Десятилетним мальчишкой я вбил себе в голову, что непременно стану писателем. Если бы я в детстве мыслил так, как сейчас, то мне уже тогда было бы ясно, что жизнь не раз вывернет меня наизнанку. А что значило быть в такой тогда отсталой капиталистической стране, как Турция, писателем, и к тому же человеку из семьи, в которой никто не умел вовсе писать и читать!
Мой отец, как и всякий отец, думающий о будущем своего ребенка, говорил: «Выброси из головы ты это писательство, займись настоящим делом, которое тебя прокормит». Увы, я не внял его совету!
Мне часто не удавалось делать то, что я хотел, и я не хотел делать то, что приходилось делать. Я намеревался стать писателем, но надел военную форму. Вместо пера мне дали в руки оружие. В те времена только в военных училищах дети из бедных семей могли учиться бесплатно. Я поступил в училище, и с той поры начались мои неудачи.
В 1934 году вышел закон, по которому каждый турок должен был принять фамилию[29] . Граждане были свободны в своем выборе, и тут-то всплыло наружу все скрытое, темное, низменное. Самые большие скряги выбрали себе фамилию «Щедрые», самые большие трусы стали зваться «Отважными», отъявленные лентяи – «Прилежными». Один школьный учитель, который умел лишь подписываться под письмом, написанным другим, избрал фамилию «Ловкий».
Что касается меня, то мне не досталось красивой фамилии, которой я мог бы кичиться, и я взял себе фамилию «Несин» («Что есть ты»). Я надеялся, что, когда люди будут обращаться ко мне по фамилии, я стану задумываться над тем, кто я и что я.
В 1937 году я был произведен в офицеры и решил, что стал почти Наполеоном. Каждый молодой офицер в душе мнит себя Наполеоном. Кое у кого эта болезненная мнительность остается на всю жизнь. Вообще-то чем быстрее отделываешься от нее, тем лучше, ибо болезнь эта опасна и заразна. Ее симптомы: пострадавшие грезят о победах Наполеона, но забывают о его поражениях. Заложив правую руку между пуговицами кителя, они наносят карандашом на карту разящие красные стрелы, в пять минут покоряют весь мир. Бредовые мысли, которые томят их горячие головы, накаляют окружающую атмосферу. Болезнь имеет и осложнения. Среди больных наиболее опасны те, кто мнит себя Тимуром, Чингисханом, Аттилой, Ганнибалом, Мольтке и – есть и такие – Гитлером.
В двадцать три года я, новоиспеченный офицер, тоже по нескольку раз в день завоевывал мир, елозя по карте с красным карандашом в руке. Моя болезнь длилась только год-полтора и, к счастью, не имела никаких осложнений.
Еще в армии я начал писать рассказы. В те времена на военных, выступающих в печати, смотрели косо. Мне пришлось свои рассказы подписывать именем отца – Азиз. Этот псевдоним покрыл мое настоящее имя, Нусрет Несин забылся, я стал известен как Азиз Несин.
Подобно многим, я начинал со стихов. Как-то Назым Хикмет посоветовал мне не тратить время на это занятие, потому что стихи мои никудышные. «Пиши рассказы и романы», – сказал он. Я по молодости лет решил, что Назым Хикмет завидует мне. Теперь я отвечаю тем, кто меня спрашивает, почему я перестал писать стихи: «В Турции стихотворством не проживешь». Но, по правде говоря, поэзией не занимаюсь только потому, что очень уважаю этот вид литературного творчества. Если кто-нибудь еще и помнит мои стихи, то, поверьте, лишь потому, что они были подписаны женским именем. На эту «бедную женщину» в свое время обрушилась лавина любовных писем.
Когда я закончил свой первый рассказ (я полагал, что читатели будут проливать над ним слезы) и принес его в журнал, редактор, человек очень недалекий, вместо того чтобы плакать, залился веселым смехом и проговорил: «Молодец… Прекрасно. Пиши еще такие рассказы и приноси нам…»
Именно с того времени началось мое разочарование, которое не покидает меня всю жизнь. Я ждал, что люди будут плакать, читая мои рассказы, а они смеялись. Даже теперь, когда я стал известен как юморист, я не могу объяснить, что такое юмор. Я научился смешить, создавая грустные рассказы. Меня очень часто спрашивают, как рождается юмористическое произведение. Уж не хотят ли таким образом выпытать у меня рецепт, заполучить готовые таблетки? Исходя из своего опыта, я могу с полной ответственностью заявить: юмор – нешуточное дело.
Когда газета «Тан», где мне довелось сотрудничать в 1945 году, по подстрекательству властей была разгромлена толпой реакционеров, я лишился заработка. Я долго не мог найти работы. Рассказы, подписанные именем «Азиз Неспн», никто не брал. В те дни я писал для газет и журналов, пользуясь больше чем двумястами псевдонимами. Сочинял передовицы, фельетоны, репортажи, полицейские и любовные романы, рассказы. Брался за какие угодно жанры. Когда же владельцы газет узнавали меня, придумывал себе новое имя.
Из-за этих псевдонимов произошла большая путаница. К примеру, соединив имена дочери и сына «Оя Атеш», я опубликовал книгу детских рассказов. Их декламировали на утренниках почти во всех начальных школах. И никто не знал, что автор книги не женщина Оя, а мужчина по имени Азиз Несин. Один свой рассказ я подписал французским именем, и он был включен в антологию юмористов мира как рассказ французского автора. А другой мой рассказ, под которым стояло китайское имя, был опубликован как перевод с китайского…
В перерыве между сочинением рассказов я, чтобы как-то прожить, был бакалейщиком, лоточником, счетным работником, продавцом газет, фотографом, но ни на одном из этих поприщ не преуспел.
Своими рассказами я заработал себе пять с половиной лет тюрьмы. Причем полгода жизни стоил мне король Египта Фарук. Король Фарук обвинил меня в том, что я оскорбил его особу в одном из своих рассказов, и при содействии своего посла в Анкаре упек под суд.
У меня двое детей от первого брака и двое от второго.
Первый раз я был обручен под скрещенными саблями моих товарищей-офицеров и под звуки танго «Компарасита». Второй раз обручальное кольцо мне надели через тюремную решетку. Но, возможно, вступать в брак таким образом не самый лучший вариант.
В 1956 году на Международном конкурсе писателей-юмористов я был удостоен первой премии и медали «Золотая пальмовая ветвь».