Давид почувствовал, как напряглось тело Вирсавиа Когда он поцеловал ее в шею, она со вздохом отвернулась от него.

— Бесполезно… Кто-нибудь да узнает. И я умру.

Давид посуровел:

— Никто не узнает!

Вирсавия повернулась к нему, и он увидел страх в ее глазах.

— Люди уже знают, Давид! Твоя стража, моя служанка. Любой, кто видел, как твои стражники вели меня ночью во дворец через вход для слуг.

Давид погладил ее волосы.

— Кто они такие, чтобы выступать против своего царя? Мои люди будут молчать, а ты скажи своей служанке, чтобы она придержала свой язык, если ей дорога жизнь! — он увидел испуг в глазах женщины и заговорил мягче. — Ты не представляла себе, каким безжалостным я могу быть?

Давид попытался улыбнуться, но в его сердце горело неистовое желание, все его естество требовало, чтобы Вирсавия принадлежала ему.

— Послушай моя любовь. Предположим, кто-нибудь и пустит молву об этой ночи. Но разве посмеет какой-нибудь священник предъявить мне обвинение?

— Нафан посмеет.

— Нафан знает меня. Он остановит любые разговоры, назовет их отвратительными сплетнями и не придаст им значения. Кроме того, кто поверит словам стражников и служанки больше, чем царскому слову? — Давид поцелуем стер слезы со щек Вирсавии. — Доверься мне. Я никому не позволю причинить тебе боль. Клянусь тебе!

— Я всегда доверяла тебе, Давид. Мой отец говорит, что ты человек слова.

Давид внутренне содрогнулся, но тут же в качестве самозащиты в его сердце поднялся гнев. Почему он должен чувствовать себя виноватым из-за того, что провел одну ночь с желанной ему женщиной? Какой вред от того, что было сделано тайно? Он — царь. Неужели он не заслужил немного счастья? Цари всегда берут то, что хотят. Почему же он не может? Кто больше него потрудился ради объединения всех колен израильских? Кто убил Голиафа и сплотил израильское войско? Кто вел народ от победы к победе? Кто переносил несправедливые обвинения и гонения только потому, что народ любил его? И кто на протяжении всех этих тяжелых лет славил Бога? Кроме того, это его личное дело, чем он занимается в своих собственных покоях.

И все-таки Давид знал, что будет лучше, если никто никогда не узнает об этой ночи. Он думал о Елиаме, своем старом друге. Он думал об Ахитофеле, своем советнике. Он думал об Урии, мужественном и храбром воине. Если они узнают о том, что Вирсавия провела ночь в его постели, то сильно разгневаются. Все трое были мужами Божьими и исполняли букву закона. А закон Моисеев наказывал прелюбодеяние смертью.

Страх охватил Давида, когда он представил, какой опасности подвергалась Вирсавия. Но тут же отмел от себя все тревожные мысли, напомнив себе, что он — царь! Кто осмелится причинить зло женщине, которую он любит?

— Никто не посмеет кинуть в тебя камень, Вирсавия.

Он убьет любого, кто попытается сделать ей больно.

И ни разу Давиду не пришло на ум, что именно он причинял ей боль.

Вирсавия ждала, что Давид снова позовет ее к себе, но он не звал. Она наблюдала за кровлей дворца, но царь не появлялся. Она ловила каждое слово, сказанное о нем, но все, что ей удавалось услышать, это — «Царь отдыхает в своем дворце, а наши мужья воюют с аммонитянами возле Раввы!»

— Это наша война, — говорила Вирсавия, защищая Давида. — Если аммонитянам спустить с рук оскорбление послов Давида, то они могут посчитать его слабым и нападут на Иерусалим. Пусть лучше воюют у Раввы, чем здесь.

Вирсавия пыталась убедить себя в том, что Давид занят делами царства, но в ее сердце закрадывалась ревность. Ее мучили собственные фантазии. Кого он сейчас держит в своих объятиях? Ахиноаму? Авигею? Или Давид потерял всякий интерес к своим женам и наложницам? Сколько еще женщин в этом городе наблюдают за красавцем царем, прогуливающимся по зубчатой стене своего дворца, и мечтают согреть его постель? Вирсавия вспомнила, что в детстве многие ее сверстницы восторженно смотрели на Давида и мечтали о нем так же, как и она.

Давид мог заполучить любую женщину, какую пожелает!

Шло время, и Вирсавию охватывал страх и раскаяние. Если бы в тот день она убежала в дом, если бы она не продолжила тогда бесстыдно мыться, пережив при этом страшную душевную боль… Но Вирсавии некого было упрекать в своих страданиях кроме самой себя. Она добровольно пошла к Давиду. Она сочла, что ее любовь сможет оправдать то, что она отдалась ему. Давид был для Вирсавии богом.

Почему она не подумала о законе, прежде чем отдаться царю? Он уверял ее, что ни один камень не коснется ее. Но что Давид сможет сделать, если священник провозгласит, что она преступила закон? Вирсавия знала, кого обвинят люди, если ее связь с Давидом откроется, и не питала по этому поводу никаких иллюзий. Давид был любимым царем. А она — всего лишь слабой женщиной.

Прелюбодеяние! Она совершила грех прелюбодеяния! Как могла она совершить этот грех, когда родившая ее мать, отец и дедушка свято чтили закон Моисеев?

Если они когда-нибудь узнают о моем грехе, они убьют меня!

Прошла неделя, потом другая, и еще одна, а Вирсавию все не звали во дворец, не было никаких вестей, ни намека на то, что Давид помнил ее. Как легко он отказался от нее!

Прошел месяц и страх овладел Вирсавией. По прошествии стольких лет безуспешных попыток зачать от Урии она забеременела после ночи, проведенной с Давидом! Почему именно теперь? Почему при таких обстоятельствах? Что она могла теперь сделать?

Неужели Вирсавии только почудилась нежность в прикосновениях Давида? Неужели она обманулась, поверив, что видит в глазах царя любовь? Но если он любит ее, то почему не зовет? Или, по крайней мере, не пришлет какую-нибудь весточку?

Ни слова! Он не любит меня!

Вирсавия сжала руками виски. Семь жен и десять наложниц! Нужна ли она Давиду? Как он отнесется к тому, что она забеременела после ночи, проведенной с ним? Через несколько месяцев все узнают, что она совершила прелюбодеяние. Ее служанка уже догадалась, что она беременна и кто отец ребенка. Скоро и мать заметит, что ее фигура изменилась. Скоро каждый будь то мужчина, женщина или ребенок, посмотрев на нее, догадаются о ее тайне.

Трепеща, Вирсавия положила руки на живот. Ее сердце разрывалось между страхом и восторгом. В ее утробе был ребенок царя, и не просто какого-то царя, а царя Давида — героя ее детских грез. Давида, псалмопевца, победителя народов! Он был для Вирсавии богом.

Внезапно острая боль пронзила сердце женщины. Она взглянула на стену дворца, где стоял Давид в тот роковой день. Вирсавия всегда думала, что будет очень счастлива, когда забеременеет, и предвкушала, как обрадуются ее родители и любимый муж. Никогда за всю свою жизнь Вирсавия не испытывала такого страха и отчаяния, как теперь! Неужели это ее любовь к Давиду, которую все эти годы она носила в своем сердце, стала причиной того, что она зачала?

Но теперь только царь мог защитить ее от печальных последствий их греха. Но захочет ли он сделать это?

Вирсавию огорчало молчание Давида, и тревожила мысль о том, как поступит с ней Урия, когда узнает о ее измене. Чем она сможет оправдать себя? Давид не заставлял ее силой идти к нему во дворец!

Вирсавия никогда не хотела оскорбить Урию. Он был добрым человеком и щедрым мужем. Но его прикосновения не воспламеняли ее. А в объятиях Давида она таяла и парила. Неужели это так плохо — желать любви мужчины, которого любишь всем сердцем? Неужели она не имеет права на одну ночь любви, на одну ночь счастья? Неужели эта единственная ночь погубила всю ее жизнь?

Это несправедливо!

Вирсавия была предназначена не для Урии. Она была предназначена для Давида. Конечно, это полностью оправдывало их желание украсть несколько часов счастья. Женщина думала, что у нее на всю жизнь останется чудесное воспоминание о ночи, проведенной с Давидом, но вместо этого она теперь страдала. Пламя, которое Давид зажег в сердце Вирсавии, превращало ее жизнь в пепел. Она чувствовала себя брошенной, будущее страшило ее. Вирсавию переполняла любовь к Давиду. Как вода изливается для жаждущего, так и она отдалась ему, своему царю, своему идолу — Давиду. И вот теперь Вирсавию сжигал огонь, никогда в своей жизни она не чувствовала одиночество так остро. Но менять что-то было слишком поздно. Какую цену заплатит она за эту единственную ночь любви? Чего эта ночь будет стоить тем, кто любит Вирсавию и кого любит она? Урия, мать, отец и дедушка. Вирсавия не могла даже думать об этом. Лучше умереть, чем позволить им узнать о ее грехе. Но хватит ли у нее мужества лишить себя жизни?