— Ну почему, почему именно я должен так страдать? — подумал с горечью Семен Семеныч.— За что мне это? Ведь я никогда в жизни не обидел даже мухи...
С улицы тем временем больше не доносилось ни единого звука, однако дьявольское наваждение не улетучивалось. Подобное состояние стало невыносимым, и от него срочно нужно было хоть как-то избавляться. Но как? Лежать до утра, боясь пошевелиться и слушать каждый шорох? Но так можно лишиться разума! И потом — насколько еще хватит сил? А если бандиты уже где-то рядом и подбираются к нему бесшумными невидимыми тенями? И что будет, если... Он отгонял от себя мысль о том, что свидетелем кровавой (а она будет кровавой — это точно!) схватки невольно станет его жена. Нет, она этого не перенесет!
А Надя мирно спала, прижавшись теплой щекой к его плечу и ничего не подозревая. Но Семен Семеныча не успокаивало тихое мерное дыхание жены, как это обычно бывало в дни волнений или служебных неприятностей. Напротив, его нервы были взвинчены до отказа.
Лежать больше становилось невмоготу. Осторожно, чтобы ненароком не разбудить жену, Семен Семеныч высвободил из-под ее головы свою горемычную руку, нежно укрыл Надю одеялом, встал с кровати и крадучись пошел к балкону. Он выглянул наружу не сразу, постояв еще за шторой и чутко прислушиваясь. Ему ответила прежняя тишина. Собрав все свое мужество, он сделал шаг вперед. Ступив голой пяткой на охлажденную за ночь плитку, которой был выстлан пол на балконе, он чуть не вскрикнул от неожиданности, но, опомнившись, решился на второй шаг. Там, внизу, недалеко от их подъезда стояла мирно припаркованная к тротуару машина. Возле нее никого не было.
«Боже, какой же я болван! — как и обычно при сознании, что оплошал, мысленно хлопнул себя по лбу Семен Семеныч.— Это же Ромкина машина. Он вечно шастает на ней по ночам и поздно возвращается. Еще перед моим отъездом Нина Пантелеевна, его мать, жаловалась на него и говорила, что он плохо закончит». Ромка жил в соседнем подъезде. Повернув голову, Горбунков увидел ярко освещенное окно его комнаты.
Немного успокоившись, Семен Семеныч вернулся в спальню, не забыв, однако, плотно прикрыть балконную дверь и наглухо задернуть штору. В ушах больше не звенело. Но он понимал, что теперь ему уж точно не заснуть. Все еще бешено колотилось сердце и дрожали коленки.
«Наверное, нужно выпить что-нибудь успокоительное,— подумал Семен Семеныч.— Интересно, где Надя держит лекарства? »
Он повернулся к спящей жене и уже открыл было рот, чтобы спросить, но вовремя опомнился.
«Зачем ее тревожить? — пронеслось в голове.— Снова начнет волноваться, а что я ей объясню? Нет, пускай спит, я и сам найду».
Тихонько подойдя к кровати, он засунул ноги в тапочки и поплелся на кухню.
По-прежнему ярко светила луна, все предметы были хорошо различимы, и Семен Семеныч, не включая лампу, сразу прошел к шкафчику, в котором, по его представлению, должны были храниться медикаменты. Открыв узкую белую дверцу, он начал шарить глазами по полкам. Взяв в руки один из небольших стеклянных пузырьков, он поднес его. к глазам и с трудом прочитал этикетку. То была уксусная эссенция. Поставив на место бутылочку, он продолжил поиски.
Здесь было все, что обычно стоит в шкафчиках у радетельных хозяек: соль, перец, чай, сахар, пшено, макароны и другие не менее необходимые продукты. Семен Семеныч неторопливо переставлял с места на место коробочку за коробочкой, баночку за баночкой, пакетик за пакетиком. В какой-то момент его рука в полутьме задела и едва не повалила на пол бутылку, которая была повыше остальных. Он подхватил ее и собирался поставить на место, но, взглянув на этикетку, задумался. То была початая бутылка коньяка. Он вспомнил, что сам откупорил ее перед отъездом, когда к нему пришел попрощаться давний приятель. Они тогда выпили по рюмочке, и бутылка мирно отправилась на прежнее место.
«А что, если...— пронеслась пока еще неясная мысль.— Нервы успокаивает... Где это я недавно слышал об этом?»
Он вспомнил слова капитана корабля и его полезный совет.
«Выпью, пожалуй, рюмочку. Всего одну,— сказал сам себе Горбунков и открыл шкаф, в котором стояли рюмки.— В такой ситуации лучшего лекарства не придумать. Может быть, после этого мне удастся заснуть».
Выставив небольшую хрустальную рюмку на стол, он наполнил ее янтарной жидкостью. Однако бутылку почему-то сразу убирать не стал. Присев на табурет и подумав еще несколько секунд, он осторожно взялся кончиками пальцев за высокую граненую ножку рюмки.
«Вот сейчас выпью капельку и пойду спать»,— снова подумал он и поднес рюмку ко рту.
В нос ударил резкий запах коньяка. Семен Семеныч поморщился, но отступать было поздно.
Внезапно его ослепил яркий свет зажженной лампы. Семен Семеныч от неожиданности чуть не выплеснул коньяк на себя. _
На пороге кухни стояла Надя. Накинув на плечи цветастый домашний халат, она зябко поежилась и со страхом и удивлением смотрела на мужа. Постепенно удивление в ее глазах переросло в ужас.
— А, Надя... это ты...— только и смог произнести застигнутый врасплох Горбунков.
— Сеня! — в отчаянии прошептала она.— Сеня, что ты здесь делаешь?
— А в чем дело? — невинно спросил он.
— Сеня, что с тобой? Он пожал плечами:
— Да ничего особенного, Надюша. Не спится что-то. Наверное, переутомился с дороги.
Она нетвердым шагом, словно находилась в полуобморочном состоянии, пересекла кухню и приблизилась вплотную к Семену Семенычу. Он так и оставался стоять на прежнем месте с поднятой рюмкой.
Подойдя вплотную, Надя долго и пристально вглядывалась в его лицо. Перепуганный насмерть Семен Семеныч также не мог найти в себе силы, чтобы отвести взгляд от ее глаз. Наконец, она с горечью спросила:
— Сеня, ты начал пить? Но почему? Ведь я всегда так гордилась тем, что мой муж непьющий, когда крутом все так много пьют.
— Что ты, Надюша! — воскликнул Горбунков.— Как ты могла подумать?
— Что уж тут думать,— со слезами в голосе сказала Надя и покачала головой.— Все ясно и так.
Но тут Семен Семеныч удачно нашелся. Или, во всяком случае, так ему показалось. Неожиданно улыбнувшись, он приподнял рюмку повыше, словно произнося тост, и сказал:
— Врачи рекомендуют... В качестве снотворного. «Для дома, для семьи».:. В «НЕДЕЛЕ»... Читала?
Решив, что проблема снята, он поднес снова рюмку ко рту, но жена властным жестом остановила его, положив теплую ладонь на кисть его руки. Горбунков покорно опустил рюмку на стол, так и оставшись стоять перед нею в растерянности.
Надя опустила глаза и тихо приказала:
— Сядь!
Он сел. Она пододвинула второй табурет и присела возле него. Проникновенно и грустно глядя на мужа, Надя неожиданно спросила:
— Скажи, что у тебя все-таки с рукой? Опершись локтями о стол, Семен Семеныч скрестил пальцы и привычно пробубнил:
— Поскользнулся. Упал. Закрытый перелом. Потерял сознание. Очнулся — гипс...
— Это я уже слышала,— нетерпеливо перебила его Надя.— А теперь я хочу знать правду.
— Какую правду? — насторожился Семен Семеныч. Она снова легонько прикоснулась к его руке:
— Не надо меня щадить, Сеня. Повторяю: я хочу знать правду.
— Но ты ее уже знаешь... Неожиданно она повысила голос:
— Говори, что у тебя с рукой? Однако Семен Семеныч не сдавался:
— Вот я и говорю: шел по улице. Поскользнулся. Упал. Закрытый пере...
Он запнулся, заметив необычное выражение ее глаз. Но, почти сразу же подавив растерянность, неловко поднял кверху правую руку и, словно ставя последнюю точку в разговоре, сказал:
— Ну... вот и все.
Спасительная рюмка все еще стояла на столе, и он снова потянулся к ней рукою. Однако жена и на этот раз решительно пресекла его жест. Осторожно отодвинув рюмку, она укоризненно покачала головой:
— Не умеешь ты врать, Сеня!
Он беспомощно вздохнул и уставился глазами куда-то в угол, где стояли под раковиной пустые баночки из-под сметаны. Но очередное заявление жены неожиданно ошеломило почти уж было успокоившегося Горбункова:
