Учитывая важность и секретность производимых работ, считаю необходимым пресечь их деятельность, идущую во вред нашему рабоче-крестьянскому государству….».
Презрение к окружавшим его хамам выходило на бумагу легко. Слова словно сами срывались с кончика стального пера и складывались в обвинительный приговор.
Закончив, профессор перечитал написанное и остался доволен. Почти. Чего-то все-таки не хватало. Написать, что готовят покушение на Сталина? Нет. Не поверят. Они же спасители сатрапа. Нужно что-то полегче… Ага! Вот!
Поискав глазами место, вставил:
-..элементы зазнайства и шапкозакидательства…
Вот теперь все было на своих местах. Немножко подумав и перебрав десяток казенных оборотов, ухмыльнувшись, закончил:
- С коммунистическим приветом!
Доброжелатель.
С сознанием честно выполненного дела он переписал донос набело и с конвертом за пазухой вышел в город.
После возвращения к прежней ипостаси к нему вернулись и прежние привычки. Он старался их не афишировать, берегся, но время от времени давал себе потачку.
Чтоб «товарищи» не мешали размышлять о том, что делать дальше, профессор повадился ходить в городской сквер и бродить там туда-обратно. Польза от этого была двойная – никто из товарищей на глаза не попадался и он мог даже разговаривать сам с собой и чувствовать себя не товарищем, а господином профессором.
Изредка навстречу попадались такие же любители свежего воздуха, явно из бывших, кто-то даже пытался раскланиваться, но он из осторожности не отвечал - мало ли провокаторов - а предпочитал отмалчиваться и думать. Подумать было над чем. Надо сказать, что чувствовал себя несколько подавленным грандиозностью поставленной перед собой задачи – свернуть Лунную программу большевиков!
Свернуть-то надо, только вот как и чем?
Ну, хорошо… Взорвет он двигатель. Раз и еще раз. Но это не может быть вечным. Рано или поздно его отстранят, как не оправдавшего доверия Партии и Правительства и поставят кого-нибудь другого. К тому же вполне вероятно, что при той тяге большевиков к засекречиванию всего и вся, где-то такую же работу ведет еще один коллектив. И тогда всему конец. Большевики обгонят Запад.
Нужна помощь. Только где её взять посреди Страны Советов?
Он покачал головой. Нет. Тут помощи не дождаться. Остается только один путь - сбежать отсюда. Сбежать на Запад, к своим. А как? Это легко сказать… Хотя, положим, все же это вполне реально – ведь испытательные полеты проходят два-три раза в неделю. В воздух он поднимется, и что дальше?
Пусковая площадка прикрывалась с воздуха несколькими аэропланами, которые наверняка вмешаются в события, как бы те не повернулись. Конечно, от них можно попробовать оторваться, но это лишний риск. Годится только на самый крайний случай. Лучше уж пока есть время, придумать что-нибудь менее опасное…
А потом? Потом-то куда? В Париж? Или в Нью-Йорк?
Он гулял, позволяя мыслям роиться в голове, и ждал, когда там сам собой сложится приличный план, что под силу исполнить одному человеку. Но в голове составлялись самые нелепые комбинации в духе графа Монтекристо – с переодеваниями, фальшивыми документами, накладными бородами, двойниками…. Иногда выходило смешно.
Фантазии овладевали им, унося из совдепии…
- Здравствуйте, профессор.
Голос прозвучал сзади. Знакомый голос…
Профессор медленно обернулся. Человека, которого он увидел, не должно было быть в Советской России. Тот факт, что он все-таки здесь настолько ошеломил его, что он не ответил.
План, что мозаикой кружился в голове, получил, наконец, недостающий кусок и собрался в единую картину. Он перестал быть химерой и стал планом. Ища в нем изъяны, он продолжал молчать.
- Профессор Вохербрум, если не ошибаюсь?
Владимир Валентинович не оправившись от нахлынувших чувств, молчал.
- Вы профессор Вохербрум? -повторил нездешний человек, опуская руку в карман полушубка.
Профессор прокашлялся, освобождая заполненное немецкой сентиментальностью горло.
- Ошибаетесь, князь.. Я уже неделя как профессор Кравченко….
- Слава Богу, - выдохнул князь и прижал товарища к груди.- Вам не кажется, что вы тут загостились?
Они троекратно, как это водилось на Святой Руси, поцеловались и только после этого профессор ответил:
- Кажется… Только дня на три четыре нам придется еще подзадержаться.
… С утра профессора распирало чувство совершенно детской гордости. Что-то подобное он испытывал, когда в гимназические годы удавалось поставить какому-нибудь оболтусу мат в три хода. Вроде бы и нечем гордиться, а всё-таки…
Наручные часы – наградные, от наркома тяжелой промышленности! – отсчитывали последние минуты его пребывания в СССР.
Пришло время уходить, и он, конечно, уйдет. Но не тайно!
О! Он уйдет в отсюда в громе и грохоте славы! Спасибо князюшке, помог. Не зря ведь готовились почти неделю.
«Красный Первомай» заправлен, все готово. Осталось напоследок порадовать себя - посмотреть, что случится с «товарищами», что прибудут на площадку с минуты на минуту. Как удачно все сложилось! Одним махом решились все вопросы!
Легковесная громада «Степана Разина» уже висела над ангарами. Дирижабль продавился сквозь низкие облака и вцепился в причальную мачту…
Много дел впереди… С Лунной программой, пожалуй, все ясно. Если он её и не остановит, но задержит основательно. Но это все так сказать «изнутри». Эту проблему и «извне» нужно будет порешать, а для этого следует вернуть цивилизованным странам «Святую Русь»! Это и станет окончательным решением проблемы лунного золота. Например с помощью станции можно будет сплавить все большевистское золото и зарыть где-нибудь поглубже или спихнуть в океан… Да и не в одиночку, а вместе с цивилизованными нациями. Топчутся на одном месте робкие европейцы, никак не решатся на яркие дела, только скребутся по границам СССР. Боятся большевистского каналокопателя. Ничего… Они с этим быстро покончат. Уж кто-кто, а он-то точно знает, что аппарат господина Иоффе на станции не работает. Теперь она не более чем кусок металла, заброшенный в небо.
Пока!
Большевики отчего-то не учитывают, что подобные аппараты есть у французов и у американцев. А это значит, что починить оборудование могут не только они. Вот он настоящий выбор – от кого России будет больше пользы?
Немного нервничая от затянувшегося ожидания, профессор прошелся вдоль забора и обратно. Дирижабль почти коснулся земли.
Американцы или французы? Франция или САСШ?
С одной стороны Париж –там товарищи по борьбе. С другой американская деловая хватка. С одной стороны близость к России, а с другой – уже готовые ракеты мистера Годдарда и деньги миллионера Вандербильта.. Что выбрать?
Он поднял голову. Дирижабль вздрагивал. Канаты тянули его к земле рывками, преодолевая желание летучего газа махнуть прямо к Солнцу.
Князь из каких-то политических соображений настаивал на Париже, но профессор хотя и признавал дисциплину, считал, что лучше разбирается в ситуации. В прошлый-то раз французы с ними и разговаривать не захотели. Американский президент, впрочем, тоже, но там, в Америке, есть хотя бы один здравомыслящий человек – господин Вандербильт. Дважды Богом поцелованный – и миллионер, и здравомыслящий политик. Этот-то все верно понимает…
Ну когда же они выйдут?
К дирижаблю, уже распластавшемуся на снегу, не спеша, шли двое в кожанках. Начальник особого отдела с заместителем. Отставая метров на триста, их догонял автомобиль.
Отбросив мысли о президентах и миллионерах, профессор отдался мыслям о мести, но и на них почти не осталось времени.
Минутная стрелка неуклонно приближалась к двенадцати.
Он торопил время переводя взгляд с циферблата на дирижабль и обратно.
Вот особисты подошли к тамбуру.
Пятьдесят секунд.
Вот показался экипаж. Люди идут неторопливо, радуясь первым шагам по земле.
Тридцать семь секунд.
Голова особиста вертится, выискивая в толпе сходящих нужных людей. Вот! Нашел!
