— Постой-ка, Володя,— вдруг сказал Семен Семеныч. Мальчик покорно остановился.

Отец тщательно заправил за пояс светлую рубашку, поправил висящую на боку кобуру для игрушечного писто­лета.

— Вот теперь порядок,— удовлетворенно сказал он. Подошла Надя, уже разобравшаяся с Танюшкой и, нанося последний штрих в облике сына, одернула вниз и без того идеально сидевшую на нем жилетку.

Вся семья дружно и торжественно спускалась по сту­пенькам крыльца, когда совсем рядом прозвучал категори­ческий и строгий возглас Лидии Петровны:

— А я вам говорю, что наши дворы планируются не для гуляний, вам это понятно?

— Нет, не понятно,— упрямился Виктор Николае­вич.— Я хотел бы знать, для чего они планируются.

— Для эстетики!

Большой любитель справедливости, Семен Семеныч Горбунков поспешил на помощь соседу. Оставив жену и детей, он подошел к Лидии Петровне и попытался ее урезонить:

— Ну зачем вы так?!

Но, спохватившись, что не поздоровался с соседом, он повернулся к Виктору Николаевичу и вежливо сказал:

— Доброе утро!

— Доброе утро,— приветливо ответил Виктор Никола­евич и снова резко дернулся в сторону, увлекаемый мопсом.

Лидия Петровна, раздраженная неожиданным вмеша­тельством, не забывшая еще ночного инцидента со смею­щимся чертиком, как можно более строго сказала:

— Вот вы, Семен Семеныч, не заводите собаку, и у вас пока нет таких проблем. А Виктор Николаевич нарушает установленный общественный порядок!

— Но каким образом?!

— Он выгуливает своего пса в неположенном месте!

— Ну и что с этого?

— Как это что? Разве и вы не видите, что там написа­но? — и снова показала пальцем на табличку.

Полагая, что его аргумент будет железным, Семен Семеныч вежливо пояснил:

— Вот я был в Лондоне недавно... Так там, знаете, нет таких проблем. Там собаки гуляют везде, и никто им не препятствует. Знаете, почему?

Лидия Петровна, начиная терять терпение, нервно пе­редернула плечами:

— Нет, откуда мне знать!

— Потому что собака — друг человека!

Она вдруг захлебнулась от возмущения и обиды:

— Видите ли, я не знаю, как там в Лондоне... Не была... Может быть, там собака — друг человека.,. А у нас...

— Что у нас, Лидия Петровна? Разве мы не такие же люди, как везде?

— Не забывайтесь, Семен Семеныч! Конечно, не такие! Потому что у нас управдом — друг человека!

Она обиженно вздернула подбородок, резко поверну­лась и пошла прочь.

— Пап, ну пойдем, что ли? — раздался за спиной Семе­на Семеныча голос сына.

— Да-да, конечно,— отозвался Горбунков и, наскоро попрощавшись с Виктором Николаевичем, заспешил к сво­им.

Веселые и принаряженные, они торжественно вышаги­вали по набережной, время от времени останавливаясь у киосков и лотков с пирожками. Дети резвились, играя в догонялки, Надя хохотала до упаду каждой шутке мужа. Погода выдалась дивная, и оттого настроение у всех четве­рых было отменным. Ночной разговор, произошедший ми­нувшей ночью, был позабыт, словно его и не было. Из выставленных здесь и там на протяжении всей набережной больших репродукторов неслась веселая музыка.

В одном из киосков их внимание привлекла первая полоса какой-то газеты. Заголовок над статьей гласил: «КЛАД ПЕРЕДАН ГОСУДАРСТВУ». Чуть ниже с большой фотографии радостно улыбался немолодой худощавый мужчина с огромной бородавкой под левым глазом. Пробе­жав мельком статью, Надя с восхищением заметила:

— Бывают же люди! Видишь, Сеня, какой благородный человек! Нашел клад, когда копал ямку под яблоневое дерево,— больше сотни золотых монет,— и все передал государству! Простой, скромный советский гражданин!

— Да, Надя, я ему завидую,— сказал Семен Семеныч и почему-то глубоко вздохнул.

Они подошли, наконец, к небольшому прибрежному кафе. Дети с радостными воплями начали занимать места за одним из свободных столиков. Семен Семеныч накло­нился к жене и что-то тихо ей сказал. Она кивнула в ответ и показала ему куда-то рукой. Горбунков быстрым шагом направился к лестнице, ведущей в подземный обществен­ный туалет.

— Папаша! — вдруг окликнул его сзади густой раска­тистый бас.

Семен Семеныч остановился. Он стоял некоторое время не оборачиваясь, лихорадочно размышляя, кто бы это мог быть и что делать в случае нападения.

— Папаша! — повторил бас.

— А?.. Что?..—обернулся наконец Семен Семеныч. Перед ним стоял здоровенный детина. Его лицо было густо обрамлено рыжей бородой. Тусклые голубые глаза прищурены, из уколка губ свисает неприкуренная сигаре­та. В вырезе просторной зеленой майки болтается подве­шенный на простую веревку выточенный из эбонита мини­атюрный человеческий череп.

«Это конец! — подумал в панике Семен Семеныч.— Сейчас он меня затащит вниз, там пристукнет и тогда — пропали бриллианты, а может, и я сам».

— Огоньку не найдется? — спросил, наконец, детина.

Словно прикрываясь от неминуемого удара, Семен Се­меныч испуганно скрестил на груди руки. Рыжебородый бесцеремонно крутил перед самым его носом длинную цепочку, на конец которой был прикреплен какой-то мас­сивный металлический набалдашник.

— Э-э-э... А-а-а...--- промычал в ответ Горбунков. Он чувствовал, что от страха у него отнялась речь.

Детина подождал еще несколько секунд и спросил:

— Ты что, глухонемой?

— Да! — с готовностью ответил Семен Семеныч.

— Понятно,— сказал детина и, не переставая крутить перед собой цепочку, бегом спустился по лестнице.

Проследив за странным субъектом пристальным и испу­ганным взглядом, выждав, когда тот скроется в черном проеме, Семен Семеныч опрометью бросился прочь.

Он вернулся к своим, когда те уже расселись за столи­ком. Перед каждым из детей стоял стакан с лимона­дом.

— Надя, а ты чего? — спросил как ни в чем не бывало Горбунков, усаживаясь рядом с женой.

— Я тебя ждала, Сеня,— ответила Надя.

Они не подозревали, что с верхней площадки набе­режной за ними пристально наблюдают двое, разглядывая каждую деталь в подзорную трубу. То были, конечно же, Кеша и Лёлик. Один глаз у Кеши был перевязан черной повязкой, скрывавшей следы недавнего воспитательного сеанса шефа. Сидя на каменной скамье и заложив ногу на ногу, Кеша, приложив к здоровому глазу подзорную трубу, поискал фокус, затем панорамой обвел посетителей кафе. Наконец, заметив вернувшегося к своим Семен Семеныча, он передал трубу Лёлику и удовлетворенно воскликнул:

— Вот он! Жена и двое детей. Третий столик слева. Несколько секунд Лёлик разглядывал семейство Горбунковых, после чего опустил трубу и спокойно заметил:

— Лопух.

— Ну-ну, ты поосторожней! — огрызнулся Кеша.— Я ведь могу и ответить...

— Да не ты,— миролюбиво протянул Лёлик.— На этот раз не ты. Клиент твой лопух.

С первого взгляда видно. Такого мы возьмем голыми руками, без шума и пыли.

Кеша забрал у Лёлика подзорную трубу и снова прило­жил ее к глазу, словно желая удостовериться в правильно­сти лёликиной характеристики.

— Давай знаешь что? — сказал вдруг Лёлик.— Ты пригласи его на рыбалку.

— На рыбалку? — не понял Кеша.

— Ну да. На «Черные камни», как условились. С но­чевкой пригласи...

— Ты предлагаешь сделать это прямо сейчас?

— А то когда же? — удивился Лёлик.— Только не суе­тись, как это обычно у тебя бывает.

— Обижаешь, Лёлик,— попробовал было возразить Ке­ша, но Лёлик его перебил:

— Значит так: перво-наперво — детям мороженое, а его бабе — цветы. Понял?

— А как же это? — спросил Кеша, прикладывая ладонь к черной повязке на своем лице.

— Ну и что? Ты ж не кинозвезда. Или ты не знаешь, что раны украшают мужчину?

— Угу,— с горечью кивнул в ответ Кеша.— Знаю. Так что, ты говоришь, мне нужно делать?

— Ну ты и дубина! Детям — мороженое, бабе — цветы! Кеша встал и направился к лестнице.

— Смотри, не перепутай! Кутузов..,— кинул ему вдогонку Лёлик.

Увидев Кешу, Семен Семеныч искренне обрадовался:

— Кеша! Какими судьбами? Господи, какая встреча. Надя, познакомься, это Геннадий Петрович! Ну, я тебе рассказывал. Тот самый, с которым мы проплавали в одной каюте весь отпуск.