Дождь перестал, промытая трава блестела росой, жизнерадостно чирикали воробьи, на асфальте, как в зеркале, отражались стволы деревьев. То страшное, что случилось вчера вечером, представлялось Ольге дурным сном. Ее сознание отторгало истину, что здесь, в этом тихом и уютном дворе, раздались выстрелы и Сергей, поливая своей кровью асфальт, упал ничком в лужу.
Несмотря на ранний час, на лавочке перед подъездом сидели соседские старушки и о чем-то судачили. Ольга хотела проскочить незамеченной, но дверь подъезда предательски скрипнула, и несколько пар пытливых глаз уставились на Ольгу. Разговор мгновенно оборвался. Старушки пялились на Ольгу при гробовой тишине. И лишь когда она поздоровалась и прошла мимо, ее догнал вопрос:
— Вот страху-то натерпелась, да, милая?
Пришлось остановиться и обернуться. Старушки принялись разглядывать ее подпухшее лицо.
— Сколько слез пролила девонька! — покачивая головой, начала сокрушаться одна из старушек. — Это твой парень был, да?
— Да, мой парень, — ответила Ольга.
— Ну, дай бог, дай бог ему жизни и здоровья!
— А говорят, убийца в нашем подъезде спрятался, — включилась в разговор другая старушка. — Он сначала стрельнул, а потом побежал по лестнице наверх.
— И куда ж он потом делся? — спросила ее подружка в белом платочке в горошек.
— А кто его знает! Может, на крышу выбрался и убег. А может, и сховался где.
— Где ж там сховаешьея? Разве что в квартире у кого?
— А-ай! — тонким голоском протянула третья старушка и махнула высохшей сморщенной ладонью. — Слушайте вы больше эту милицию. Ничего они не знают. Знали б, так давно поймали.
— И как только земля этих убийцев носит? — прошамкала беззубым ртом первая старушка.
Подруги мысленно согласились с этим высказыванием, одновременно вздохнули, и каждая погрузилась в свои мысли.
* * *
— А вы кто ему будете?
Врач смотрит на нее поверх очков, которые сидят на самом кончике носа. Какой бессмысленный вопрос! Ольга ведь не на концерт пришла, не в кино, не в цирк. Она пришла к человеку, который завис между смертью и жизнью. К таким ходят только самые близкие. Если пришла, значит, не могла не прийти, значит, сердце рвется к милому, глаза ищут любимый образ, шарят в пустоте, жаждая прикоснуться к руке единственного…
— Жена.
— А жена у него в паспорте не значится, — отвечает врач и засовывает руки в глубокие оттянутые карманы халата. — Но так и быть. Надевайте бахилы, халат, шапочку и идите за мной.
Перед дверью в реанимационное отделение он останавливается.
— Даю минуту, — предупреждает он. — И, пожалуйста, без истерики.
Она беззвучно входит в пропахшую медикаментами комнату. На широкой кровати лежит Сергей. Его лицо отливает желтизной. Веки закрыты. Перебинтованная грудь неподвижна. Рот закрывает маска с трубкой, на шее и на руках — датчики. Рядом тихо работают приборы.
Ольга медленно приближается к нему. Ее глаза неудержимо тяжелеют, комната и кровать преломляются, словно все это отражается в зеркале, которое вдруг разбилось на несколько больших кусков. «Милый, милый, милый…» — мысленно повторяет она.
Ее рука невольно отрывает пуговицу от халата, которая падает на пол и закатывается под кровать. Ольга замирает в шаге от Сергея. Она рассматривает его белый лоб, брови, слежавшиеся от подушки волосы. Как странно: когда-то давно, в какой-то другой жизни он держал ее за руку и говорил: «Я совсем отвык от нормальной жизни. Там, на войне, все проще…»
Ольге кажется, что она наяву слышит его голос. Иногда грустный, приглушенный, иногда твердый, звонкий: «Я хотел тебя увидеть… Ты вышла замуж за Глеба?»
«Нет, нет! — отвечает мысленно она. — Я люблю только тебя и буду только твоей!»
«Мне нужны перчатки без пальцев, — говорит Сергей. — Для автомата…»
Она хочет возразить, но его голос продолжает звучать: «Как ты быстро и легко распорядилась собой! А обо мне ты подумала? Ты подумала о том, как мне потом жить?»
Она плачет. Слез так много, что она не успевает их вытирать… Надо взять себя в руки. Врач ведь предупреждал — никаких истерик. Она подходит еще ближе. «Прости меня, Сережа, — мысленно говорит она. — Прости меня, дуру непутевую!»
«Если бы ты знала, — перебивает он, — как тепло спать с овчарками в обнимку!»
Она опускается на корточки и осторожно прикасается к его ладони, лежащей на смятой простыне. «Сережа! — молит она. — Ты только не умирай. Я тебя очень прошу. Пожалуйста, живи! Очень постарайся, изо всех сил! Ты же сильный, ты сможешь! Тебя на войне пули не брали, тебя всегда смерть обходила стороной. Совладай с ней, уговори ее оставить тебя в покое! Скажи мне, что мне сделать, чтобы ты выжил? Я под поезд лягу ради тебя! Я убью Глеба! Я ограблю банк и приглашу самых лучших врачей мира. Только ты не умирай. Не уходи от меня, не оставляй меня одну в этом мире. Он пустой и бесцветный без тебя…»
Врач подошел к ней и взял ее за плечи. Ольга вздрогнула, поднялась на ноги.
— Он выживет? — спросила она, заглядывая врачу в глаза.
Тот снял очки, протер их о халат.
— Очень надеюсь…
ГЛАВА 9
Ольга поднимается по лестнице, тяжело дышит, останавливается на каждом пролете. Она чувствует себя старой женщиной. Ее двадцать три года обременены грузом неразрешимых проблем. Ее силы вышли из нее вместе со слезами. Душа пуста. Жизнь представляется трудной, скучной и бессмысленной работой, которую хочется бросить. «Бедная Ксюша, — думает Ольга. — По моей вине у нее нет отца. А теперь вдобавок я стала для нее „злой мамкой“. Но как объяснить ребенку, почему я ненавижу „дядю Глеба“ и почему он плохой, если дарит ей такие милые игрушки…»
Она останавливается перед дверью своей квартиры, опускает сумку с продуктами на пол и ищет в карманах ключи. Что сейчас делает этот жирный боров? Забился в детскую комнатку и трясется за свою шкуру? И долго это будет продолжаться?
Клацает замок, и со скрипом приоткрывается соседняя дверь. Из щели сначала показывается рыхлый и подвижный нос, а затем испуганное лицо старушки. Соседка таращит глаза на Ольгу и заговорщицки манит ее к себе пальцем.
— Здравствуйте, тетя Вера, — говорит Ольга.
Старушка машет руками и прижимает искривленный палец к морщинистым губам. Она хватает Ольгу за локоть и втягивает в прихожую. Тихо прикрывает за ней дверь и взволнованно шепчет:
— Вот что я скажу тебе, девонька! Тут милиционеры ходили и всех опрашивали, нет ли у кого посторонних. А я вот слышала, — старушка говорит едва слышно, — что в вашей квартире кто-то ходит и покашливает. А я ведь знаю, что мамка твоя на работу ушла. И как ты утром уходила, видела… Вот какие чудеса.
— Наверное, вам показалось, тетя Вера.
— Нет, голубушка! — качает головой старушка и грозит пальцем. — Я хоть и старая, но из ума еще не выжила. Точно тебе говорю — кто-то ходит и покашливает. Ты лучше у меня пережди, а я милицию вызову.
— Перестаньте! — отвечает Ольга и пытается улыбнуться. — Ну кто может у нас ходить? Наверное, это сосед сверху. Он как покурит, то всегда кашляет. Мне иногда самой кажется, что он где-то в наших комнатах спрятался.
— Ай, девонька, не то говоришь! — качает головой старушка. — Что ж, я не могу отличить, где кашляют — за вашей дверью или этажом выше? Не играй с бедой, милая моя. А вдруг этот убийца к вам забрался? Позвоню-ка я в милицию, а?
— Не смейте, тетя Вера! — с трудом скрывая испуг, отвечает Ольга. — Убийце делать больше нечего, как в нашей квартире прятаться! Да он, наверное, уже где-нибудь за Уралом. А если милиция приедет, то дверь кувалдой разобьют, и мне потом новую ставить?
— Ну, как знаешь, — с прохладцей произносит старушка и прячет настороженный взгляд. — Ты прям как выгораживаешь кого-то…
Соседка, сама того не подозревая, говорит правду. Ольгу переполняют и страх, и злость. Она распахивает дверь, выходит на лестничную площадку и резко говорит:
