Несколько дней я ждала бунта рабов, может быть, даже пожара и гибели судна. Ведь мои нгарэйху знали историю, случившуюся пятнадцать лет назад… Но, может быть, на «Королеве морей» рабов сковывали более основательно, чем на корабле моего родного отца, а может, они просто не решились на членовредительство, за что их трудно осудить. Тем более что здесь, вдали от берегов родного острова, это все равно означало практически гарантированную смерть.
Затем, однако, мои мысли приняли более оптимистичное направлейие. Меня собираются продать какой-то принцессе — это гораздо лучше, чем плантация, не говоря уже о потных лапах какого-нибудь похотливого маньяка, которыми становятся большинство мужчин в брачный сезон. Если моей хозяйкой будет девушка, с ней мне куда вернее удастся найти общий язык. Если я расскажу ей о своей мечте… может быть, мне удастся уговорить ее отпустить меня. Тем более что, раз она принцесса, в деньгах у нее недостатка нет и она вполне может позволить себе такую щедрость. К тому же капитан сказал, что она любит таких, как я… Может быть, она вообще специально выкупает попавших в беду крылатых? Почему бы и нет — вдруг она сама родилась крылатой (но ей, конечно, сразу сделали операцию) или крылатые были среди ее близких… Тогда, продолжала я мечтать, возможно, я смогу упросить ее выкупить и моих нгарэйху, если, конечно, их тоже продадут на Ктито…
В последнем я не была уверена, так как по пути баркентина дважды останавливалась в каких-то портах — как я понимаю, это были островные колонии. Каждый раз я думала, что это уже Ктито, но ошибалась. Одна стоянка длилась два, другая — три дня, и оба раза я была заперта в каюте. Перед заходом в порт мне оставляли увеличенный запас пищи и воды, и после этого дверь уже никто не открывал, пока судно вновь не выходило в открытое море. Иллюминатор, естественно, был наглухо задраен, я обломала все ногти, тщетно пытаясь отвернуть хоть один болт…
Это было ужасно — видеть совсем рядом свободу, волноломы и пирсы, лодки, снующие по акватории порта, купающихся и рыбачащих мальчишек, прогуливающихся колонистов, грузчиков, волокущих тюки… и быть не способной помочь себе. К тому же в запертой каюте стояла жуткая жара и духота, и… ну вы понимаете, нужду приходилось справлять в ведро, и хоть оно и закрывалось крышкой… Впрочем, напоминала я себе, рабам в трюме гораздо хуже. Но и этой мыслью трудно было утешаться, ибо семеро из них оказались там по моей вине.
Но вот корабль, насколько я могла судить из иллюминатора, взял стабильный курс на юг, и я поняла, что следующей остановкой уж точно будет Ктито. Других портов посреди океана в этом направлении просто не было.
Баркентина прибыла на Ктито спустя семнадцать дней. Еще пару часов после швартовки корабля я провела взаперти, а потом за мной пришли. В сопровождении двух рослых матросов я спустилась по сходням на причал, где меня уже поджидал капитан, восседавший в носилках под балдахином. Длинные деревянные ручки носилок лежали на плечах четверых полуголых мускулистых рабов — то, что это не свободные слуги, ясно было по металлическим ошейникам. Учитывая вес капитана, я им искренне посочувствовала. Лишь двое рабов были северянами, а двое других — светлокожими. Еще одна четверка носильщиков стояла вокруг большого сундука, готовясь поднять его за ручки. Это были уже не рабы, а матросы с корабля: переноску товара капитан не доверил чужим. Четверо моряков с саблями скучали рядом — это был вооруженный эскорт. Я крутила головой, высматривая моих нгарэйху, но их нигде не было. Если их и собирались продать здесь, то, видимо, отдельно от меня и содержимого сундука.
Один из матросов, приведших меня, достал толстую веревку длиной в пару локтей и привязал один ее конец к середине моей цепи, а другой — к своему поясу.
— Вперед, — велел капитан, и вся процессия двинулась сквозь сутолоку порта в город.
Несмотря на всю незавидность своего положения, я с любопытством осматривалась по сторонам. Остров был, несомненно, вулканического происхождения: морщинистый центральный конус возвышался над ним на добрую тысячу локтей, и над срезанной верхушкой курился сизый дымок. Впрочем, сновавшие вокруг местные жители и приезжие не уделяли дымку никакого внимания, так что я поняла, что здесь это дело привычное. Да и сам вулкан не выглядел особенно грозно; его суровые каменные морщины были оголены лишь вблизи кратера, где склоны вздымались практически отвесно, а ниже гору украшал нарядный зеленый бархат лугов, кустарников и рощ. На темно-зеленом фоне дикорастущей зелени выделялись яркие заплаты плантаций винных ягод.
Еще ниже, у подножия, белели домики многочисленных селений. Город («Тала? Тлаха? Тхана!» — вспомнила я название столицы острова) спускался от подножия вулкана к морю, по пути неоднократно переползая через холмы и впадины, и в нем, похоже, не было ни одной горизонтальной улочки. Мало того, что улицы скакали вверх-вниз, как горные йимпаны, они еще и извивались во все стороны, как змеи, так что я быстро поняла, почему здесь отдают предпочтение носилкам, а не запряженным тйорлами повозкам. Некоторые улочки и вовсе представляли собой лестницы. Впрочем, в центральном районе дороги все же были прямее и шире и выложены не булыжником, а мрамором, который, очевидно, добывали где-то здесь же, на острове. В центре почти совсем не было зелени, и повсеместный белый мрамор плит и колонн так сверкал на летнем (язык не поворачивается назвать его осенним) тропическом солнце, что с непривычки болели глаза. У меня возникло впечатление, что колонна была любимым элементом местных архитекторов и они соревновались, кто настроит их больше. Несомненно, все дома в центральной части Тханы принадлежали знати и богачам, но публика на улицах кишела самая разная, не исключая многочисленных оборванцев, так что матросы с саблями, охранявшие капитана и его товар, явно были не лишними.
Я рассматривала толпу не только из любопытства, но и из прагматических целей: пожалуй, если бы мне удалось как-то отвязать или перерезать веревку, в этой толчее легко затеряться… Точнее, оторваться от преследователей — попробуй-ка затеряйся, когда у тебя на руках болтается и звенит такое украшение! Оставалось полагаться исключительно на милость местных жителей, но у меня возникли большие сомнения, что они станут помогать беглой рабыне. Объясниться с ними я, положим, смогла бы — по долетавшим до меня обрывкам разговоров я поняла, что на Ктито говорят на каком-то из современных диалектов кйарохского; кажется, в древности остров был кйарохской колонией.
