Александр Васильевич Иванов

Захарка-следопыт

На работу помощником лесника направили Шевчука в сибирское село Трошино. Юрий Николаевич, пока добирался до места назначения, тревожился. Думал о том, как устроится на новом месте, найдёт ли в далёком селе товарищей по душе. Но все его волнения оказались напрасными.

Встретил Шевчука лесник Василий Алексеевич. Он отвёл Юрия Николаевича к бабушке Варе и сказал:

— Принимай, Варвара Ивановна, постояльца. Вместо сына тебе будет. И дров, коли надо, нарубит, и по хозяйству поможет. Да и веселее вдвоём жить.

Варвара Ивановна внимательно осмотрела Шевчука, улыбнулась.

— Пусть живёт, если понравится, — говорит. — Места хватит. Комнату отведу ему отдельную.

— После учёбы Юрий Николаевич. Лесное училище окончил. Одному мне за нашим лесным хозяйством трудно уследить. Года́ у меня, сама знаешь, — на пенсию пора уходить, — говорил лесник. — Ему, конечно, колхоз и квартиру может выделить: вон сколько новых домов строят. Да я подумал: к чему парню отдельную квартиру? У тебя будет лучше.

Лесник ещё несколько минут поговорил с Варварой Ивановной, потом сказал Юрию Николаевичу:

— Устраивайся пока. Осмотрись, познакомься с нашим селом, а денька через три повезу тебя по лесам, хозяйство покажу.

От дорожных волнений и переживаний Шевчук утром проспал. Разбудил его шум за окном. На улице заливисто лаяла собака, кричали куры, гуси. Иногда среди этого шума отчётливо слышался громкий мальчишеский голос: «Стоять, травяной мешок! Стоять, кому говорят?!»

Шевчук открыл окно и увидел белобрысого мальчугана лет восьми. Мальчишка носился по улице на длинном таловом пруте, а следом за ним бегал и громко лаял рослый вислоухий щенок.

— Ты кто такой? — спросил Юрий Николаевич сердито.

— Я наездник, — ответил мальчуган и лихо подскакал к окну.

Шевчук с удивлением рассматривал его сверху. Светлые, как ковыль, волосы взлохмачены, крупные веснушки на щеках блестят от пота, синие штанишки закатаны до колен и держатся на одной шлейке.

— Что шумишь?

— Коня объезжаю, — ответил мальчишка гордо и выпятил грудь вперёд. Потом вдруг взбрыкнул ногами, дернулся влево, вправо, назад и заржал по-лошадиному: «Иго-го-го». Потом рванулся с места. — Тпру-у! Стоять, травяной мешок! — крикнул он и остановился как вкопанный.

— Да, вижу, трудная у тебя работа, — посочувствовал мальчишке Шевчук.

— Это боевой скакун. Видишь, какой упрямый попался? Никак на месте не устоит, — сказал мальчишка и опять запрыгал.

— Давно коня объезжаешь? — спросил Шевчук.

— Первый день. Тпру-у! Стоять, шалый!

— Ну и сколько времени тебе потребуется, чтобы объездить этого скакуна? Час, два? — Юрий Николаевич кивнул на прут.

— Как бы не так! Вон дядя Володя своего Орлика пять дней объезжал. Еле — еле укротил. Даже в сани запрягал, так от саней одни щепки остались.

— Щепки? Почему?

— Кто же летом коня в сани запрягает? Орлик вырвался и пошёл носиться по дорогам, по полям…

— Ну, а звать-то тебя как?

— Захаром. А ещё меня зовут Парашютистом.

— Ух ты! Уже и Парашютистом. — Юрий Николаевич удивлённо посмотрел на мальчика и покачал головой. — А живёшь где?

— Да вот напротив. Зотовы мы, — кивнул он на деревянный дом, огороженный с улицы штакетником.

— Заходи в гости, сосед, — пригласил его Юрий Николаевич.

Захарка недоверчиво поглядел на Шевчука, потом старательно привязал своего «скакуна» к ограде, поправил на плече шлейку и проворно забрался в комнату.

— А ты новый лесник? — спросил. — У бабушки Вари будешь жить?

— Угадал. Буду у бабушки жить. Угощайся вот, подкрепись, устал, наверное? — Шевчук протянул ему плитку шоколада.

— Шоколад? — удивился мальчишка. — Я что, девчонка? — Не говоря больше ни слова, Захарка выпрыгнул в окно. Шевчук хотел спросить у него, что случилось, но тот вскочил на своего скакуна и умчался.

«Чем я ему не угодил? — думал Юрий Николаевич. — Кажется, не сказал ни одного обидного слова. Странный мальчишка».

Пока Шевчук раздумывал над поведением соседа, на улице снова раздался неистовый лай. Потом перед его окном промелькнули какие-то странные палки. Шевчук подбежал к окну и опять увидел Захарку. Он шёл по тротуару на… ходулях. Высотой в два метра.

— Захар!

Мальчишка, видимо, ждал окрика. На миг остановился, но тут же прошествовал дальше.

— Я циркач, — ответил он, продолжая идти.

— Иди сюда, циркач! Где это ты такие хорошие ходули достал?

Захарка явно хотел удивить нового соседа. Он медленно повернулся и не спеша протопал мимо.

— Так кто же тебе такие ходули смастерил?

— Папа. Хорошие?

— Отличные. А так ловко ходить на них кто научил?

— Сам научился. Дедушка Прохор говорит, что я настоящий циркач, — Захарка расхаживал взад и вперёд перед окном.

— Молодец, Захар! — сказал Шевчук, а сам подумывал, как бы опять предложить мальчишке шоколадку. Очень уж хотелось ему подружиться с этим весёлым парнишкой. Пока он раздумывал, Захарка вдруг соскочил с палок и, подойдя к окну, сказал:

— Теперь давай свою шоколадку. За работу. Я тебе цирк показал? Показал.

— Конечно, — обрадовался Шевчук. — Ты честно заработал свой шоколад. — Он протянул Захарке плитку и крепко, по-дружески пожал ему руку.

Парашютистом Захарку прозвали вот почему. Однажды весной сидел он на сарае, смотрел на огород и удивлялся. Не огород у них, а озеро. Даже рябь от ветра на воде, и гуси плавают: бабушка Вера выпустила гусей, чтобы зимнюю грязь отмыли. Рады гуси воде, крыльями хлопают, гоняются друг за другом. Вода ледяная, но птицам холод нипочем, на всю деревню слышно их радостное гоготанье.

Кругом вода со снегом, а на крыше сарая сухо и тепло. Дедушка Прохор ещё неделю назад сбросил с крыши снег. Теперь она просохла, даже босиком можно побегать. Захарка несколько раз пробежался, но мама увидела и запретила ему сапоги снимать. Хоть и апрель, и солнце светит, но всё равно ветер холодный и тепла настоящего ещё нет. Снег вокруг сарая сугробом лежит, и у тына на огороде его ещё много. Конечно, снег уже не такой белый да пушистый, как зимой, а почернел, превратился в кашицу. Но кашица эта холоднющая: если взять в рот, зубы ломит и запросто можно схватить ангину.

За огородом берёзовый лес — колок. Ух, и берёзы там толстющие! Очень старые берёзы. Хорошо на них взбираться, сучки крепкие. Захарка лазил на эти берёзы прошлым летом, но теперь в колке тоже полно воды, ещё больше, чем в огороде, потому что там низина.

Захарке скоро надоело смотреть на гусей: уж очень долго они зимнюю грязь отмывают. Обратил свои взоры на колок. Там интересней. На вершинах берёз настоящий грачиный городок. Не посёлок, а именно городок, потому что гнёзда у птиц в несколько этажей.

стал петь Захарка. Эту песню любили папа с дедушкой. Три раза спел, надоело.

— Кар-р! Кар-р! — заорал Захарка по-грачиному, замахал руками и забегал по крыше. Но и орать Захарке надоело. Вот если бы у него были крылья… Полетел бы и узнал, чего грачи орут. Кар да кар! Базар устроили. Зажмурился, а в глазах всё равно грачи мельтешат, будто всё ещё смотрит на них.

«Вот бы забраться на берёзу, — вдруг подумал Захарка. — Не дойдёшь, воды много. — Он критически посмотрел на свои сапоги и тяжело вздохнул. — Если бы сапоги болотные, но их нет».

Опять стал наблюдать за птицами. Грачи летали, садились на тонкие ветки, раскачивались на них, как на качелях. «Хорошо им, — позавидовал Захарка. — Летай где хочешь, садись куда хочешь».