Добравшись на концерт, мы уже наполовину назюзюкались, Сэди обернулась, мы поцеловались, я взял ей пива. Тут подвалил кто-то из клуба и сообщил, что начинается. Ребята взяли пива и принесли его с собой на сцену разбухшего здания, Моркемб и Робинзон настроили/расчехлили гитары, а Тёрнер уютненько устроился за ударной установкой. Они маленько побрянчали, поклацали, постучали, потом обменялись кивками. Моркемб приблизился к микрофону.

— Добрый вечер… — произнес он, и они вдарили свою стандартную открывалку- инструментальную вещь «Ватерлоо и Крест». Что-то случилось с примочкой на басу Робинзона, звук шел такой, будто он играет на вантузе, но не слыша монитора, он не огорчался.

Я скоммуниздил у Эда грамм спида и отправился в сортир заторчать. Пришлось подождать, пока освободится кабинка, но до меня продолжала доносится музыка, правда, в несколько искаженном виде, и со мной была пинта. Первая песня закончилась, несколько человек похлопали, а ребята перешли к топающему каверу «Making Time» группы Creation. За дверью громыхнул душераздирающий пердеж, потом шум смывающей воды, и показался охуевшего вида парень, застегивающий молнию. Он что-то пробормотал и удалился. Я зашел внутрь, задвинул щеколду, опустил унитазную крышку, уселся на нее, потом на бумажнике разделил кристалики на две дорожки и отправил их в каждую ноздрю. Не так чтобы совсем дерьмово, пошло достаточно мягко, Эд обычно затаривается первоклассным продуктом. Я дождался, чтобы жжение в носу прошло, и сидя вот таким макаром, начал понимать, что за дверью кабинки происходит нечто странное. В сортире никого не было, когда я заходил, и я не слышал, чтобы кто-нибудь входил, правда, это был скорее не шум, а непонятное излучение. Я списал все на амфетаминовую паранойю, хотя я по жизни не отличаюсь излишней впечатлительностью, и неясно, почему приход начался так быстро. Я поднялся, потряс головой, пытаясь почувствовать ее и прочистить, высморкался в обрывок сортирного рулона, потом поднял крышку унитаза, вынул член и помочился.

Я почти успокоился, как услышал чьи-то завывания: «Уаа хууу аааа ааа а», вроде обезьяны-ревуна. Я подскочил от удивления, обоссал весь пол, не успев себя остановить, затем аккуратно стряхнул остатки и застегнулся. Бесшумно отодвинул щеколду и резко распахнул дверь.

Пусто. Хотя нет, у писсуаров колыхалась голубая аура, такие окружают предметы в ЦЦН (цветоделительной накладке — иногда называется цветовая рирпроекция), которые показывали дешевых фантастических фильмах семидесятых, правда этот контур ничего не окружал. Просто вот такая колышущаяся линия':

Я наблюдал, как очертания клубятся и струятся, они напомнили мне о дисфункциях сетчатки, «плавающих объектах», иногда являющихся мне на потолке на периферии зрительного поля, когда я после тяжелой ночи валялся в

' По случайному совпааению точно такую же линию рисовал дяаушка Тоби палкой у Лоренса Стерна в «Тристраме Шецди».

койке, но, когда на них смотришь, они передвигались, а эта штука оставалась на месте. Вдруг высота и ширина дрожащей тени увеличились, вырисовались человеческие очертания, затем мерцание прекратилось, синеватый оттенок начал меняться, и проявились цвета. До меня дошло, что я уставился на спектральную фигуру обрюзгшего косматого мужика со спущенными до лодыжек штанами и стремительно обмякающим членом в руках. Обалдевшее лицо перекосила маска агонии.

— Е-мое! Это ж Джим Моррисон! — воскликнул я. Это был именно он.

— РИНГЛ! ФЛИИБ? — промямлил он.

— Да-да! Подожди здесь! — произнес я. И метнулся в клуб. Все апплодировали, я понял, что на меня напал приступ временного помутнения, и ребята уходят со сцены. Я протолкался к Эду и Сэди, они как раз поднимались туда.

— Я видел привидение Джима Моррисона в толчке! — выпалил я.

— ЧЕГО? — переспросили все.

— Я сказал: «Я ТОЛЬКО ЧТО ВИДЕЛ ПРИВИДЕНИЕ ДЖИМА МОРРИСОНА В ТОЛЧКЕ!»!! — проревел я.

— ГДЕ?

— ВТОЛЧКЕ, БЛЯДЬ!

— Я пошел на лестницу! — проговорил удивленный Моркемб.

— Чтоб я сдох! — непонятно выразился Робинзон.

— Расскажи, бля, своей бабушке! — обидно высказался Тернер.

— Лопни моя селезенка! — выдал морскую поговорку Эд.

— Хуйня! — коротко подытожила Сэди.

— Я не вру! — убеждал я их, дергая за рукава, — пошли посмотрим! А то он дематерилизуется!

Они в недоумении переглянулись, потом рванули вслед за мной к туалетам. Джим так и стоял у писсуаров, когда мы нервно сгрудились у двери.

— Слушай! — заговорил с ним Моркемб. — Ты зачем тут шляешься? Извращенец! По пятницам здесь педики тусуются! Давай! Исчезни!

— Не будь идиотом! — встрял Робинзон, — посмотри на его лицо, он здесь явно не случайно. Ты нас слышишь? Ку-куу!

— Нн-нн-зн-бл-ХУУУУУУУУ! — взвыл сортирный призрак, корчась от боли.

— Налицо некое темпоральное нарушение. По-видимому, его речевой центр не может совершить воспроизведение, а кора головного мозга пытается обработать сенсорную информацию из нескольких случайно сцепившихся временных фреймов, — заметил Тёрнер.

— И почему здесь? Почему сейчас? — полюбопытствовал я.

— Ну, когда в 1983 году клуб впервые открылся, его планировка сильно отличалась от нынешней, вместо пяти арок было всего две, а тут изначально располагалась гримерка.

— И?

— По-моему, он на меня прицелился… — предположил Моркемб.

— Нет! Он только что кончил… — вмешалась Сэди, — Погляди! У него совсем опало!

— Возможно, мы случайно присутствуем на неком сеансе сексуального колдовства и межвременных путешествий? — рискнул выдвинуть идею я.

— Как такое возможно?! — возмутился Робинзон, — он же в 1971-м копыта двинул, екарный ба-бай!

— Нет, — задумчиво заговорил Тёрнер, — мне кажется, есть доля истины в его словах… Позвольте, я процитирую фрагменты «Эксперимента со временем» Дж. У. Данна (третье издание, «Faber&Faber», 1958):

Из главы VII

Сейчас после этого инцидента одна вещь кажется мне достаточно ясной. Эти сны не были результатами перцепции (впечатлениями). Они были обычными заурядными снами, состоящими из разрозненных образов полученного наяву опыта, сочлененные в обычной полубессмыспенной манере, свойственной сновидениям. То есть, если они имели место ночью, следующей за соответствующими событиями, в них не содержится ничего необычного и сообщается поровну истинной и ложной информации относительно полученного наяву опыта, который стал их причиной, что свойственно обычному сновидению — то есть очень немногое.

Это были неинтересные, правильные, предсказуемые сны; но они имели место в неправильные ночи.

Нет, в этих снах, как таковых, нечего необычного не содержалось. Они сместились во Времени.

Из главы XIII

Почему только в снах? Именно в этот вопрос упирается весь дальнейший прогресс. Каждое решение, способное свести Время к чему-то полностью явленному, утверждает, что первообразы должны быть в той же степени наблюдаемы, когда человек бодрствует и когда он спит.

Должен со стыдом признаться в том, как много времени ушло, прежде чем я осознал, что, постулируя вопрос, он казался мне априори решенным. Однако, поняв это, моим следующим шагом было подвергнуть предмет тесту.

Эти эксперименты показали, что при условии вашей постоянной концентрации на задаче, удается наблюдать «эффект» с той же легкостью в период бодрствования, как и во сне. Но такое удержание внимание достигается непросто. Действительно, это умение не требует особых способностей, но в значительной мере зависит от тренировок по контролю над воображением.

В моем случае, я провел опыт преимущественно с целью определения границы, если таковая существует, отделяющей наше знание о прошлом от знания о будущем. И что странно, выяснилось, что, по-видимому, такой границы не существует. Следует просто-напросто приостановить все объективные размышления о прошлом, и будущее явится в бессвязных вспышках. (Ведь, несмотря на сложность и затруднительность процесса, в конечном итоге, он сводится к этому.) Однако, если попробовать направить «цепь памяти» от прошлого к будущему, приходишь не столько к сдерживающему пределу, сколько к пустоте. Более того (это я установил в ходе отдельного эксперимента), если переводить внимание от одного рассматриваемого образа к другому, непосредственно связанного с предыдущем ассоциацией, остаешься, так сказать, в «прошлой» части цепочки. Так, внимание полностью соответствует своей природе. Ассоциируемые образы сменяют друг друга в стремительной, легкой последовательности; внимание скользит без заметных усилий или усталости.