смотрело на меня молча. В двух местах раздались даже крики против меня.

Это рассердило было меня, но произошло нечто, заставившее забыть гнев. Кто-то сзади окликнул меня по имени. Оглянувшись, я увидел Гонто, спешившего за мной, насколько ему позволяла его хромота. По обыкновению, он опирался одной рукой на лакея, а в другой держал палку и табакерку.

– Вот уже несколько месяцев я не испытывал такого удовольствия, как от встречи с вами, – начал он с подкупающей сердечностью. – Вы превзошли всех нас, господин виконт. Вы хорошо проучили их, а знаете текст: «На небесах больше радости об одном раскаявшемся грешнике, чем…» Ха-ха-ха! Теперь мы опять с вами вместе.

– Позвольте, барон, – промолвил я в величайшем изумлении. – Я вас совершенно не понимаю!

– Не понимаете? А, вы думали, что мы не узнаем этого так скоро? – проговорил он, со значительным видом покачивая головой. – Мы хорошо осведомлены. Кампания началась, и не следует пренебрегать нашим информационным бюро. Этот мошенник Дюри все выболтал. Я слышал, вы прочли ему превосходную нотацию! Комитет! Скажите, что выдумали, негодяи! Если б вы присоединились к ним…

Он вдруг остановился. Какой-то человек, переходивший улицу, толкнул его. Старик, памятуя недавние события, вышел из себя и замахнулся на прохожего. Тот трусливо убежал.

Но барону было нелегко успокоиться.

– Бродяга! – кричал он вслед убежавшему дрожащим от гнева голосом. – Опять хотели сбить меня с ног. Погодите, мы поставим вас на место! Когда я был молод…

– Вы уверены в том, что нам удастся сдержать их? – спросил я Гонто, чтобы отвлечь его от этого инцидента, ибо около нас уже собралось несколько человек, бросавших злобные взгляды.

Старый барон все еще не мог овладеть собой.

– Вы увидите! – кричал он. – Вот, наконец, мы и у цели. Видите, на балконе сидит маркиза де Сент-Алэ со своими телохранителями? – добавил он, посылая воздушный поцелуй. – Поднимайтесь наверх, вы узнаете, что вас ждет, а я счастлив, что привел вас сюда.

Все происходящее казалось мне просто сном. Две недели назад меня с насмешками выгнали из этого дома, а теперь мне приветливо махали платками с балкона. На лестнице, где толпилось множество слуг и лакеев, меня встретили громом аплодисментов.

Всюду мне любезно предлагались табакерки, а блестящие взгляды из-за вееров по блеску могли равняться с зеркалами. В дверях меня встретил Луи. Навстречу мне вышла маркиза, словом, получился какой-то триумф, совершенно мне непонятный. Впоследствии я узнал, что отпор, данный мною Дюри по поводу комитета, был преувеличен чуть ли не в сотню раз. Люди. более благоразумные и рассудительные приветствовали в моем лице роялистскую реакцию[24], которой все ждали с первых же дней возникновения беспорядков.