Он взял еще несколько аккордов на своей арфе и медленно поднял руки, вознося хвалу Богу всей земли.

Вокруг было тихо, так тихо, что Вирсавия могла слышать биение собственного сердца.

— Спой еще, Давид, — попросил Ахитофел.

Другие присоединились к его словам.

— Спой нам о Господе!

Вирсавия встала, прокралась в толпу собравшихся и устроилась поближе к дедушке, чтобы согреться рядом с ним.

— Что ты здесь делаешь? — сердито прошептал Ахитофел и обнял внучку, крепче прижимая ее к себе.

— Я обязательно должна послушать, но я замерзла, — дрожа от холода, Вирсавия умоляюще посмотрела на дедушку. — Пожалуйста, дедушка, совсем немножко…

— Ты знаешь, что я не могу сказать тебе «нет», — ответил Ахитофел и укрыл ее своим плащом. — Одну песню.

Давид запел другой псалом, который Вирсавия уже слышала много раз. Его красивое лицо было освещено пламенем костра, а слова его песни вливались в ее жаждущую душу. В отличие от многих мужчин, окружавших Вирсавию, Давид не любил воевать. Он стремился к миру. Он просил у Бога помощи, милости и избавления от врагов. Какой была бы жизнь, если бы не было преследующего его царя, филистимлян и аммонитян, совершающих набеги амаликитян? Вирсавия посмотрела на отца, он наклонился вперед, внимательно слушая Давида, глаза его были влажными от слез. Сколько раз она слышала, что Бог защитит их дело? Бог укроет их в скалах и в пещерах Ен-Гадди и Адоллама. Бог подкрепит их пищей и водой. Бог даст им победу над всеми врагами. Почему? Потому что они были с Давидом, а Давид не делал ничего, не спросив прежде у Бога. Давид в своих песнях молился Богу, и Господь слушал его.

Давид сделал несколько шагов и на мгновение остановился, опустив голову. Его глаза были закрыты. Вирсавия наблюдала, как нежно он перебирал струны, тихо наигрывая мелодию, которая заставляла ее сердце сжиматься от боли. Он поднял голову, переводя взгляд с одного лица на другое. Видел ли он ее? Заметил ли он ее, сидящую между отцом и дедушкой?

— Господь — Пастырь мой, и я ни в чем не буду нуждаться…

Когда взгляд Давида задержался на лице Вирсавии, ее сердце остановилось. Она, затаив дыхание, посмотрела на него, но его взгляд двигался дальше, касаясь каждого человека, как если бы все были одинаково дороги ему. Вирсавия была подавлена силой своей любви к Давиду и удручена тем, что он вряд ли заметил ее среди множества преданных ему людей.

Ты мой пастырь, Давид. Ты заставляешь меня желать того, чему я даже не знаю названия. Ты ведешь нас через пустыню, но я не боюсь, потому что ты с нами. Я все сделаю ради тебя…

Кто-то крепко схватил девочку за плечо, напугав ее.

— Вирсавия! — гневно прошептала мать.

— Ну, тебя опять поймали, — тихо сказал дедушка, стягивая с внучки плащ.

Нахмурившись, мать взяла дочь на руки и понесла ее прочь, на полпути к их шатру она опустила девочку на землю.

— Тебе повезло, что я не отстегала тебя розгой!

Опустив глаза, Вирсавия шла за матерью. Мать с шумом отбросила полог шатра.

— Входи! — шлепнув дочку, мать втолкнула ее внутрь шатра. — Я не могу быть уверена, что ты останешься там, где тебе положено находиться, поэтому ты будешь спать рядом со мной, пока не вернется отец, — мать притянула Вирсавию к себе. — Ты знаешь, что лучше послушаться.

Вирсавия захлюпала носом.

— Прости, мама. Я действительно люблю его.

Мать вздохнула.

— Я знаю. Мы все любим Давида.

— Но не так, как я. Когда-нибудь я выйду за него замуж.

Мать обняла Вирсавию.

— О, моя дорогая, каждая девушка мечтает об этом. Послушай меня, Вирсавия. Ты желаешь невозможного. Это пустые детские мечты.

— Почему?

— Потому что Давид тебе не пара.

Слезы сдавили горло девочки.

— Он был пастухом.

— Он и сейчас пастух, но не такой, как все. Ты еще маленькая, чтобы понять это. Вирсавия, ты должна усвоить раз и навсегда: Давиду предназначено быть царем, и как царь он женится на царских дочерях. А ты всего лишь дочь одного из его солдат.

— Отец — воин, один из лучших воинов Давида и один из его ближайших друзей. А дедушка…

— Все, хватит! Запомни, Давид все-таки женат на дочери Саула, Мелхоле, хотя отец и отдал ее кому-то другому. Кроме того, у него есть еще Авигея и Ахиноама.

— Авигея не царская дочь, — упрямо заявила Вирсавия.

— Да, но Авигея удержала Давида от великого греха. Он благодарен ей за ее мудрость. К тому же она очень красивая.

— Как ты думаешь, а я когда-нибудь стану красивой, настолько красивой, что Давид…

— Когда-нибудь ты станешь очень красивой и, надеюсь, поумнеешь. По крайней мере, будешь достаточно умной, чтобы понять, что некоторым мечтам не суждено сбыться. Твой отец найдет тебе хорошего мужа, и ты забудешь, что когда-то была влюблена в Давида.

Никогда! Никогда, никогда, никогда! Вирсавия смахнула слезы и отвернулась от матери.

— Дорогая, когда ты вырастешь, ты поймешь, что поклоняться следует Богу, а не человеку, — сказала ей мать.

Вирсавия лежала тихо, пока не услышала глубокое и ровное дыхание матери. Она осторожно освободилась из ее рук и отползла в другой конец шатра, чтобы еще раз выглянуть наружу. Отец и дедушка вернулись к костру, с ними снова был Давид. Они тихо обсуждали план боя. Вирсавия закрыла глаза и прислушалась к звуку голоса Давида. Успокоенная, она незаметно уснула.

Проснувшись на следующее утро, Вирсавия увидела, что лежит на своей постели, под своим одеялом. Рядом с матерью храпел отец. Девочка бесшумно встала и вышла из шатра. Обычно к этому времени Давид уже поднимался. Он всегда вставал раньше всех и уходил из лагеря, чтобы в молитве побыть наедине с Богом. Вирсавия несколько раз видела, как Давид возвращался от потока Ен-Гадди, поэтому она и поспешила именно туда. Ее сердечко забилось, когда она увидела своего избранника, стоявшего на коленях возле заводи и умывавшего лицо и руки. Ее отец и дедушка, прежде чем помолиться, делали то же самое.

Под ее ногами с тихим шуршанием вниз по склону посыпалась галька. Давид резко обернулся. Его взгляд был напряжен, рука лежала на рукоятке меча. Увидев девочку, он расслабился.

— Ты рано встала, Вирсавия. Не далеко ли ты забралась?

Вирсавия подошла поближе к Давиду, сердце ее стучало, как молот.

— Я пришла набрать воды.

— Боюсь, у тебя ничего не получится.

— Почему?

Давид улыбнулся:

— У тебя нет кувшина.

Краска смущения залила щеки Вирсавии. Давид посчитал разговор оконченным и отвернулся от нее, тогда, собрав все свое мужество, Вирсавия быстро произнесла:

— Я пришла сюда, чтобы поговорить с тобой, Давид.

Он обернулся и посмотрел на девочку.

— Тебе не следует так далеко уходить от своих родителей. Это опасно. Возвращайся в свой шатер.

— Но…

— Ты знаешь, что твоя мать будет недовольна тем, что ты так далеко забрела. Не думаю, что ты будешь рада, если ей во второй раз придется искать тебя.

Подавленная его замечанием, Вирсавия взбежала вверх по склону, нырнула за камни и тяжело опустилась на землю. Дрожа, она прижала к горящим щекам холодные ладошки. Затем, затаив дыхание, выглянула из-за своего укрытия. Давид по-прежнему стоял возле потока, упершись руками в бока.

— Возвращайся домой, пока не обнаружили твое отсутствие! И больше не уходи из лагеря без разрешения!

Глотая слезы, Вирсавия вскарабкалась наверх и бегом бросилась к отцовскому шатру, радуясь, что все еще спали и никто не видел ее слез и не спрашивал об их причине.

Пришло сообщение, что филистимляне собираются выступить против Саула. Отец и дедушка Вирсавии разложили свои доспехи и оружие. Девочка помогала матери готовить для них лепешки с изюмом и жареные зерна. Мать, как это было всегда перед уходом мужчин, молчала. Молчала и Вирсавия, прислушиваясь к разговору отца и деда.

— Мы выступим завтра и присоединимся к филистимлянам, — говорил дедушка.