— Ты ранен? Надеюсь не сильно, кто же будет мне выгонять из дома бандитов? — попытался пошутить он, и продолжил: — Джис? Тебе нужен был Джис?

Я резко остановился и повернулся к нему:

— Вы знаете, где он сейчас находится?

Он сдвинул брови на переносице, опустил задумчивый взгляд и сложил руки на груди:

— Скорее нет, чем да… — он молчал нестерпимо долго — целых два десятка секунд, которые для меня сейчас были очень важны, — Я сказал своей гвардии, чтобы не трогали тебя, можешь уходить в любое время. А сейчас тебе нужно где-нибудь укрыться и переждать до вечера, после загляни в бар «На мостовой», там скажешь хозяину мое имя, и тебя проинформируют.

В его глазах я заметил искорки смеха, а его ухмылка и почесывание подбородка выдавали в нем делового кира, который придумал, как перепрыгнуть своих конкурентов.

— Отлично, — я уже собирался незаметно уйти, как развернулся и мучавший меня вопрос вырвался наружу: — Кстати, у вас есть такой большущий зал с огромным столом посередине и скамьями по периферии… Короче, там я оставил патрона.

Его лицо вытянулось:

— Зал заседаний?! Ты оставил там труп?..

— Да не беспокойтесь вы, я его просто вырубил, — положив руку на сердце, он тяжело вздохнул.

— Ну, и маленько поцарапал там стены… Ладно, до свидания! — Кинул я напоследок и выбежал через парадный вход во двор.

— Чт… — это последнее возмущение, что я услышал вслед.

Как и говорил… Черт, все время забываю спросить, как зовут хорошего дядьку! В общем, как и говорил Викин отец, стража пропустила меня как своего — лишь одарила равнодушным и скучающим взглядом.

Я не знал, куда идти, и доверился своим ногам, которые сами шагали по мостовой и лавировали сквозь мощный поток киров на рынках и больших площадях. Некоторые из них задевали мое плечо, после чего становилось нестерпимо больно и я, резко вдохнув сквозь сжатые зубы, прижимал запястье к груди, и уже сам расталкивал зазевавшихся и самых наглых, стоявших прямо на моем пути.

Я ничуть не удивился, когда ноги привели меня к моему дому — лишь усмехнулся и одобрительно покачал головой. Проходя мимо, я прикоснулся к еще теплому камню, нагревшемуся за день, и искренне улыбнулся — давно меня здесь не было.

Толкнув дверь, она с легким скрипом отварилась. Внутри ничего не изменилось: пустая бочка за дверью, кухонный уголок справа и моя любимая расправленная лежанка прямо напротив двери, за полуметровой занавеской. В единственное окно на кухне проникал свет и, посмотрев на его лучи, можно было смело приниматься за уборку — пыль вокруг летала в неимоверных количествах…

— Апчхи!.. — еще одно подтверждение в пользу уборки.

Отыскав где-то в своих запасниках небольшой тюк, побросал туда все самое необходимое: пол кило продовольствия и сменную одежду. Мало того, что надетый на меня балахон очень даже хорошо держал тепло, так в нем имелись еще и внутренние карманы! О таком не думал ни один кир в Адланде — эта необходимость ничем не объяснялась. И это еще не все — балахон имел капюшон! Вообще, капюшоны носят либо путешественники, либо киры, работающие в дождливую погоду на открытом воздухе; и при этом нет никаких карманов — просто накидка с капюшоном (наподобие плаща), а под ней собственная одежда.

Я долго решал брать или не брать какое-либо оружие с собой, и, в связи с тем, что думать долго о том, что я могу кого-нибудь ненароком убить, ранить или покалечить я не мог, закрыв глаза и задержав дыхание, я опустил ножны с кинжалом в свою походную сумку. Оставалось только запастись водой и я буду полностью готов… Ну, или почти полностью…

Выйдя на улицу, я так и не мог поверить себе — еще несколько месяцев назад я жил абсолютно монотонной жизнью и расписанными днями, а сейчас я не знаю, что будет завтра… Решив соблюсти свою же традицию я, захватив с собой бурдюк, легкой трусцой побежал к ручью, постепенно увеличивая скорость — слишком уж легко было бежать (а раньше я и пробежки осилить не мог).

Спустя пол часа я уже сидел дома. Леденящий бурдюк я положил на единственный стол на кухне, собранная сумка пылилась у входа, а сам я возлежал на своей расправленной (как всегда) кровати и игрался с Ки.

Вообще, раньше я и не представлял, что есть такая энергия в кире, помимо кармы — Ки. Сколько я занимался с Андреем, Машей, и самостоятельно я понял одну вещь — Ки может воздействовать непосредственно на физическое состояние объекта: увеличить силу, ловкость, выносливость, регенерацию и так далее. Мои знания в этой области продвинулись не так далеко, но я уже научился применять что-то типа левитации, хоть и короткой и не такой внушительной, но все-таки это прогресс! Так же возможно влиять на предметы в видимом диапазоне — листья, на которых я тренировался управлению Ки…

Карма — никто не знает, откуда она берется и зачем, но она является жизненно важной для нас не столько в экономическом плане, сколько в биологическом. Да, Адланд торгует с другими странами своими великолепными и экзотическими товарами — будь то различная броня, оружие или же простые украшения. Естественно они не простые — только в Адланде ювелиры изготовляют гениальные по своей структуре криптоны (одни из драгоценных камней) и придают им изящнейшую и, в тоже время, сложнейшую форму. Но дело даже не в этом… Карма — это настолько загадочная энергия, что отсутствие в организме оной, киры погибают. Так же, карма формирует личность кира: его поведение, поступки, мысли. Есть много гипотез, как именно она изменяет внутреннюю структуру кира, и одна из них утверждает: совершая добросовестные поступки, «аура» кармы приобретает более яркий цвет, и наоборот. Эту точку зрения можно обозвать необоснованной и глупой, но, тем не менее, я много раз замечал некоторое сходство. К примеру, у всех моих друзей светлая карма, за исключением Серина — в детстве у него умерли родители, и это сильно отразилось на нем: иногда он будто бы отключается от мира. Вообще, карма присутствует в любом живом организме, но активно используют ее только киры, так как большое количество кармы почему-то улучшает здоровье и состояние организма.

Как-то раз я задал вопрос Андрею: как мы торгуем с другими странами, если они не умеют пользоваться кармой.

На что он ответил так:

— Внешники дают древесину и торговцы спокойно «выкачивают» из нее карму, после чего «сухие» бревна используют для строительства деревень. Киры принципиально никогда не вырубают свой лес, о чем свидетельствует такой «микроклимат» империи, по сравнению с внешками.

Есть еще некий вид энергии, называемый силой мысли. Какая-либо информация о ней сохранилась лишь в старинных рукописях на древнекирском языке, дошедших до нас в единичных экземплярах. В них повествуется о силе, которая действует на разум, затуманивая его и уничтожая. Часто «мыслительство» путают с Магией, дескать, работают по одинаковым принципам.

Магия — это абсолютно неизведанная сила, которая дошла до нас лишь в форме сказок, былин и легенд, впрочем, как и мыслительство. Магию даже не пытаются изучать, считая ее вымышленным бредом параноиков, а иногда даже проводят «переговоры» с теми, кто не верит слову Императора!

Пролежав с такими мыслями несколько часов, я встал, отметив, что рука абсолютно не болела, и выглянул в окно: постепенно темнота занимала позиции, вытесняя свет отовсюду. Уже не было палящего солнца, но земля, впитав в себя тепло, очень неохотно отдавало его, и вокруг чувствовалась не столько жара, сколько горячий и тяжелый воздух. Повесив на пояс бурдюк и, положив во внутренний карман балахона кинжал, я закинул за спину сумку и направился в Кинар. Постепенно становилось все темнее, воздух холодел и с удовольствием проникал в легкие. На полпути я ступил на открытую поляну, с которой открывался замечательный вид на Кинар. Испещренный холмами горизонт тщательно скрывал за собой оранжевый диск солнца.

Я остановился прямо посередине холма и перевел взгляд на Кинар. Город-поселок погружался во тьму, и только некоторые улочки имели тусклое освещение. Тусклым оно было не из-за экономного мэра, а лишь потому, что как таковые улицы никогда не освещались, просто лавочники и прочие торговцы зажигали светильники над вывеской и свет немного падал на улицу. Самым «освещенным» был, конечно, рынок… Даже на таком расстоянии я мог различить массу людей, которая медленно рассасывалась по домам, а на отдельных улочках, вдали от рынка, можно было заметить одиноко идущих людей.