Ненавижу? Неужели это ненависть к виновникам моего несчастья таится в глубине рассудка и шумит в висках биением крови?

- Ты наследник, и ты в своем праве, - отвечает наставительно моя нежная супруга. - А барраярец теперь под надежной охраной; он больше не станет оскорблять наш дом своим присутствием.

- Отец не сможет его убить, даже поверив мне, правда? - негромко спрашивает Лерой. Что это, неужели забота? Какая ядовитая ирония.

- Это было бы наилучшим выходом, милосердным и быстрым и восстанавливающим честь нашей семьи в чужих глазах, - недовольно отвечает Кинти, - но боюсь, что он этого не сделает.

- Мы почти ничего не выиграли: теперь еще, чего доброго, скажут, что отец настолько сумасшедший, что и решение Небес ему безразлично, - задумчиво комментирует Лери.

"Мы". "Не выиграли". Значит, Кинти не была доброжелательным посредником между сыном и отцом как утверждала, и эти двое играли по расписанным ролям, добиваясь... чего?

- Небеса обязали нас принять решение вместе, сын, - твердо говорит Кинти. Кошка над глупым мышонком. - И его мелкие слабости не дождутся у меня снисхождения, если он по-прежнему будет ставить под удар семью. В противном случае мы можем проявить милость к барраярцу. Меня не он волнует, а Иллуми. Чем быстрее он выбросит это существо из головы, тем быстрее я уверюсь, что в семью вернулся Старший.

Именно в этот момент я понимаю, чего хочу. Так ясно и четко, словно кто-то развеял туман и пером прорисовал мне путь.

Я вхожу в гостиную, ощущая поразительное, стеклянно-твердое спокойствие. Здороваюсь и сажусь, предоставляя Кинти и Лерою возможность начать разговор первыми.

- Я рада видеть тебя в здравии, супруг, - произносит Кинти спокойно, - ведь Небесные обязали нас к важному решению, для которого понадобятся силы тела и разума.

Жена смотрит на меня испытующе, и я отвечаю ей равнодушным взглядом. Мне и без успокоительного в крови уже давно безразличны и ее желания, и недовольство; мне есть за кого бояться и есть о ком тосковать.

- Это верно, - соглашаюсь я с тем же спокойствием.

Где-то теперь мое жгучее барраярское солнце, неужели навсегда скрылось? Не верится. Так, говорят, болит отрезанная рука.

- Мы все заплатили дорогую цену, чтобы убедить тебя в правильности обвинения, - продолжает Кинти, - но теперь я прошу тебя скорее забыть прежние разногласия и прийти к общему решению. Иначе, окажись мы настолько неразумны, чтобы продемонстрировать раздор в семье по столь ничтожному поводу, Небесный суд сделает это за нас.

Я чувствую, как мои собственные губы кривятся в улыбке. Словно кто-то тянет за невидимые нити, вынуждая лицо принять должное выражение.

- Если едва не случившаяся смерть наследника кажется тебе поводом ничтожным и мелким, так тому и быть, - не удержавшись от насмешки, говорю я. - Что ты от меня потребуешь?

Кинти морщится и делает охранительный знак. - Смерть уже миновала нашего сына, теперь надо решить насчет воздаяния тому, кто чуть не стал ее виновником. Ты знаешь, чего требует закон.

- Чего угодно, - пожав плечами, отвечаю я, - от казни до ссылки.

- О ссылке говорится лишь в случае смягчающих обстоятельств, - поправляет она холодно, - если преступник слишком юн или стар, болен, находился в помрачении рассудка, совершил ужасное непредумышленно или под чужим давлением. Неужели я должна напоминать тебе очевидное?

Я вызываю слугу и прошу принести холодного чаю.

- Все, что ты должна, - отвечаю спокойно, когда низший покидает комнату, - это ответить, какое наказание для Эрика сочла справедливым. Пока я не слышу ничего более внятного, чем угрозы. В чем дело, Кинти? На суде ты не страдала косноязычием.

Кинти усмехается. - Я тебе угрожала? Супруг, я всего лишь помогла тебе справиться с рассеянностью и припомнить вещи очевидные, но почему-то от тебя ускользнувшие... Что ж. Было бы справедливо, чтобы несостоявшемуся убийце - уступив чести нашего имени, которого он носит, - был бы предоставлен выбор между благородной смертью и пожизненным низведением до статуса слуги.

Как я и предполагал. Моя милосердная жена предлагает невиновному смерть или необратимую генную модификацию, видимое всякому клеймо.

- Наш сын с тобою, надо полагать, согласен? - растягивая нездоровое удовольствие, спрашиваю я. Мальчишка дергается; поделом.

- Если его признали виновным публично, - бросает он, - пусть и накажут по закону. Большего я не хочу; чтобы смыть с семьи позор, этого хватит.

- О, да, - замечаю я, отпивая освежающего настоя и затягивая паузу до невыносимого.

- Так ты согласен? - Кинти облегченно улыбается. - Я рада, что мы решили это без споров, Иллуми.

- Я подожду с согласием либо отрицанием до тех пор, пока не услышу всего, - отвечаю коротко.

- Мне нет нужды просить большего, если ты согласен на главное, - пожимает точеными плечами жена. - Остальное - семейные дела, которые мы успеем решить как обычно.

- Да, действительно, - с равнодушным видом отвечаю я, ставя чашку. - Поступайте как вам будет угодно, родичи... и, утолив свою месть, - тут я наконец позволяю себе усмехнуться, - помните, кто ваш Старший.

- Тот, кто обязан эту месть исполнить, - кивает Кинти. - Решение за нами обоими, а деяние в твоих руках.

- Увы, - качаю головой. Сейчас их обоих ждет сюрприз. - Никто и ничто не сможет заставить меня убить того, кто недостижим. Как это обидно, не правда ли?

- Если это ирония, - колко отвечает Кинти, - то она недоступна для моего бедного ума. Что ты имеешь в виду?

- Что сложно казнить утекшую сквозь пальцы воду. - И радость от того, что Эрик спасся, смешивается с горечью того, что я его лишился. - Предвосхищая твой праведный гнев - я не помогал ему бежать.

- Бежать?! - Лерой пытается резко приподняться, но Кинти останавливает и его движение, и возмущенный возглас мановением руки.

- Хочешь сказать, что твой драгоценный барраярский убийца спокойно скрылся? - медленно и напряженно переспрашивает бледная от гнева жена. - А ты сидишь и беспечно пьешь чай вместо того, чтобы послать охрану по его следам? Как ты это допустил?

- Увы, он выстрелил в меня из парализатора, - усмехаюсь, глядя ей в глаза. - Когда я пришел в себя, то потребовал у Дерреса разыскать его немедля.

- И это было... - в голосе Кинти лед переплавляется в замороженную сталь.

- У меня нет привычки замечать время с точностью до минуты, - демонстративно пожимаю плечами. - Около полусуток тому назад; поиск пока не дал результатов. Впрочем, ты можешь удостовериться в правдивости моих слов лично - осмотри дом, ведь он и твой тоже.

"Пока что" я добавляю одними губами.

Но Кинти слышит. А может, читает по губам.

- Если ты хочешь со мною расстаться, - заявляет она с великолепным презрением, - тебе не стоит заявлять об этом с небрежностью, словно ты просишь передать чашечку чая. Нас связывает генетический контракт, не разрываемый мановением руки по пустой прихоти.

- Я подумываю о разводе, - киваю я. Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем никогда более не видеть ни ее, ни наследника, но так дела семьи, увы, не решаются.

Кинти качает головой. - Даже так? Тогда помни одно. Я не держусь за этот брак превыше богатств земных, но требую от тебя, чтобы ты даже не заговаривал о разводе, пока не будет закрыто дело, которое ты сам перед Небесными и начал. Если теперь мы признаемся Высокому суду, что барраярец бежал, ты не способен исполнить должное, а наши с тобой отношения разорваны, заплатит за это твой клан.

- Включая всех его членов, - парирую я, хотя понимаю, что сейчас Кинти права. И моего самоконтроля, к счастью, хватит на то, чтобы не устраивать себе большие неприятности из желания создать кому-то малые.