Литмир - Электронная Библиотека

– Чуть живой. Сердце рвется от нагрузки и страданиев.

– Вы ошиблись дверью.

– Не может быть! Короленко, дом один, квартира семнадцать?

– Да, но…

– Ты Андрей Сергеевич Доброкладов?

– Я.

– А это, значит, – мужик показал на ребенка, – твой сын Петька… в смысле наследник и все остальное.

– Сын? – не то пробулькал, не то прокаркал Андрей.

И уставился на малыша, лежавшего навзничь на смятой постели, по-прежнему закованного в космический скафандр. Ребенок не спал. Пухлое личико, обрамленное капюшоном, нос пипочкой, пара маленьких карих глаз, смотрящих выжидательно и терпеливо.

– Извини, старик, но это не мой. Детьми пока не обзавелся.

– Ты не в курсе. Ленка, шалава, а не девка, родная дочка одномоментно, по старому говоря, принесла в подоле…

Далее последовал рассказ, из которого можно было понять, что дочь этого мужика Ленка (вертихвостка, дурында, кикимора, смазливая пигалица) хотела поймать на крючок какого-то богача (старого пня, крокодила, олигарха долбаного) с помощью беременности. Но рожать от кого ни попадя, то есть от лысого старого пузатого олигарха, Ленка не желала. И выбрала из надежды на доброе семя его, Андрея, в качестве генофонда. В простонародной речи мудреное «генофонд» было неуместно и резало слух.

«Плохо подготовился, дружок!» – подумал Андрей и широко улыбнулся. Еще на середине сбивчивого монолога он догадался о природе этого представления. У одного из приятелей Андрея – из тех, с кем вчера вместе в ресторане сидели, – жена работала на телевидении. И обязанность ее заключалась в том, чтобы подбирать для передачи героев как бы натуральных, а на самом деле липовых. Самодеятельные артисты за малую плату изображали мужаревнивца, мать-одиночку или вредного пенсионера, терроризирующего весь подъезд, или тайного печального гомосексуалиста, или промышляющую мелкими кражами слащавую бабульку. Самое поразительное – играл народ (по основной профессии пекари да слесари) настолько правдоподобно, что мало кто догадывался о подлоге. Станиславский, оплакивая свою систему, должен крутиться в гробу, как уж на сковородке, а ректоры театральных вузов от досады обязаны в стенаниях сгрызть ногти. Ни системы, ни пятилетнего обучения, кто попало изображает правду жизни так, что зрители прилипают к экрану телевизора, не оттащишь.

Нередко у жены приятеля случались авралы – съемки завтра, а типажа нет. И начинались телефонные уговоры (собственные соседи, родственники, их соседи и их родственники давно отработаны): помогите найти того, кто согласится изображать недотепу-интеллектуала или секс-бомбу районного масштаба. Конечно, помогали. Забавно, что тупого мачо-громилу представлял тишайший программист двухметрового роста, весом в полтора центнера, у которого в голове суперкомпьютер, а девушку легкого поведения играла кандидат искусствоведения, специалист по древне-японской живописи. На что не толкнет человеческая взаимовыручка, превращаясь в телевизионное приключение и падая в копилку забавных опытов, рассказ о которых украсит любое застолье.

И вот теперь друзья решили разыграть его, Андрея, с помощью самодеятельного артиста и чужого младенца. Вполне в их духе, розыгрыши ребята обожали.

Продолжая улыбаться, Андрей похлопал в ладоши:

– Браво! Спектакль почти удался. В первом акте я порядочно струхнул. А где пацаны? Под дверью ожидают?

– Какие пацаны? – удивился его аплодисментам и речам мужик. – У нас только один парень, Петька. – Он снова показал на ребенка. – Мы с матерью, то есть с бабушкой, в смысле моей женой, не собирались тебя привлекать. Сами бы внучика на ноги подняли. Да вот горе, захворала моя старуха, в больницу забрали, врачи говорят, в любой момент ждите…

На его глаза навернулись вполне натуральные слезы. Мужик зашмыгал носом, вытер ладонью щеки, отлично изображая смущение, вызванное минутной слабостью.

– Да перестаньте вы! Я же сказал: розыгрыш удался, вы честно заработали гонорар, зовите ребят и верните ребенка родителям. Как они не побоялись малыша отдать в чужие руки?

– Ты и есть родитель, а я дедушка. Не справиться мне одному с Петькой, но буду всячески помогать. А Ленка, лахудра гулящая, в Германию три месяца назад укатила, пляшет там в каком-то ресторане, трясет ляжками. Ни дня Петьку не кормила, искусственник парень, но вес хорошо набирал. Я тебе тут на первое время, – он показал на сумку, – несколько коробок смеси принес. А еще Петькину одежонку, бутылочки и прочее приданое…

– Послушайте! Меня это начинает утомлять. Должна быть, в конце концов, мера. Заканчивайте представление художественной самодеятельности и до свидания.

– Ты это в смысле, что не признаешь Петьку?

– Естественно!

– Имеются данные.

Мужик наклонился, расстегнул молнию на сумке, вытащил пластиковую папку. Протянул ее Андрею, но тот и не подумал брать. Тогда мужик стал вынимать из папки документы и складывать их на столик:

– Вот, значит, Петькино свидетельство о рождении, тут ты четко записан как отец. Вот паспорт твой. Это, – потряс в воздухе листочками, исписанными корявым почерком, – я инструкции составил, как жена продиктовала по Петькиному режиму и кормлению. А также наш адрес и телефоны. Только сейчас бесполезно звонить, я у жены в больнице буду… до последнего… – Он опять шмыгнул носом, удерживая слезы. – Господи, за какие грехи ты меня наказываешь?

– Хватит паясничать! – гаркнул Андрей.

Но мужик его не слушал, достал из папки последнее – несколько фото.

– Вот тут ты с Ленкой, в натуре. Похож. Скажешь, не ты?

Андрей невольно шагнул к столику. Паспорт – ничего удивительного. Года полтора-два назад он терял паспорт, получил новый. Фото. Себя он узнал сразу, а девушку, яркую блондинку с пышной гривой, – только после подсказки:

– Ленка в кордебалете в ночном клубе плясала. Думали, балериной станет, на танцы в детстве водили, а она по кривой дорожке пошла, ноги перед всякой пьянью задирает.

Да, была у него интрижка с этой девицей. Познакомились в клубе, он был сильно подшафе, привез балерину домой. Она еще пару-тройку раз наведывалась с практической целью совокупления, которое не доставило Андрею большого удовольствия, но и отвращения не вызвало. Потом девица сгинула, избавив его от необходимости показывать ей на дверь. Вскоре он познакомился с Маринкой и впервые в жизни стал задумываться над тем, что пора остепениться, заводить семью. Лучше Маринки, красивой, умной, практичной, жены не сыскать.

Дожив до тридцати лет, Андрей не монашествовал. Девушек у него перебывало множество. Если каждой вздумается объявлять его отцом своих чад, то наберется целый детский сад или несколько классов начальной школы. Извините, милые, не на того напали! Он так и сказал «дедушке»:

– В гробу я видел эти фото и документы! Паспорт был утерян, о чем есть справка из милиции. Завтра по этому паспорту кто-нибудь стащит миллион долларов или возьмет кредит. И что? Мне выплачивать?

– Говорю же тебе: от безысходности пришел, Петьку от себя отрывать… точно с кровью. Ленка звонила: неси, мол, отцу, то есть тебе, Андрею. Сама она приехать не может, так как контракт. Стерва, а не дочка, прости господи!

– Меня ваши семейные дела не интересуют!

– Горим!

– Ничем помочь не могу.

– Горит что-то у тебя, – потянул носом воздух «дедушка».

И Андрей, услышав запах гари, бросился на кухню.

С двух сковород трубой валил темный дым. Картошка обуглилась, а драгоценный стейк, которому он все утро пел осанну, превратился в черную подошву. Андрей выругался, схватил одну сковороду и сунул ее под кран с холодной водой. Только хуже сделал. Зашипело, засвистело, дым из сизого превратился в белый и в десять раз увеличил мощность выброса. Вытяжка над плитой надсадно выла, но не справлялась с задымлением. В кухне не было видно ни зги. Андрей надсадно кашлял, пробираясь в тумане к окну, попутно задевая табуретки и ударяясь о край стола…

Глава 2

Памперс – не фунт изюма

Открыв форточку и убедившись, что сковородки почти не дымят, Андрей вернулся в комнату. Мужика не было, а ребенок остался, лежал навзничь с закрытыми глазами, спал. Шутки кончились. Да и не шутки это были вовсе.

2
{"b":"20681","o":1}