Примерно в три часа дня ей встретилась подходящая кленовая рощица. На самом деле, хорошие деревья попадались и раньше, но эти росли у знакомой тропинки, где с легкостью мог проехать «Томкэт»[2]. В двадцатых числах сентября – если кто-нибудь до тех пор не взорвет этот мир ко всем чертям – надо будет прикатить сюда на тракторе с прицепленными позади санями и помахать топором. Бобби почувствовала, что на сегодня достаточно нагулялась.

– Что скажешь, Пит?

Тот сипло гавкнул. Хозяйка взглянула на него с жалостью, и внезапно у нее защемило сердце. Как же он сдал! В последнее время почти перестал гонять разных птиц, белок и редких лесных гостей – сурков. Не говоря уж о том, чтобы броситься за оленем… Похоже, на обратном пути не обойтись без частых привалов. А ведь совсем недавно (как упрямо твердил хозяйке рассудок) Питер мчался на добрую четверть мили впереди нее, оглашая заросли громким лаем. И вот уже не за горами день, когда Бобби решит: достаточно. И в последний раз хлопнет ладонью по пассажирскому креслу своего грузовичка «шевроле», приглашая Питера прокатиться в Огасту, к ближайшей ветеринарной клинике. Господи, только не этим летом! Не осенью и не весной, пожалуйста, Господи! И вообще никогда, если можно.

Без собаки ее захлестнет одиночество. Разве что… Впрочем, Джим Гарденер вот уже года три как напоминает чокнутого. Он все еще друг, но… как бы чокнутый.

– Хорошо, что мы снова друг друга поняли, старина. – Бобби принялась завязывать ленточки, прекрасно понимая, что до сентября может несколько раз передумать и они так и сгниют на стволах. – Твой безупречный вкус уступает лишь твоему бравому виду.

Питер не стал с годами глупее и смекнул, чего от него ждут: махнул облезлым хвостом и подал голос.

– Покажи вьетконговца! – приказала Андерсон.

Пес покорно свалился на бок (при этом тоненько взвизгнув), перекатился на спину и вытянул ноги. Тот же трюк он проделывал по команде: «хуч!»[3] и «Милай!»[4]. Бобби обычно веселилась, однако сегодня притворная смерть любимца болезненно напомнила ей о собственных размышлениях.

– Хватит, Пит.

Тот с усилием поднялся, тяжело дыша. Какая же у него седая морда…

– Пошли домой.

Хозяйка бросила псу галету. Тот щелкнул челюстями, но промахнулся. Понюхал траву, прошел мимо угощения, вернулся и неторопливо, без особой радости принялся жевать.

– Молодец. Идем.

Не было подковы – королевство пало… выбрали тропинку – нашли корабль.

В течение тринадцати лет, за которые ферма Гаррика так и не превратилась в имение Андерсон, Бобби не единожды успела сюда наведаться. Вот знакомый склон, вот валежник, оставленный лесорубами (умершими, пожалуй, еще до войны с корейцами), вот могучая ель с раздвоенной верхушкой. Бобби бывала здесь раньше, а значит, без труда отыщет обратную дорогу, когда поведет «Томкэт». Раз или два, а то и раз шесть она проходила в считаных ярдах, футах, если не в дюймах от места, на котором сегодня споткнулась.

На этот раз Бобби взяла чуть левее тропинки, следуя за собакой, и вдруг мысок старого туристического ботинка во что-то врезался… больно врезался.

– Ой! – вскрикнула она и замахала руками, но было поздно.

Бобби повалилась на землю. Щеку задела острая ветка низенького кустарника – и, кажется, порезала до крови.

– Черт!

Голубая сойка отчитала ее за брань сердитой тирадой.

Тут вернулся Питер и, обнюхав хозяйку, лизнул ее в нос.

– Фу, не надо, воняешь!

Пес завилял хвостом. Бобби села и провела рукой по левой щеке: на ладони и пальцах осталась кровь.

– Ничего себе, – хмыкнула она, оглядываясь.

Что же такое ей подвернулось под ногу – ветка? Скорее всего, торчащий камень. Этого добра в Мэне хоть отбавляй.

Перед глазами блеснул металл.

Бобби дотронулась, провела пальцем и сдула черную грязь.

– Что это, Питер?

Пес подошел, понюхал – и вдруг, ни с того ни с сего, попятился, сел, разразился протяжным воем.

– Какая муха тебя укусила? – поинтересовалась хозяйка, но Питер не обращал на нее внимания.

Андерсон подползла поближе, испачкав сзади джинсы, и пригляделась. Что это за железка в земле?

Предмет торчал над слоем пожухлой травы на три дюйма – не захочешь, споткнешься. Наверное, ливни размыли почву на склоне. Первым делом Бобби подумала о лесорубах, трудившихся на этой земле в двадцатые и тридцатые, выезжая на пресловутые «лесоповальные выходные» трехдневки: должно быть, работники закопали здесь разный мусор.

Жестяная банка из-под бобов или супа? Э, нет, кто бы мог споткнуться о такую жестянку? Разве только младенец. Бобби поддела находку мыском ботинка. Та совершенно не поддавалась. Твердая, будто скала. Может, какое-нибудь орудие?

Андерсон из любопытства склонилась пониже, не замечая, что Питер поднялся, отошел еще на четыре шага и только тогда снова сел.

Металл имел мутно-серый оттенок; будь это жесть или железо, они блестели бы. Да и толщина для обычной банки неподходящая: чуть ли не с четверть дюйма. Бобби потрогала край указательным пальцем – и ощутила странную дрожь.

Отдернула палец. Озадаченно на него посмотрела…

И снова потрогала.

Ничего. Тишина.

Бобби сжала предмет между пальцами и попыталась выдернуть из земли, точно расшатанный зуб из десны. Никакого эффекта. Рука стиснула торчащий предмет примерно посередине. Он – если только Бобби не ошиблась в расчетах – уходил на два дюйма в землю. Да она бы лет сорок могла гулять рядом с этой штуковиной трижды в день и не спотыкаться, скажет Андерсон Джиму Гарденеру несколько позже.

Она стряхнула еще немного земли, затем погрузила пальцы в рыхлую лесную почву – та всегда легко поддается, если вам повезет не наткнуться на разветвленные корни – и прорыла небольшую канавку. Потом встала на колени и принялась копать с другой стороны. Гладкий предмет не кончался. Бобби еще раз попробовала его раскачать. Никакого толку.

Она быстрее заработала пальцами. Вот уже из-под земли показались шесть дюймов металла, девять, фут…

Внезапно ей пришло в голову: это какой-нибудь автомобиль, грузовик или трактор. Закопанный здесь, в глуши.

Или «печь Гувера»[5]. Но почему здесь-то?

Сколько Бобби ни думала, ей не пришло на ум ни одной причины. Ну, то есть ни единой.

Порой она находила в лесах какой-нибудь хлам – канистры из-под бензина, пивные банки (самые старые из них были даже без открывалки на крышке, зато с треугольными дырками от «церковных ключей», как их называли в смутные шестидесятые), конфетные фантики, прочую чепуху.

Конечно, Хейвен лежал в стороне от двух основных туристических маршрутов штата Мэн, один из которых проходил через озеро и горы на запад, а второй – через побережье на восток; но от первозданной природы здесь почти ничего не осталось. Однажды, когда Бобби проникла за развалины каменной ограды, тем самым нарушив земельное право компании «Нью-Ингланд пейпер», ей на глаза попались ржавые остатки «хадсон-хорнета» конца сороковых, брошенного посередине бывшей лесной дороги, у которой уж двадцать лет как не проводили плановых вырубок и которая к тому времени погрязла в непролазной путанице ветвей, называемой в простонародье Чертвудом. Машине там взяться неоткуда… И все же если появление автомобиля поддавалось хоть какой-то логике, то как объяснить эту печку, или рефрижератор, или еще невесть какую дрянь, столь основательно погребенную в земле?

Прокопав два углубления длиной в целый фут по обе стороны от предмета, Бобби так и не выяснила, где он заканчивается. Она и вглубь проникла на целый фут, но потом ногти стали царапать горную породу. Камни, по крайней мере, поддавались раскачиванию, – только вытаскивать их не было уж совсем никакого смысла. Незнакомая штука явно уходила гораздо глубже.