— Очень приятно!

Кеша галантно склонился над Надей и поцеловал ей руку.

— А что у тебя с глазом? — спросил вдруг Семен Семеныч.

— Я сейчас,— бросил коротко Кеша через плечо, уже убегая от столика.

— Ты куда?

— Одну секундочку! Сейчас вернусь!

Он действительно вернулся очень скоро, неся перед собой в торжественно протянутых руках, собранных в горсть, две порции эскимо и две алые георгины. Подойдя к столику, Кеша встал навытяжку и, широко оскалив безукоризненно белые зубы, сначала вручил Наде эскимо, а детям, естественно, достались георгины. После чего, довольно потирая ладони, с видом человека, исполнившего долг, Кеша опустился на стул.

Неотрывно следивший за ним со своего поста Лёлик в отчаяньи опустил подзорную трубу и, хлопнув себя ладонью по лбу и запрокинув голову, что означало край­нюю степень возмущения, громко воскликнул:

— Идиот!!! Детям мороженое!

Кеша, конечно же, не мог слышать этого отчаянного возгласа, но идиотом он не был. Во всяком случае, если и был, то не совсем уж законченным. Потому что спохватился он достаточно быстро. А мог бы и не спохватиться. Откровенно говоря, он и раньше, в момент вручения пре­зентов, интуитивно чувствовал, что что-то здесь не так, но только не мог понять, что именно.

Он подпрыгнул на стуле так резко и неожиданно, слов­но снизу его ужалила оса. Или, может быть, в стул была вмонтирована пружина, заставившая катапультироваться незадачливого ухажера.

Итак, он исправил свою ошибку быстро, изящно и вир­туозно, так, как это было присуще только одному ему, несравненному и блестящему Кеше. Почти насильно вы­рвав мороженое из рук Нади и отобрав цветы у детей, он, скрестив вытянутые руки, перевручил подарки тем, кому они предназначались.

— Так что у тебя с глазом? — переспросил Семен Семеныч, когда Кеша, наконец, сел.

Продолжая радушно улыбаться Наде и детям, Кеша сделал вид, что не расслышал вопроса.

— Ты упал? — не отставал от друга Семен Семеныч. Больше притворяться глухим было нельзя. И Кеша, осторожно приложив ладонь к повязке, беззаботно, словно о чем-то малозначительном, сказал:

— Да ерунда. Пройдет.

Его сейчас больше волновало другое: целы ли брилли­анты и не догадывается ли о чем-нибудь Семен Семеныч. И поэтому, осторожно придвинувшись к нему, Кеша

дове­рительно спросил:

— Как твоя рука, Сеня?

— Ничего,— отозвался неохотно тот.

— Не болит?

— Не-а.

Но настырный Кеша не отставал. Придвинувшись вплотную к Горбункову, он тихо потребовал:

— Ну-ка, пошевели пальчиками...

Семен Семеныч покорно поднял здоровую правую руку и, словно пианист, выполняющий пассаж, поиграл в воздухе вытянутыми пальцами.

— Нет, не этими,— поправил его Кеша,— вот этими. И он легонько притронулся к гипсу.

— А-а-а,— протянул Семен Семеныч.

— Ну да,— обрадовался Кеша, отметив про себя ред­чайшую тупость Горбункова.

Семен Семеныч приподнял руку и исполнил Кешину просьбу.

Эх, если бы у Кеши в глазах были вмонтированы рент­геновские аппараты! Или хотя бы в одном! Увы, оставалось довольствоваться лишь наличием внешней оболочки объ­екта его пристального внимания да уповать на лучшее.

Проследив, словно внимательный доктор, как работают горбунковские пальцы, Кеша удовлетворенно сказал:

— Нормально. Пройдет.

В этот момент Танюшка вскочила со своего стула, обежала вокруг стола и вскарабкалась на Кешины колени. Он принял девочку с умиленной улыбкой и обнял ее ху­денькие плечики.

— Геннадий Петрович,— вдруг обратилась к нему На­дя.

— Да,— отозвался Кеша, машинально поглаживая Та­нюшку по шелковистым кудряшкам.

— Вы, как друг, должны повлиять на Сеню... Кеша на всякий случай неоднозначно хмыкнул.

— Он слишком легкомысленно относится к этому! Вы знаете, ведь он хотел меня обмануть...

Улыбка на Кешином лице из радушной и естественной постепенно превращалась в вымученную.

Тщательно облизав чайную ложечку, Танюшка потяну­лась вдруг к уху и доверительно шепнула:

— У папы там совсем не то, о чем он говорит! И почему-то весело засмеялась.

Тут уж стало совсем не до улыбок. Резко разогнувшись, так, что чуть не выронил девочку, Кеша единственным остекленевшим глазом посмотрел куда-то вдаль. И, уже не пытаясь сдержать дрожь в подбородке, осторожно спросил:

— А что?..

Ситуацию спасла Надя. Она перегнулась над столом и, вытянув шею в сторону Кеши, словно поверяя ему сокро­венную тайну, сообщила:

— Ведь у него там не закрытый..., а открытый перелом!

— Ух-х-х! — вырвался у Кеши вздох облегчения.

Танюшка вдруг весело чему-то рассмеялась. Кеша, по­теряв на мгновение самоконтроль, раздраженно глянул на нее и бесцеремонно столкнул с колен:

— Иди к маме.

А Вовка тем временем был занят чрезвычайно важным делом. Он сосредоточенно перекладывал кусочки мороже­ного из вазочки в широкое дуло своего нового водного пистолета. Но увлеченные беседой взрослые не обращали на него внимания.

Итак, пора было приступать к завершающему и самому важному акту инсценированной Кешей пьесы.

Он доверительно поднял загипсованную руку Горбункова и осторожно прижал ее к себе:

— Сень, давай махнем на рыбалку, а?

Семен Семеныч был завзятый рыбак, и слово «рыбалка» неизменно вызывало в нем сладостный трепет. Вот и сей­час, услышав предложение друга, он почувствовал, как сладкое тепло разлилось по всему телу, и по коже забегали мурашки. В такие мгновения с ним можно было делать все, что угодно.

Кеша, конечно же, заметил блуждание блаженной улыбки на его лице и потому, вдохновленный, продолжал:

— Соглашайся! Поедем на «Черные камни». Ты ведь помнишь, мы с тобой еще на корабле об этом говорили. Возьмем лодку, останемся там с ночевкой. Отметим ве­чернюю зорьку...

Все это было так заманчиво! Захваченный такими кра­сочными перспективами, Семен Семеныч невольно погру­жался в сладкие грезы. Ему уже виделся повисший на крючке, трепыхающийся в воздухе огромный серебристый карась. Нет, лучше щука... или окунь с розоватыми плав­никами... Но очень большой...

Он уже было собирался с радостью принять предложе­ние Кеши, но тут в его голове всплыло слово «ночевка». И он сразу же вспомнил и о своей руке, и обо всем, что с нею было связано. Его охватил непонятный страх.

— Ну же, Сеня! — все больше надвигался на него Ке­ша.— Обещаю тебе,— ты не пожалеешь! Ну?!

— Нет,— с неожиданной твердостью в голосе сказал Семен Семеныч, осторожно высвобождая из цепких Кешиных объятий тяжелую гипсовую руку.

— Но почему? — обескураженно воскликнул Кеша.

— С ночевкой не поеду...— он кивнул на руку: — Бо­юсь застудить...

— Что ты, Сеня...— начал было снова Кеша.

Не в силах все же отказаться, Семен Семеныч неожи­данно для самого себя вдруг выпалил:

— Давай с утра!

И Кеша снова издал вздох облегчения:

— Ну что ж, с утра, так с утра! Как тебе будет угодно! Значит, с утра?

— Да. С утра.

— Все! — Кеша запрокинул голову и радостно засме­ялся.

В это мгновение Вовка, начинивший, наконец, свой пистолет мороженым, решил попробовать свое изобретение в деле. Вытянув руку вперед, он тщательно прицелился, нажал на курок и выпустил прямо Кеше в нос свой сладкий заряд.

— Пух! — весело воскликнул Вовка.

Белая масса с коротким хлюпающим звуком широким блином расползлась по лицу, обдав при этом мелкими точками брызг сразу же ставшее сердитым лицо Семен Семеныча.

— Ты что делаешь? — накинулся он на сына.

Танюшка, заметив движение матери, не предвещавшее ничего хорошего, вдруг взмолилась:

— Мамочка, мамочка, он нечаянно! Давай пойдем ско­рее отсюда, я хочу покататься на каруселях!

— Извинись сейчас же перед дядей! — возмущенно за­кричала на сына Надя.

Осторожно снимая с лица липкую массу и стряхивае ее с пальцев, Кеша вдруг беззаботно рассмеялся и, коротко кивнув в сторону Вовки, отметил:

— Хороший мальчик! Так мы едем, Сеня?