Ничего, кроме горькой иронии не могут вызвать громогласные, исполненные пафоса и принципиальности выступления западных общественных и политических деятелей, когда речь заходит об участии в мировом чемпионате по футболу в Аргентине или о допуске команды регбистов Южной Африки в какую-либо европейскую страну, ибо куда девается у них этот самый пафос и эта самая принципиальность перед лицом наглой агрессивности советского и восточноевропейского тоталитаризма?
Если у Свободы хватает мужества открыто заявлять себя только по отношению к слабому противнику, то эта Свобода находится в смертельной опасности, если вообще уже не обречена.
Что ж, пусть мертвые хоронят своих мертвецов, у нас с тобой один выход: сопротивляться.
ДВОЙНОЙ СЧЕТ
1
Сообщение немецкого телеграфного агентства: „Сегодня в Федеративную республику Германии прибыл представитель советских рабочих, председатель ВЦСПС Александр Шелепин".
Александр Шелепин! Кто не знает у нас его „этапы большого пути": вождь сталинюгенда, член политбюро партии, председатель Комитета государственной безопасности. В конце пятидесятых составлял проскрипционные списки на русскую интеллигенцию, вдохновлял в начале шестидесятых культурный погром в Манеже, не брезговал и мокрыми делами. (Министерству юстиции ФРГ пришлось временно снять с него преследование за прямое соучастие в убийстве Ребета и Бандеры для того, чтобы „высокий гость" мог въехать на территорию Германии.) Хорош представитель советского пролетариата, ничего не скажешь!
И я мысленно рисую перед собой ситуацию наоборот: в Германии царит фашизм, а в Советском Союзе процветает парламентская демократия. И вот в этих условиях Свободные советские профсоюзы принимают у себя в качестве представителя немецких рабочих Гиммлера или Кальтенбруннера, а? Как бы отнесся к этому германский пролетариат?
Но если серьезно, то почем нынче на политическом рынке солидарность трудящихся всех стран?
2
Передо мной тоненькая, непрезентабельная на вид книжечка. Это не „Иван Денисович", и, тем более, не „ГУЛаг", где речь идет о событиях отдаленных от Италии временем и расстоянием. В этой книжке, безо всяких комментариев опубликован список итальянцев (в основном коммунистов), перемолотых железными челюстями Лубянки.
Казалось бы, одного этого документа достаточно, чтобы отбить у слишком ретивых энтузиастов к социальным экспериментам одного класса над всеми другими и, прежде всего над самим собой, но не тут-то было: чуть не на каждой стене здесь красуются серп и молот или красная звезда.
Впрочем, что стоят доказательства во времена всеобщего помешательства!
3
Мы сидим с ним у телевизора и смотрим репортаж о беженцах из Камбоджи. Я познакомился с ним недавно и мы, к удивлению окружащих, быстро сошлись, приходя с разных политических концов к одним и тем же выводам. К удивлению, ибо он - герой майских событий шестьдесят восьмого года, недавний троцкист, маоист, экзистенциалист и еще Бог знает что, а я - исчадие консервативного ада, поклонник давно изжившей себя представительной демократии, да к тому же, что уже совсем непростительно на просвещенном Западе, верующий человек. Согласитесь, симбиоз довольно странный, если не противоестественный.
Я вижу, как искренне, как мучительно переживает он трагедию, которая разворачивается перед нами на экране: бредущие по дорогам толпы человеческих теней, вымершие деревни, агонии крохотных, со вздувшимися животами скелетов, едва обтянутых ссохшейся кожей.
- Какой ужас, - в глазах у него неподдельное страдание, - разве этого мы ждали от них!
- Вот что значит разный опыт, дорогой друг, - срываюсь я, - мы от них, например, ничего другого не ждали. Так было, так есть, так будет. И заметь, господин Пол Пот учился не в университете имени Лумумбы, а у вас в Сорбонне. И учителями его были вы - французские маоисты.
- Они просто не поняли нас, они извратили наши идеи.
- Значит, Сталин это не только восточная монополия?
- Собственно Сталин - да, такая личность могла сформироваться лишь в условиях азиатской ментальности, но мотивы сталинизма в той или иной степени свойственны любому обществу, в том числе и нашему.
- Значит, ты думаешь, что у вас этого не может быть?
- Во всяком случае, в том виде, в каком это происходило у вас.
- А если ты ошибаешься?
- Я уверен в этом…
А в цветном провале телевизора, прямо у нас на глазах, умирают ни в чем не повинные люди.
НЕМНОГО О СТАЛИНЕ И СТАЛИНЩИНЕ ВООБЩЕ
Помнится, это было в пятьдесят девятом году, в Краснодаре. Я приехал тогда в этот город для сбора материала к первой своей прозаической книге. По такому случаю местные журналисты и литераторы, мои бывшие газетные сослуживцы устроили в складчину небольшой сабантуй в городской чебуречной, что на улице Красной. В самый разгар застолья перед нами неожиданно выявился небольшого роста лысоватый человек в летней, китайского производства паре и в той же марки сандалиях на босу ногу. Цепкими глазами обегая присутствующих, человек заискивающе, даже с подобострастием улыбался:
- Здравствуйте товарищи, - его заметный акцент был явно западного происхождения, - разрешите?
Пишущая братия раздвинулась, освобождая новому гостю место, нестройно загудела:
- Просим, просим…
Подвыпившие журналисты, каждый по-своему, спешили обрадовать нового собутыльника:
- Ваша корреспонденция с камвольно-суконного комбината сегодня пошла в эфир…
- У нас тоже завтра в номере ваш материал о ленинских субботниках…
- Шеф уже дал „добро" на три ваших информации…
Ко мне доверительно наклонился тогда еще только начинавший, а теперь уже довольно известный в России прозаик:
- Ты знаешь, кто это?
Я пожал плечами.
- Матиас Ракоши…
Меня бросило в дрожь. Пожалуй, именно в тот день, за случайным столом провинциальной забегаловки я впервые всерьез задумался о подлинной природе и сущности диктаторской психологии. Глядя на этого лысоватого заискивающего человека с цепкими, холодной пустоты глазами, я впервые тогда задался вопросом: как, какая сила превращает таких вот, безобидных, на первый взгляд, обывателей, типичных „пикейных жилетов" из полугородских „образованцев" в палачей целых народов, безнаказанно попирающих все Божеские и человеческие законы?
Мне уже тогда доподлинно было известно, что сидящий сбоку от меня и доживающий дни в заштатном городе „страны победившего социализма" пенсионер, пробавляющийся на досуге рабкоровской деятельностью, не только отправил на тот свет десятки тысяч ни в чем не повинных людей, но и зачастую не брезговал лично участвовать в неподдающихся описанию „допросах с пристрастием". (Поговаривали даже, что этот монстр в китайской паре не постеснялся присутствовать при кастрации одного из ближайших своих соратников.)
Отчего, по какой причине, в силу каких обстоятельств все эти „дети разных народов", являясь продуктом разных культур и даже рас, прошедшие различную, порою даже взаимоисключающую школу воспитания так похожи в своей поистине звериной ненависти к ближнему, в своем патологическомстремлении к власти, как таковой, в своей безумной жажде разрушения и распада? Что роднило и до сих пор роднит их - этих, ставших выродками рода человеческого людей: разночинца Ленина и потомственного шляхтича Дзержинского, выходца из земельных буржуа Троцкого и люмпена Ежова, аптекарского ученика Ягоду и безродного мингрела Берию, рафинированного интеллигента Менжинского и профессионального бандита с большой дороги Багирова, и взятых их всех вместе с несостоявшимся грузинским священником, обер-палачом государств и народов Сталиным, а также их сегодняшними последователями от Мао Цзэдуна и Пол Пота до Амин Дады и Матиаса включительно?
Представьте себе мальчика из полунищей грузинской семьи, сочиняющего восторженные, но, к сожалению, дрянные стишки о родине и ее природе, к тому же готовящегося стать священником, и того же, постаревшего на десятки лет мальчика, санкционирующего гибель миллионов людей, не только у себя дома, но и во всех частях света, и при этом кокетливо резонерствующего: „Смерть одного человека - трагедия, смерть миллиона людей - статистика".
