— Здесь скользко, — предупредила моя спутница. Действительно, пол был покрыт наледью, и вообще холод стоял не меньший, чем на улице.

— Это и есть древние подземелья? — спросила я, почему-то переходя на шепот.

— Нет, это обычный подвал. Спуск в подземелья дальше. Где-то здесь должны быть факелы…

Мы практически на ощупь добрались до другой стены и двинулись вдоль нее, пока Шайна не наткнулась на большой сундук. Колеблющийся свет лучины выхватил из мрака пыльный ржавый замок, не открывавшийся уже, должно быть, много десятилетий. Но Шайна не стала воевать с замком, а ковырнула какой-то гвоздик на задней стенке, и та откинулась. В сундуке, сбереженные от сырости, лежали факелы и свернутая веревочная лестница. Шайна зажгла два факела и протянула мне один из них. Стало светлее.

— Туда, — она указала на проход в другую часть подвала. Пройдя под массивными полукруглыми сводами, с которых неритмично капала вода, мы оказались в закутке, заваленном всяким хламом — старой поломанной мебелью, пустыми винными бочками и полусгнившим тряпьем. Шайна прошла в угол и сдвинула в сторону здоровенную, почти в мой рост, бочку. Под бочкой оказались какие-то доски, на первый взгляд ничем не отличавшиеся от барахла вокруг. Но Шайна подняла их, и под ними оказалась пустота.

У края провала были вбиты два железных костыля. К ним моя провожатая привязала веревочную лестницу.

— Дальше ты одна, — сообщила она мне. — Лезь, не бойся, а потом я сброшу тебе факел. И не уходи там далеко, можно заблудиться.

— Если эти подземелья такие большие, может, по ним можно выбраться из города? — заинтересовалась я.

— Нет, — покачала головой Шайна. — В древности город был не таким большим, как сейчас. Подземелья нигде не выходят за нынешнюю стену.

Спускаться по раскачивающейся веревочной лестнице куда-то в непроглядный ледяной мрак — занятие не из приятных, доложу я вам.

Вдобавок в голову упорно лезли дурацкие мысли, что лестница может оборваться или костыль выскочить. И вот, в очередной раз опуская ногу в поисках следующей перекладины, я нащупала лишь пустоту. Я осторожно опустилась еще ниже, и моя нога коснулась твердой поверхности. Это был пол подземелья.

— Я внизу! — крикнула я, задирая голову.

— Поберегись, кидаю факел! — ответила Шайна. Горящий факел, пару раз кувырнувшись в воздухе и оставляя за собой след из редких искр, ударился об пол недалеко от меня. Я подхватила его, пока он не успел погаснуть.

Я находилась в большом куполообразном помещении; дыра, через которую я сюда проникла, была проделана в верхней точке купола, где-то в дюжине локтей у меня над головой. Кое-где на внутренней поверхности купола еще сохранились остатки штукатурки, но в основном она давно осыпалась; ее куски вместе с вывалившимися из кладки кирпичами валялись на грязном полу. Не ровен час, такой кирпич может свалиться и мне на голову…

Из купола в разные стороны уводили проходы, обрамленные полукруглыми арками. Двинувшись с факелом вдоль стены, в одном из таких проходов — скорее даже в глубокой нише — я увидела старую массивную кровать, укрытую толстым слоем слежавшейся соломы. Подземелье, очевидно, не впервые служило убежищем при облавах. Два соседних прохода были завалены и, похоже, давно, а следующий коридор вел, видимо, в другое помещение — света факела не хватало, чтобы сказать наверняка.

В этот момент меня сверху окликнула Шайна, сообщившая, что вернется, когда стражники уйдут. Впрочем, она тут же добавила, что в эти дни они будут наведываться еще не раз, стараясь застать трущобы врасплох. Я попросила ее принести поесть и, вспомнив тошнотворные запахи, витавшие в коридорах, добавила, что хорошо заплачу за приличную пищу.

— Ладно, подруга, не скучай! — крикнула Шайна, и веревочная лестница вдруг поползла вверх. Перспектива остаться здесь заживо похороненной заставила меня вцепиться в нижнюю ступеньку и уговорить Шайну оставить лестницу, хотя местные правила предписывали иное: даже если стражники и найдут дыру вниз, без лестницы им не спуститься. Затем сверху прошкрябали задвигаемые на место доски, и я осталась совсем одна.

По периметру стен шли позеленевшие бронзовые кольца для светильников; я воткнула факел в одно из них возле ниши и присела на кровать. Было холодно, хотя я куталась в плащ. Умом я понимала, что здесь вряд ли холоднее, чем на поверхности, но казалось, что холод этого древнего подземелья — особенный, что это место, принадлежащее умершим сотни лет назад, высасывает жизнь. Я не представляла себе, как здесь можно провести не то что месяц (чего, впрочем, по-прежнему делать не собиралась), но хотя бы один день. В конце концов я встала, разминая коченеющие конечности, и, несмотря на предупреждение Шайны, отправилась исследовать радиальные проходы.

Воображение рисовало мне жуткие казематы и скелеты в ржавых цепях, но ничего подобного здесь не было. Возможно, когда-то эти помещения использовались под склады или что-то в этом роде. Дрожащее пламя факела выхватывало из темноты одну и ту же картину: щербатые камни стен — пыльные, во многих местах обросшие бородой инея; замерзшие лужи на покрытом разводами полу; грязные сосульки, свисающие со сводов… И лишь в одном помещении я увидела нечто необычное. Плоская глухая стена была украшена мозаикой.

Я поднесла факел поближе. Конечно же, мозаика плохо сохранилась, многих камешков не хватало, а те, что были, поблекли под слоем грязи, и все же я отчетливо различила изображение фигуры. Фигуры, летящей по воздуху, раскинув крылья.

Неужели кому-то из нас это все-таки удалось? Мое сердце учащенно забилось, но я тут же сказала себе, что вряд ли панно воспроизводит историческое событие. Скорее это сцена из легенды или аллегория. Ведь крылатым долгое время, до самого Путнуройского Собора, изображали и самого дьявола.

Но если это и был дьявол, то не такой, каким его обычно рисуют церковные художники. Никакой злобной усмешки не было на его лице. Скорее оно было проникнуто мудрой печалью. Я приблизила факел вплотную, стараясь разглядеть получше, и в этот момент по щеке крылатого вдруг скатилась слеза.