Он поднимается и выходит, забрав с собой часть персонала, я смотрю на держащегося из последних сил Эрика и подзываю слугу.

- Передайте мои извинения лорду Табору. Моя жена, надеюсь, в состоянии побыть при Лерое, а у меня, - коротко глянув на Эрика, - есть неотложные дела.

Судя по виду, мажордом наглядно представляет себе процесс сдирания кожи с барраярца и варки оного в кипящем масле и счастлив тому обстоятельству, что обе этих процедуры произойдут в другом доме.

- И отдайте распоряжение сообщать мне о состоянии сына каждые полчаса, - заканчиваю я. Слуга кивает, я оборачиваюсь к оставшимся в комнате полицейским. - Теперь мы можем уезжать?

Я не успеваю прикусить язык, и это "мы" срывается ужасающей недвусмысленностью. Надо полагать, слух о том, как Эйри оставил в чужом доме жену и раненого сына, а сам уехал почивать с любовником, который и есть несостоявшийся убийца, прибавится к прочим весьма скоро.

- Младший? - командую я.

- Да, мой лорд? - отзывается Эрик, послушно и незамедлительно поднимаясь.

- Домой, - отрывисто приказываю.

Охранник выходит вслед за ним, что-то бормоча в комм. Через минуту к нему присоединяется второй, и теперь нас сопровождают двое типов примечательно накачанного вида и с абсолютно незапоминающимися лицами. В машине Эрик сидит напротив меня между ними; мы, разумеется, молчим, связанные чужим присутствием, и я могу только не сводить глаз с резкого лица, оттененного усталостью и тревогой.

Кайрел, встречающий нас, с изумлением наблюдает за происходящим, получает краткие объяснения - с молодым господином несчастный случай, леди осталась с ним, а охранникам явно не помешает ужин, - и безуспешно пытается сохранить на лице корректное выражение.

Закончив с абсолютно необходимыми разъяснениями, я поворачиваюсь к охране. Никогда еще в доме Эйри не было чужих в подобном качестве, и я представления не имею о том, как себя с ними вести.

- Господа, снизойдите до объяснения своих обязанностей, - прошу я. - Вы должны осмотреть дом на предмет путей гипотетического побега, не спускать с моего младшего глаз или что?

Тот из двоих, который повыше, коротко усмехается.

- Милорд, обычная процедура такова: задержанного обыскивают на предмет оружия и иных опасных предметов, средств связи, химических препаратов, а затем размещают в заранее проверенном помещении, откуда он не в состоянии выбраться.

- Раз так, давайте покончим с этим побыстрее, - решаю я, поддавшись усталости. Поднявшись по лестнице к своим комнатам, открываю дверь и предлагаю войти, но охранники неожиданно отказываются.

- Вы полагаете нас такими невежами, лорд, что мы и вправду станем перетряхивать ваши личные покои в поисках каждой острой булавки? - озвучивает свои мысли тот же полицейский. Достойная трезвость ума и воспитанность для человека простого происхождения. - Это шеф считает, что ваш Форберг смертельно опасен. А я так думаю, он не дурак и понимает: вы - единственный, кто стоит между ним и приговором.

Высказавшись подобным образом, он обращается к Эрику, причем довольно добродушно:

- Тебе может прийти в голову напасть на своего благодетеля, барраярец?

Эрик усмехается и отвечает со всей возможной твердостью.

- Никогда.

- Этаж здесь третий, на окна я поставлю датчики, если милорд не возражает, - подытоживает охранник, - так что сбежать ему некуда. И будем считать, что ваш страшный преступник сидит в подземелье на цепи. А цепью, лорд Эйри, будет ваше собственное обещание, что он ничего не натворит.

Я не могу не уважать этого низшего.

- В каком вы чине? - интересуюсь, пропуская Эрика в дверь своих покоев.

Полицейский щелкает себя по нашивкам на рукаве и усмехается, полушутливо разведя руками.

- Старший патрульный, милорд, всего-то.

- Поменять бы вас местами с вашим начальством, - в открытую мечтаю я. - Толку было бы не в пример больше. Ставьте свои датчики, господин старший патрульный, и дадим друг другу возможность отдохнуть. Спокойного вам дежурства.

Оставшись, наконец, без посторонних глаз, я прохожусь по комнате, заглядываю в бар, захлопываю дверцы, так и не выбрав напитка. Разговор должен состояться, и я, а не Эрик, должен его начать, но это болезненно тяжело.

Хватит тянуть время, легче не станет, решаю, устав от собственной трусости.

- Ты этого не делал, - вернувшись к Эрику и усевшись в кресло напротив, говорю, смешав в интонации утверждение и вопрос. И со страхом ожидаю ответа.

- Не делал, - кивает любовник. Голос у него спокоен и чуть заторможен. - Могу поклясться всем, что у меня есть.

А ведь он держится из последних сил. Мысль отдается в теле всплеском жалости и уважения, сплетенных в странном симбиозе.

- Налить тебе чего-нибудь? - спрашиваю я, припомнив давнишний способ Эрика приходить в себя после стресса.

- Не нужно, - отвечает он, зябко потирая кисти. - Я что-то пил на балу, и если смешаю, то боюсь выключиться. Ты сейчас поедешь к Лерою?

- Смысл? - кривлюсь. Мальчик сейчас спит, сообщения о его состоянии должны поступать на комм исправно. - Потерплю до утра. Нужно сообщить Нару, но мне жаль его будить.

- Что с ним сейчас? - тоскливо спрашивает Эрик, не уточняя, с кем именно.

- Без изменений, - автоматически сверившись с коммом, говорю я. - Еще может быть масса неприятностей, но операцию он пережил и кровопотерю - тоже.

Осторожное облегчение на угловатом лице проявляется незамедлительно, и так же быстро исчезает.

- А мы... со мной что теперь? - не глядя на меня, уточняет Эрик. Словно не знает, чего от меня ожидать. И, признаться, я на миг задумываюсь о том, что ждало бы меня, окажись я в том же положении на Барраяре.

- А тебя мы будем вытаскивать, - стараясь говорить спокойно, отвечаю, - искать ту мразь, что разыграла весь этот спектакль с тобой в главной роли. Или, - не выдерживаю, - ты ожидал другого?

- Даже если не я это сделал, получается, ударили его все равно из-за меня? - размышляет Эрик. - Я бы не удивился, если...

В повисшей паузе читается все. "Если бы ты, Иллуми Эйри, испугался за своего ребенка так, что разделался со мной под горячую руку."

- Если мы сейчас примемся выяснять, из-за кого ударили Лери, - невесело усмехнувшись, обрисовываю я свою позицию, - то увязнем в вероятностях. Может, это из-за моих денег, а может, из-за его будущего, кто может сказать наверняка? Я тебе буду благодарен, если не станешь считать меня всепрощенцем. Если бы ты был виновен...

Я недоговариваю. Только угроз сейчас и не хватало. Но в комнате словно темнеет на мгновение, а Эрик морщится.

- Если бы я убил кого-то в ответ на оскорбление, - резко отвечает он, - то признался бы сразу. Иначе его не смоешь.

Повисает тягостная тишина.

- Это я так, - помолчав, добавляет Эрик. - Я не убиваю детей. Но ты... поступай, как сам решишь. Я не хочу, чтобы от меня тебе были неприятности.

Вот что он имеет в виду? Что я ему ничего не должен, и если сейчас долг призывает меня одновременно к защите сына и чужака, то выбор должен быть очевиден, а Эрик его поддержит и поймет?

Слов у меня нет, по крайней мере, пристойных.

- Ты мне выдаешь карт-бланш? - уточняю я, не веря собственным ушам. - Знаешь, что охранник ни словом не погрешил против истины: между тобой и приговором - только я, и все равно говоришь мне: занимайся, мол, Старший Эйри, своими делами, а на меня не оборачивайся?

- Я не женщина и не ребенок, которых следует защищать любой ценою, - кивает Эрик. - Так что выдаю. Знаешь, как говорится... делай что должно и будь что будет. Я в жизни и не такие передряги переживал.