Горести так сильно на меня повлияли, что я прошел, почти ничего не видя и не слыша, квартала два или три… И тут вдруг у меня появилось ощущение, что за мной кто-то следит: я услышал невдалеке звуки чьих-то шагов, сливающихся со звуками моих шагов.

Топ-топ-топ, топ-топ-топ…

Я оглянулся.

Позади меня были видны лишь заваленные снегом и плохо освещенные пустынные улицы, над которыми вилась поземка.

Я снова зашагал вперед, настороженно прислушиваясь, и у меня опять появилось — назойливое и неприятное — ощущение, что неподалеку кто-то есть, причем он представляет для меня угрозу. Этот кто-то незаметно приближался ко мне и был опасен для меня прежде всего своей незаметностью — как смертельный, но не воспринимаемый обонянием газ. Уже давно стемнело, и было не так уж трудно спрятаться за каким-нибудь выступом здания, скрыться за кучами снега, притаиться у входной двери подъезда…

Сунув правую руку за пазуху, где у меня во внутреннем кармане пиджака лежал пистолет, я ускорил шаг, то и дело оглядываясь через плечо.

Топ-топ-топ, топ-топ-топ…

Звуки моих поспешных и отдающихся эхом шагов лишь усилили нервное напряжение.

Я все время оглядывался, даже не подозревая, что тот, чье присутствие я ощущал, находится не позади меня, а впереди. Когда я завернул за угол, ко мне устремилась какая-то тень. Это был незнакомый мне человек. Поскользнувшись на утоптанном снегу, он — словно тяжелый и липкий мешок с дегтем — навалился на меня и обхватил руками, а я, растерявшись от неожиданности, стал лихорадочно дергать рукой, которую держал за пазухой, пытаясь вытащить пистолет. Наконец, изловчившись и одним сильным толчком отбросив своего противника к стене, я навел на него пистолет и… и увидел, что он стоит с искаженным от страха лицом, а его протянутые ко мне руки дрожат.

— Just wanna penny, sir. Just wanna penny[79], — пробормотал незнакомец, еле ворочая от страха языком.

Я заметил, что у него были коричневые, пораженные кариесом зубы. Это был всего лишь нищий попрошайка. Обычный пьяный попрошайка.

Я опустил пистолет, а затем, достав из кармана монету, швырнул ее нищему, чувствуя при этом не столько сострадание к нему, сколько ярость. Я злился на него за то, что он едва не сбил меня с ног, и на самого себя за то, что так сильно испугался. Чувствуя, что у меня все еще дрожат от пережитого волнения руки, я пошел дальше.

Наконец я подошел к своему дому — типичному трехэтажному строению викторианского стиля, находящемуся на улице Сэвил-роуд. Я поднялся по заснеженным каменным ступенькам к главному входу и стал искать в кармане ключи, чтобы открыть дверь: слуги уже наверняка улеглись спать. Я вставил в замок ключ и повернул его, при этом скрип в тишине позднего вечера показался умопомрачительным. Я толкнул дверь — и тут вдруг почувствовал, как мне в поясницу больно ткнули каким-то твердым предметом. Голос, раздавшийся сзади (он прозвучал так близко, что я даже ощутил дыхание говорившего человека), приказал:

— Будет лучше, если вы не станете дергаться и сделаете то, что я скажу.

Первое, что мне пришло в голову, — это что я стал жертвой обыкновенного грабителя. Пытаясь казаться спокойным — но при этом напряженно размышляя, как бы ухитриться выхватить свой пистолет, — я ответил:

— Если вам нужны деньги, то мой бумажник находится во внутреннем кармане пальто.

— Мне нужно, чтобы вы зашли в дом с поднятыми руками.

— Если деньги вам не нужны, то что же вам тогда нужно?

— Думаю, вы сейчас не в том положении, чтобы задавать вопросы. Закройте рот и делайте то, что я вам говорю. Ну же, заходите в дом!

Понимая, что спорить в этой ситуации не приходится, я решил подчиниться. Медленно переступив порог, я вошел в вестибюль. Там было тихо и почти ничего не видно: лишь одна маленькая настольная лампочка горела в примыкающей к вестибюлю комнате, словно бы дожидаясь, когда я приду. Я услышал, как за моей спиной аккуратно закрыли дверь. Секундой позже мне перестал упираться в поясницу твердый предмет, который я счел дулом пистолета.

— А теперь повернитесь — повернитесь медленно и не делайте глупостей.

Я повернулся и посмотрел на разговаривавшего со мной человека, однако не смог увидеть его лицо, потому что оно было скрыто под шерстяной маской с отверстиями для рта и глаз — такой, какие надевают палачи. Лишь по его голосу я смог определить, что имею дело с молодым мужчиной. Кроме того, я заметил, что его рост и комплекция были примерно такими же, как у меня, — немаловажный фактор для ситуации, когда размышляешь, а не попытаться ли одолеть неожиданно возникшего противника силой.

— Снимите пальто и пиджак и бросьте их на пол. Теперь отстегните кобуру пистолета, положите ее на пол и пните ее ногой к моим ногам.

Этот человек, похоже, знал, что в подобной ситуации ему следует делать.

— Ну же!

— Если вы намерены меня убить, к чему все эти сложности? — спросил я, выполнив все, что потребовал от меня этот человек.

Он не стал подбирать с пола мою кобуру, а просто слегка надавил на нее носком ноги, чтобы убедиться, что внутри нее есть пистолет.

— Замолчите! — сказал он, доставая из кармана своего пальто какой-то маленький предмет. — У вас есть два варианта: либо умереть быстро и не чувствуя боли, либо подвергнуться перед смертью ужасным пыткам. Если вы выбираете первый вариант, то выпейте вот это.

Он бросил в мою сторону маленький стеклянный флакончик, и тот шлепнулся на лежащую на полу ковровую дорожку. Я, взглянув на этот флакончик, даже не пошевелился.

— А я ведь могу сейчас закричать и тем самым поднять на ноги слуг, — вызывающим тоном сказал я, пытаясь выиграть время.

— А я могу в вас выстрелить — прямо в живот. Вы в этом случае, конечно, умрете не сразу — примерно через час, причем в страшных муках и в луже своей собственной крови.

— Что в нем? — спросил я, показывая взглядом на лежащий на полу флакончик, до половины наполненный какой-то прозрачной жидкостью.

— Снотворное. Вам нужно всего лишь заснуть, а все остальное сделаю я.

Он произнес это со злорадством и достал — я бы сказал, как иллюзионист из рукава, — желтый платок. Я сразу же узнал румал — таким же платком были задушены руководители секты каликамаистов.

— Хорошо, — сказал я с истинно британской невозмутимостью.

Я опустился на колени, протянул руки к флакону и… и, резким движением схватив края ковровой дорожки, с силой дернул ее на себя. Стоявший на ней незнакомец, потеряв равновесие, грохнулся на спину. Падая, он машинально нажал на спусковой крючок, отчего пистолет выстрелил куда-то в потолок, а упав и сильно при этом ударившись, он выронил пистолет. Я молниеносно бросился на незнакомца и, придавив его своим телом к полу, сорвал с него маску.

К моему большому удивлению, он оказался намного моложе, чем я предполагал. Более того, это был не взрослый мужчина, а юноша лет шестнадцати или семнадцати. Он смотрел на меня своими голубыми глазами с испугом и отчаянием.

— У меня бомба! — заорал он. — У меня к туловищу прикреплена бомба!

Услышав эти слова, я распахнул борта его пальто и увидел, что его торс охватывал специальный пояс с шестью зарядами динамита. Я инстинктивно отпрянул от него и, поднявшись на ноги, сделал пару шагов назад.

К этому моменту слуги, разбуженные звуками борьбы и криками, кто в чем выбежали из своих комнат и собрались на верхней площадке лестницы. Они со страхом наблюдали за тем, что происходит в вестибюле.

— Ни с места! Никому не двигаться! Я сейчас взорву эту бомбу!!! — истерически завопил юноша.

Мои камердинер и мажордом тупо смотрели на меня, не зная, что предпринять. Экономка и служанки, от страха обнявшись, всхлипывали. У меня появилось ощущение, что ситуация вышла из-под контроля.

— Не делай этого! — воскликнул я. — Если ты хочешь убить именно меня, подними пистолет и выстрели. Если взорвешь бомбу, погибнет много невинных людей.